Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
— Королевы нету, — сказал Брикетов. — Королева— это ферзь. А тура — это ладья.
— Ну да, — согласился Супонин. — Ладья — это тура, а офицер — это слон.
— Ну что, — спросил Брикетов, — сыграем?
— Доставай, — сказал Супонин. — А то не успеем оглянуться — приедем.
Брикетов снял с полки сумку и достал шахматную доску.
— Прямо на коленях? — спросил он, раскрывая доску-коробку.
— А где же? — сказал Супонин, глядя на действия Брикетова.
— Жаль, третьего нет, — сказал Брикетов.
— Будний день, —
— Пики — козыри! — объявил Брикетов, закончив сдавать. — Я хожу, у меня шестерка.
— Ходи! — сказал Супонин, разворачивая карты веером. — Это тебе не «е-два е-три»!
На черно-белую доску шлепнулась первая карта. Электричка подъезжала к первой остановке.
197?
— Дела! — сказал Супонин, складывая газету. — Де-ла-а! Слышь, физики новую частицу нашли!
— Иди ты! — обрадовался Брикетов.
— Вот если хочешь знать, кого я по-настоящему уважаю, — сказал Супонин, — так это я тебе скажу кого.
— Мясников? — предположил Брикетов.
— Это-то да, — сказал Супонин. — Это само собой. А помимо мясников я еще уважаю научных деятелей, в том числе и ученых. Математиков там, химиков, физиков…
— Физика — это да! — сказал Брикетов. — Физика — это… — он поискал слова, — царица полей!
— Царица полей — это пехота, — возразил Супонин. — И еще кукуруза. А физика — это царица наук. Я это прочитал в журнале «Наука и жизнь».
— Правильно написано, — определил Брикетов. — Я тебе больше скажу: я об этом сам думал. И выходит, что все великие люди были физиками. Ломоносов — раз, Архимед — два, и потом этот, ну как его? Альфред, что ли?
— Альберт Эйнштейн, — важно сказал Супонин.
— Во-во! — сказал Брикетов. — Только что он изобрел, я забыл.
— Он то изобрел, что все относительно, — сказал Супонин.
— Постой, — сказал Брикетов. — Разве это он, а не Циолковский?
— Ты все спутал, — сказал Супонин. — Циолковский — он не по этому делу. Он все открыл насчет космоса. Он, если хочешь знать, самый был великий гений, хотя и глухой. Я про него кино смотрел. Так он там только через трубку слышать мог.
— Ну и что? — сказал Брикетов. — Это ничего не значит. Вот у тещи моей бывшей…
— Погоди, — сказал Супонин. — Я тебе еще про этого хотел досказать, про Альберта. «Все, — говорит, — относительно». Взять хоть тебя. Ты мужик здоровый. А из чего состоишь?
— Из чего? — Брикетов пожал плечами. — Из мяса. Из костей и мускулатуры.
— Вот, — сказал Супонин. — А мясо из чего?
— Из жил, — сказал Брикетов.
— Из атомов! — с торжеством сказал Супонин. — А атомы относительно тебя — фигня. Их и в микроскоп не витать.
— Колоссально, — сказал Брикетов. — А вот атомы из чего?
— Из частиц, — сказал Супонин, подумав. — Из частиц и материи.
— А материя? — не отставал Брикетов.
— Неизвестно, — сказал Супонин. — Про это ничего не написано. Может, сами не знают.
— А может, и знают, — сказал Брикетов, — да это государственная тайна.
— Ну, что тебе сказать, — вздохнул Супонин. — Непростая вещь — физика. Где еще бывают другие законы. Например, закон, что плюс на плюс будет минус.
— Закон бутерброда, — сказал Брикетов. — Как ни роняй — все маслом вниз. Я вчера уронил — точно! Я еще два раза попробовал, для опыта. Как из пушки — маслом книзу, и все!
— А потом? — спросил Супонин.
— Потом съел, — сказал Брикетов. — А вот ты про закон сосудов слыхал?
— Закон сосудов? — Супонин оживился. — Это как? Сколько вольешь, столько и выпьешь, что ли?
— Ну, в общем, да, — сказал Брикетов. — Это если, значит, разные сосуды соединить, так вода будет на уровне, понял? А если разъединить, так потечет.
— Ежу понятно, — сказал Супонин. — Мне про этот закон вчера один физик объяснил. С тридцать девятой квартиры. «Зайдите, — говорит, — у меня опять в ванной течет».
— Пойдешь к нему? — спросил Брикетов.
— Мне он тот раз пятерку уже дал, — сказал Супонин. — В этот раз может не дать. Сходи ты лучше.
— Ох, эти физики, — сказал со вздохом Брике тов. — Может, сделать ему нормально?
— Ну что тебе сказать? — проговорил Супонин. — С одной стороны, конечно, наука, это мы уважаем. А с другой стороны, о себе тоже надо думать…
Оба взяли свои чемоданчики с ключами и прокладками, расписались в журнале техника-смотрителя и отправились трудиться.
197?
— Стой, Коля, — сказал Брикетов. — Перекурим.
Оба остановились, закурили.
— Тяжелая, зараза, — сказал Супонин.
— Это еще самый мелкий, — сказал Брикетов. — Другие-то вдвоем и не поднять.
— Говорят, в Италии один чудак жил, скрипки обожал делать, — сказал Супонин. — Страдивариус его фамилия была,
— Вчера в «Добром утре» про веселого архивариуса пели, — отозвался Брикетов.
— Страдивариус — архивариус! — восхитился Супонин. — Стих получается! Да, ну вот. Он, старикан этот, самый был крупный специалист. Маленькие такие скрипочки изготовлял, лакированные. И, между прочим, хорошие деньги имел.
— А какие у них деньги были?
— Как какие? — не понял Супонин.
— Ну, рупии там, или кроны?
— Нет, не рупии, — сказал Супонин. — Постой, какие же у них деньги были? Шиллинги, что ли? Нет… А, вспомнил — луидоры. За одну скрипку ему сто тысяч давали.