Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Диспут разгорался. Несколько пожилых преподавателей, сидевших в первом ряду, с улыбкой переглядывались между собой.
А Гельтищев все продолжал стоять на трибуне.
О нем как будто забыли, да и он сам забыл, где стоит, с интересом следя за разворачивающейся борьбой мнений, изредка выкрикивая что-то ироническое и насмешливое.
— Во дают, — с восхищением прошептал Таран на ухо Николаю.
Николай кивнул головой. Куда бы он ни смотрел, взгляд его неизменно возвращался к Маше. Девушка раскраснелась,
Но вот Гельтищев, улучив момент, когда в зале стало относительно тихо, торжественно произнес:
— Товарищи, минуту внимания. Второй из трех пунктов моего выступления заключается в следующем. Редакция бывшей, ныне закрытой газеты «Мысль» поручила мне довести до вашего сведения один документ.
В наступившей тишине он достал из кармана бумагу и громко прочитал:
— «Воззвание к тарасовцам!»
По рядам пробежал смешок. Студенты четвертого курса филфака невольно вспомнили тихое украинское село, где прошлой осенью работали на уборке урожая. После этого они себя в шутку и стали называть тарасовцами. Но чтобы публично адресовать им такой документ… да еще требовать поддержки только потому, что они гдето все вместе жили и работали…
Это уж слишком!
Гельтищев между тем продолжал читать. В «воззвании» говорилось, что редакция «Мысли» считает, что газета закрыта несправедливо, что это «голый диктат силы», лишение «свободы слова», что газета нужна и даже полезна, ибо она борется за настоящее советское искусство, в спорах рождается истина…
Но чем дальше он читал, тем все более нарастал возмущенный шум в зале. Послышались возгласы:
— Долой!..
— Нам нужна другая газета!
— Позор для факультета!
— Даешь новую газету! Новую редколлегию!..
Раздались голоса и кое-кого из бывших членов редколлегии газеты:
— Я не знаю такого воззвания!.. Я его в глаза не видел!..
— Последняя карта бита! — радостно закричал Андрюшка Рогов.
Гельтищев заметил, как Анатолий делает ему какие-то отчаянные знаки. Он кивнул головой и, вытащив из кармана клочок бумаги, замахал им в воздухе.
— Я не кончил! Есть еще один документ!..
И снова в зале воцарилась настороженная тишина.
— Мы можем спорить и не соглашаться друг с другом, издалека начал Гельтищев. — Но одно требуется от всех нас в таком диспуте — честность, принципиальность! Я больше всего ка свете ненавижу хамелеонов, людей двуличных, верящих в одно, а открыто отстаивающих другое, если это помогает им выдвинуться, сделать карьеру.
— Ближе к делу! — крикнули из зала.
— Я уже очень близок, — угрожающе произнес Гельтищев. Я хочу вывести на чистую воду такого человека. Вот эта записка, — он еще раз взмахнул клочком бумаги, — она носит интимный характер и попала ко мне случайно. Но кое-что в ней имеет общественное значение и позволяет выявить истинное лицо ее автора.
Гельтищев сделал рассчитанную паузу, накаляя атмосферу в зале.
— Да не тяни же, Валерий!
— Я не тяну. Речь идет о приглашении этого человека к нам в компанию. На словах этот человек против нас. И громко выступает так сегодня. А на деле он совсем иной. И вот он пишет одному из нас:
«…твои взгляды я уважаю… Я готов пойти с тобой к ним. А примут они меня?» — Гельтищев негодующе повысил голос. — И этот человек — наш сегодняшний докладчик Андрей Рогов!
Буря разразилась в зале.
— Ложь!..
— Это фальшивка!..
— Записку в президиум!..
Гельтищев сошел с трибуны и торжественно передал записку в президиум. Над ней сразу склонилось несколько человек.
Андрюша сидел у края стола весь пунцовый от стыда и волнения. Ему придвинули записку.
Наконец председательствующий поднялся со своего места и в мгновенно наступившей тишине объявил:
— Товарищи, записку писал Рогов…
И снова вспыхнула буря взволнованных криков.
— Пусть даст объяснения!..
— Позор!..
— Рогова на трибуну!..
Но Андрюша лишь отрицательно мотал головой.
Шум нарастал. Таран наклонился к Николаю и возбужденно сказал:
— Это что же такое происходит, а?
Николай с тревогой пожал плечами. Срывался не только диспут, срывалось и его выступление, а значит и…
Неожиданно откуда-то из середины зала раздался звонкий девичий возглас:
— Я дам объяснения!
Между рядами пробиралась Марина. Затихший зал провожал ее рядами встревоженных глаз.
Андрюша еще ниже опустил голову.
Марина взошла на трибуну и, будто боясь, что ей в последний момент изменит решимость, взволнованно и торопливо выпалила:
— Это моя записка! Ее у меня украли! Да, да, украли! В тот самый вечер! И это подлость использовать ее сейчас! Это я уговаривала Андрея пойти к ним. Я их не знала, я думала… А Андрей решил так только из-за меня! А потом все-таки не пошел. Он так и сказал: «Это будет подлость по отношению к самому себе». Я так на него рассердилась! А теперь… теперь я так рада… Я даже горжусь им!
Марина говорила сбивчиво, но с подкупающей искренностью и волнением. И зал сдержанно гудел, как туго натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.
И как только девушка в синей кофточке сбежала с трибуны, снова грянул шквал возмущенных возгласов:
— Позор!..
— Исключить провокаторов из комсомола!..
— Долой их с факультета!..
— Вон!..
Андрюша смотрел в зал сияющими, счастливыми глазами, потом он что-то возбужденно зашептал на ухо председателю. Тот согласно кивнул головой и поднялся со своего места.