Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
Краюхин был взволнован.
— Коля, — сказал он своему приятелю Амурскому, — у меня через год выходит книжка. Включена в план издательства.
— Поздравляю, — зевнул Амурский. — Мне тебя жаль.
— Почему? — обиделся Краюхин.
— Никто твою книжку не купит.
— Да почему?!
— Потому что никто тебя не знает.
— Прочтут и будут знать!
— Смешной ты, — сказал Амурский. — Сперва надо, чтобы знали, тогда прочтут. Или как минимум «Войну
— Нет, — признался Краюхин. — У меня в несколько ином ключе…
— Я и говорю, — сказал Амурский. — Никто твоего дебюта не заметит.
— А что же делать? — спросил встревоженный Краюхин.
— Имя, — веско сказал Амурский. — Надо делать себе имя..
— А как? Как его сделаешь?
— Надо, чтоб тебя знали. Узнавали, как Пушкина по бакенбардам. Надо везде бывать, надо, одним словом, вращаться. Понимаешь?
— Понимаю, — неуверенно сказал Краюхин, — Но…
— Позвони при свидетелях кому-нибудь из великих, например Михалкову. Чтоб все знали, что ты с ним знаком.
— У меня его телефона нет, — сказал Краюхин.
— Узнаешь, — пожал плечами Амурский. — Ты пойми: ну, кто ты сейчас? Какой-то там Краюхин. А надо, чтобы все знали: а, так это тот самый Краюхин!.. Мысль понимаешь?
— В общих чертах… — сказал Краюхин.
Краюхин делал себе имя в течение года. Он побрил череп, отрастил усы и ходил по улицам с сиамским котом на одном плече и вороной на другом. Он приходил в известный ресторан, заказывал студень, вынимал голубую бумагу и принимался писать на ней куском угля. Просидев вечер, он складывал бумаги в клетчатую сумку и уходил, не притронувшись к студню.
Амурский тоже, как видно, не дремал. По городу ползли слухи, что вот-вот выйдет книга писателя Краюхина — как, вы не слышали? — но достать ее будет невозможно. Потом стали говорить, что книга вообще никогда не увидит света, потому что в ней есть такие моменты… ну, вы понимаете… Затем выяснилось, что книга все-таки выйдет, но никому не достанется, так как весь тираж закупил известный член Союза писателей, чтобы сжечь из зависти. Далее, из тех же источников городская общественность была оповещена о том, что часть тиража удалось спасти, но такую малую, что книга писателя Краюхина уже стала библиографической редкостью. Поэтому надо бдительно следить за рынком. Может, кому и повезет.
Книга вышла. Очереди опоясывали книжные магазины тройным кольцом. Ничего подобного не могли припомнить даже самые старые и опытные букинисты, пережившие подписи на Эренбурга, «Библиотеку приключений» и Достоевского. Сновавшие в толпе люди Амурского подогревали ажиотаж. За место в очереди предлагали большие деньги, но денег никто не брал.
Весь тираж краюхинской книги был раскуплен за полчаса.
— Теперь ты понял? — спросил Амурский.
— Что ты, Коля, — благодарно сказал Краюхин. — Просто не представляю, что бы я без тебя делал!..
На следующий после банкета день Краюхин вышел на улицу прогуляться. Мимо Краюхина прошли два молодых человека.
— Это он! — услыхал Краюхин. — Он, я тебе говорю!
Краюхин почувствовал себя небожителем. Молодые люди оглянулись несколько раз и быстро ушли вперед.
Краюхин шел, узнаваемый всеми. За спиной шептались. Из-за угла вышла толпа молодых людей. Впереди шли двое, которых Краюхин повстречал раньше. В руке каждый держал книгу — его, краюхинскую книгу!
Краюхин двинулся к толпе.
— Пожалуйста! — широко улыбнулся он, доставая авторучку. — С удовольствием!
— Ну и хорошо, — сказал молодой человек, подавая книгу.
К вечеру Краюхину вернули треть тиража. Когда складывать книги было уже некуда, Краюхин полетел к Амурскому.
— Подумаешь, — сказал Амурский. — Шекспир тоже не всем нравился.
— Я не Шекспир! — закричал Краюхин. — Меня все в лицо знают! Домой несут!
— Интересно, — сказал Амурский. — Что ж ты там написал?
— Ты что?! — страшным голосом сказал Краюхин. — Не прочитал?
— Извини, — сказал Амурский. — На все времени нет.
— Зачем же тогда, — затрясся Краюхин, — зачем ты мне советы давал? И ворона зачем? И студень?!
— По дружбе, — объяснил Амурский.
Краюхин схватился руками за голый череп и, шатаясь, подошел к окну.
Внизу стояли люди с книгами в руках и выкрикивали его имя.
1973
Подумать только! Они его осуждают! Говорят, как он мог с тобой так поступить? Как ты могла быть такой дурой?
Сами они дураки! Они дураки, а он — умница. Я сразу, как мы познакомились, поняла, какой он способный: и читал, и писал, и расписывался красиво. Правда, со мной не расписался. Он сказал, расписка любви не заменяет. И правильно! Что, нет, что ли? А меня он всегда любил. И все делал, что я ни попрошу. Я ему говорю:
— Леша! Иди учиться!
Ну, он и пошел. Только, конечно, условие поставил, что тогда с работы уйдет. Ну и правильно! Его зато в вечерней школе всем в пример ставили, как он хорошо работу с учебой совмещает. А после школы он дальше пошел, в институт. Потому что его к знаниям уже сильно тянуло, а работать он уже не хотел. И правильно! Что он, двужильный, что ли? И потом, я же сверхурочно взяла, неужели же нам не хватало? Всегда нам хватало, особенно на него.
А после института пришел и диплом показывает.
Я говорю:
— Леша! А я тебе за это костюм купила.
Он надел, ему так хорошо! Прямо жених!
Он говорит:
— Знаешь, по-моему, все-таки пора уже иметь нормальную семью.
Я говорю:
— Лешенька! Я этих слов давно жду!
Он говорит:
— Ну и отлично, завтра я тебя с ней и познакомлю. Я, конечно, ужасно обрадовалась. Потому что она такая начитанная, на рояле играет. А на свадьбе-то он меня сразу не узнал, потому что я на каблуках была. А потом узнал, говорит: