Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Тебя как зовут-то? — спросил Коля Маленький.
— Федор.
— Так, Федя, рабочий человек. Выходит, развлекаешься, душеньку свою веселишь?
— Было бы от чего… веселиться.
Федор постепенно приходил в себя. И снова обрушилось на него все, от чего он пытался убежать в этот вечер: тоска, ненависть, любовь, а главное — презрение, глубочайшее презрение к самому себе, от которого хотелось выть и биться головой вот об эту скамью. Но сил не было. А тут еще эти… чего им
И такая боль, такое отчаяние исказили его лицо, что Коля Маленький невольно присвистнул и многозначительно поглядел на Илью.
— Дела… Что с тобой, Федя, а? Видать, ты не от веселья набрался?
Федор молчал, безвольно откинувшись на спинку скамьи и опустив голову. Ему вдруг стало жалко себя, так жалко, что он даже застонал.
Коля Маленький встревожился.
— Что-то с парнем неладное, — озабоченно сказал он Илье. — Видал? Стонет.
— Может, болит чего?
Коля Маленький с досадой взглянул на приятеля.
— Душа у него болит, ясно тебе?
Он подсел к Федору и осторожно потряс его за плечо.
— Слышь, друг! Может, у тебя что случилось? На заводе какая авария или там по личной линии? Ты не таись. Мы же свои, поможем. Тоже ведь работяги.
Федор закрыл лицо руками и глухо ответил:
— Точно… авария… всей жизни моей авария…
Рукав его пиджака чуть съехал, и ребята неожиданно увидели на руке темные разводы татуировки.
Сюжет рисунка не вызвал сомнений в прошлом этого парня. Но только ли в прошлом?
Коля Маленький значительно поглядел на Илью, давая ему понять, что тут случай особый.
Потом он критически оглядел Федора. Нет, этот парень сейчас работает у станка, больше того — у токарного станка. Все это Коле Маленькому сказали руки Федора, заскорузлые, с мозолями и неотмываемыми следами масла. И ссадины на них одна совсем свежая — были как раз на тех местах, которые сбиваешь на старом токарном станке, особенно на первом году работы. Вот и рваные порезы от стружки, много порезов. Да, этот парень недавно стал к станку. Это ясно. А что было до этого?
Коля Маленький был человек наблюдательный и умел делать выводы.
— Федя, — мягко спросил он, — ты, может, кого из прежних друзей встретил? Потянуло на старое, а?
Это так неожиданно совпало с тем, что мучило сейчас Федора, что в его еще затуманенном водкой мозгу даже не вызвало удивления или страха. Наоборот, в голосе незнакомого парня было столько дружеского сочувствия, такое понимание беды, в которой оказался Федор, что исстрадавшаяся, одинокая душа его невольно открылась навстречу.
— А я не пошел, — упрямо мотнул он головой. — Вот напился и не пошел… Теперь один он там шурует…
При этих словах ребята настороженно переглянулись. Речь шла о каком-то преступлении — тут сомнений не было.
И Коля Маленький впервые, может быть, растерялся.
Баракин осторожно выломал последний кусок надпиленной доски. Глухо сыпалась штукатурка. Но это не пугало его: сторож находился далеко, у дверей магазина.
Наконец открылся темный, душный проем.
Баракин разогнул затекшую спину и взглянул на часы. Половина второго! Нормально.
Он раскрыл чемоданчик, вытащил оттуда свернутую жгутом толстую веревку и, прикрепив один конец ее к балке, другой спустил в выпиленное отверстие. Затем, подумав, он снова нагнулся к чемоданчику и достал оттуда пистолет. Щелкнув затвором, сунул его в карман.
После этого Баракин выпрямился, разминаясь, осторожно прошелся по чердаку, покрутил руками, затем опять прислушался. Все было спокойно. Тогда он потушил фонарь, пристегнул его к поясу и в кромешной тьме начал спускаться по веревке.
Подсобное помещение он как следует еще не успел осмотреть: дверь, ведущая оттуда в магазин, оказалась наполовину застекленной и была прикрыта лишь тонкой белой занавеской. Значит, сторож мог заметить свет фонаря.
Очутившись в подсобном помещении, Баракин в полной темноте снова прислушался, затем осторожно подкрался к двери и слегка отодвинул занавеску.
Большое торговое помещение магазина тонуло во мраке. Только в окна струился свет от уличных фонарей. Сторож спокойно дремал в тамбуре выходных дверей.
Баракин опустил занавеску и стал вслепую шарить вокруг себя. Через несколько минут у него в руках оказался тяжелый отрез какой-то материн. Он развернул его и, встав на стул, укрепил на двух крюках, которые нащупал над дверью.
После этого он зажег фонарь и огляделся. Вещей было много, самых разных. В дальнем углу Баракин отыскал пустые чемоданы и принялся отбирать вещи, придирчиво рассматривая их под узким лучом фонаря и время от времени настороженно прислушиваясь.
Наконец один чемодан был наполнен. Баракин запер его, оттащил в сторону и принялся за второй.
…В это время к тому самому дому в тихом, полутемном переулке, в ворота которого два часа назад юркнул Баракин, подъехала грузовая машина.
Долговязый кадыкастый Уксус опасливо огляделся по сторонам, потом взглянул на часы. Нет, он не опоздал. Только бы пронесло все благополучно. Он забился в угол кабины и принялся ждать. Его трясло как в лихорадке. Какие там пять сотен! Только страх, панический страх, еще больший, чем перед милицией, перед судом, перед самим чертом или господом богом, пригнал его сюда.