Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Но Аня, веселая и строгая, скромная и дерзкая, иногда такая вдруг простая и добрая, но никогда не ласковая, всегда недоверчиво насмешливая, разом перевернула все его представления о любви. Какая там радость!.. Казалось, не было и минуты, чтобы Василий без тоски и боли не думал об Ане. Что она сейчас делает? С кем говорит? Кому улыбается? Не выдержав, он звонил ей по телефону, и Аня говорила с ним весело и строго, то охотно, то нетерпеливо, потому что он отрывал ее от каких-то спешных дел.
И за каждую минуту действительного,
И все-таки ребята с недавних пор начали догадываться о его состоянии и между собой осуждали Аню. Зачем морочить голову парню? Нет так нет, отрезала бы, и все! А если да, если парень ей нравится, то уж совсем глупо так его мучить. Николай однажды даже пытался поговорить с Аней, но та сердито и резко оборвала его. Нет, по твердому убеждению ребят, Аня вела себя неправильно.
В последнее время у Василия было особенно тяжело на душе. Чтото так ослепительно ярко вспыхнуло у него в сердце в тот счастливый миг, когда они танцевали с Аней, так непередаваемо радостно стало ему вдруг, что наступившие вслед за этим дни, когда он больше не видел ее, показались невыносимыми.
Аня молчала, не звонила, не забегала в цех. Значит, для нее, для Ани, ничего не вспыхнуло в тот миг.
А раз так, то все! И Василий Таран поклялся, что больше не позвонит ей. Но от этого на душе стало еще тяжелее.
А Борис еще смеет сердиться, что Таран не слушал инструктажа! Спасибо, что Василий вообще как-то дышит, ходит, работает не хуже других и вот даже идет патрулировать. Это просто удивительно, как он умудряется все это делать и вдобавок еще острить и балагурить.
— Эх, напиться, что ли? Вот потеха будет, — сказал Таран, когда они с Борисом, немного отстав от остальных дружинников, подходили к Приморскому бульвару. — В жару только неохота.
Борис подозрительно покосился на друга.
— С чего это тебе напиваться?
— А! — досадливо махнул рукой Таран. — Не понимаешь ты человеческой натуры!
— Твоей, что ли?
— Хотя бы и моей! На все мне теперь наплевать, понял?
— Ты себя не очень-то распускай. Я понимаю, из-за чего другого, а то из-за девчонки…
Таран насмешливо и горестно присвистнул.
— А мне теперь она — до лампочки! Подумаешь! Свет не в одном окошке.
— Во-во! Главное, духом не падать.
— Точно. Вот как пущусь в разгул…
Теперь они шли уже по бульвару.
Зной постепенно спадал. И с моря, ставшего из плоского, золотисто-пепельного глубоким и переливчато-синим, потянул ветер. Приплывшие с юга редкие облачка временами закрывали солнце, и тогда по бульвару из конца в конец ползла спасительная тень.
На аллеях стало людно.
Неожиданно Борис толкнул Тарана:
— Гляди, вон наш красавец сидит.
На одной из скамеек лениво развалился Жора Наседкин, закинув ногу на ногу и покуривая сигаретку. Он тоже заметил ребят и приветственно помахал им рукой.
В этот момент к нему подбежал запыхавшийся Червончик и шепотом сообщил:
— Пахнет колоссальной сделкой. Засекли двух с той посудины.
— Что толкают?
— «Рок». Штук двадцать. Цена вполне приемлемая. Нужна наличность.
— Будет. Где клиенты?
— Решили промочить горло. Идут в «Южный». Вот они, Червончик указал на двух матросов, валкой походочкой направлявшихся в сторону площади.
Один из них нес в руке небольшой ярко-желтый чемоданчик.
— Предупреди, что я буду там через десять минут, — распорядился Жора, — пусть ждут. Берем всю партию.
Червончик с сомнением покачал головой.
— Многовато. Трудно будет реализовать.
— Пхе! У нас на курсе есть интересующиеся. Душу заложат.
— Это другая песня. Вопросов больше нет.
Червончик мгновенно затерялся в толпе. А спустя несколько секунд Жора, потягиваясь, поднялся со своего места.
Ни Таран, ни Борис не заметили этого короткого разговора. Совсем другое привлекло в это время их внимание.
В противоположном от площади конце бульвара, где за массивной стеной начинались дачи санатория, дружинники задержали двух парней в пестрых шелковых рубашках навыпуск и светлых брюках-дудочках.
Один из них, высокий, светловолосый, с ослепительной белозубой улыбкой, держал сверток, перевязанный бечевкой, другой — толстый, с поросячьими, злыми глазами — объемистый портфель из свиной кожи.
Высокий улыбался широко и обезоруживающе добродушно, лишь в глубине его светлых холодных глаз чуть поблескивали временами враждебные льдинки.
— Да вам все почудилось, дорогие товарищи, — говорил он в тот момент, когда подошли Таран и Нискин. — Какой «бизнес»? С чего? Мы просто имеем серьезный разговор с моим другом. Встали в сторонку. Ну и что? Зачем делать шум? Вон сколько хороших граждан потревожили, — и обвел рукой собравшихся вокруг людей.
— Плоды просвещения, Майкл, — с издевкой пояснил толстый. — Начитались газет и показывают сознательность. Или я ошибаюсь? Тогда извините, и «мы с вами только знакомы, как странно».
Таран не мог пропустить такой случай и немедленно ввязался в конфликт.
— Ничего странного! Я, например, и другие товарищи интересуются вашим портфелем, — обратился он к толстому. Попрошу предъявить.
— Обыскивать не имеете права! — вмешался высокий парень. — Кто вы такой? Я вас не знаю! Ты его знаешь, Фред?