Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 18. Феликс Кривин
Шрифт:
А там попадется болото, в котором можно будет устроить привал… Что за чудесная вещь — привал в болоте! И прохладно, и не слишком глубоко. Освежайся, набирайся сил, чтобы ползти в океан. Ведь, наверно, можно приползти в океан, если так ползти — от болота к болоту.
Смотрите в оба
У рыбы Четырехглазки два глаза, но каждый из них смотрит в оба: и вниз, откуда на Четырехглазку могут напасть, и вверх, откуда на Четырехглазку могут напасть, — и сверху и снизу на Четырехглазку могут напасть, поэтому
Глаза у нее устроены так: нижняя часть держит в поле зрения воду, верхняя контролирует воздух. А сама Четырехглазка — между воздухом и водой. Между воздушной и водной опасностью.
Нужно только смотреть в оба — и туда смотреть в оба, и сюда смотреть в оба… И тогда между ними, двумя опасностями, между огромной верхней и огромной нижней опасностью, между воздушной и водной опасностью проляжет тонкая, тончайшая линия — безопасность.
Один из морских ежей
Сказать о том, что этот морской еж ходит на зубах, значит испугать всех рядовых пешеходов. Добавить, что он ходит на иглах, значит еще больше испугать пешеходов да вдобавок сильно озадачить портных. Чтобы ходить на иглах и на зубах, нужно быть очень уж страшным чудовищем.
Но этот еж не чудовище. Просто он ходит на зубах. Другие не ходят на зубах, но зубы у них тоже не сидят без работы. А он ходит на зубах. Гуляет на зубах. Для него прогулка на зубах — лучший вид отдыха.
Нельзя сказать, чтобы этот еж только гулял на зубах, если только гулять на зубах, то, как говорится, быстро протянешь зубы. Нет, он сначала погуляет, а потом поест. А после еды снова погуляет (это особенно полезно — прогулка после еды). Причем он ест все подряд, не перебирая. Он совершенно всеядный еж.
Правда, всеядность его больше в том заключается, что его самого все едят. Несмотря на то, что он гуляет на зубах, распугивая пешеходов, и что он ест все подряд, — его едят все подряд.
Так он сочетает всеядность со съедобностью. Но называют его все-таки Съедобный Морской Еж. Не Всеядный, а Съедобный Морской Еж.
Потому что ценят его не за всеядность, а за съедобность.
Скальные морские ежи
Входя, не забывайте о выходе. Не следуйте примеру некоторых морских ежей.
Некоторые морские ежи входят в свое жилище, забывая, что им придется из него выходить. И они живут, ни в чем себе не отказывая, тем более, что все это им само плывет в рот.
В такой ситуации, конечно, толстеешь. До того растолстеешь, что потом не пролезешь в дверь. И когда приходит пора выходить, морские ежи начинают сетовать и роптать на судьбу, которая не оставила им выхода. Но разве судьба не оставила им выхода? Она дала им выход, когда давала вход. А они, помня о входе, начисто забыли о выходе.
И теперь они мечутся, морские ежи:
— Где выход? Нет выхода!
И жилище их превращается в то, о чем даже грустно сказать. И неудобно сказать, не сняв шляпы.
Судьба Хамелеона
Хамелеон
Если бы кто-нибудь знал, как ему надоело приспосабливаться! Фон постоянно меняется, за ним только поспевай. Приноровишься к зеленому, войдешь во вкус, освоишь все тона и оттенки, — чего, кажется, больше: цвети, зеленей, пускай корни, как зеленая травка, — так нет же, зеленое сменяется желтым. И снова в него врастай, осваивай, входи во вкус, потому что без вкуса такое дело не делается. Ведь в каждый цвет нужно душу вложить — когда зеленую, а когда желтую душу. Причем, душу тоже нужно уметь вкладывать: плохо, когда недоложишь, но плохо, и когда переложишь…
И только перед смертью, в самом конце, Хамелеон выражает свой протест общему фону. И тогда на этом фоне появляется что-то ярко-пурпурное, заявляющее о себе на весь мир, опровергающее любой фон, который делал незаметным Хамелеона. Теперь он заметен, теперь его хорошо видно всем. Идите, смотрите — вот как умирают хамелеоны.
Золотополосый Афиосемион
(семейство карпозубых)
Золотополосый Афиосемион, которого для краткости можно называть Семеном, живет в болоте, в котором грязи хоть отбавляй, а сырости, надо прямо сказать, не хватает. Жил бы Семен в Европе или, допустим, в Америке, ему бы вода, как говорится, падала с неба. А в Африке жди, когда она тебе упадет. Пока с неба упадет, в своем болоте вся пересохнет.
Те рыбы, которые имеют для своих детей океан, редко думают о том, что из их детей вырастет. У Семена нет океана. И никогда не будет у него океана. И к этому он готовит своих детей.
Он высушивает свою икру, хорошенько высушивает, чтобы эта икра, когда она станет взрослой, не боялась самой суровой засухи. Он закаляет свою икру на жаре, потому что понимает: его детям мало что с неба упадет.
Очень важно приучить детей, что им не упадет с неба, что нужно пройти через трудности, если хочешь вырасти не каким-нибудь Лиогнатом (которого для краткости можно назвать Игнатом), не каким-нибудь Барбоурисом (которого для краткости можно назвать Борисом), а настоящим, сильным, закаленным в сухих песках Золотополосым Афиосемионом. Которого для краткости можно назвать Семеном.
Старость моллюсков
Если бы молодость видела… Но она не видит, у нее для этого не хватает глаз.
С годами панцирные моллюски смотрят на мир все новыми и новыми глазами, пока их, глаз этих, не наберется до десяти тысяч штук.
Десять тысяч глаз вроде бы многовато, но ведь сколько приходится повидать, пока состаришься… Может быть, оттого и старишься, что много приходится повидать, что с каждым годом смотришь на мир все новыми и новыми глазами…