Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– И я работала. Ночи прихватывала полный год, не в страду лишь. Не было часа головы поднять, оглянуться. Так деньки и катились, как колеса под гору. Из-за работы бездетной осталась: первого походя от небрежения скинула, другие уж и не держались, сами падали. Арехта был до работы жадный, и я тоже. За скотом ходить-то вы не ходили, не знаете. Скотине не скажешь: подожди. По нашему хозяйству праздников не бывало. И что год, то копилось работы и копилось, не видать ей было края…
Сухой, коричневой рукой с искривленными пальцами и вздутыми венами старуха пододвинула Нестерову глиняную чашку с грушами:
– Не побрезгайте, кушайте. Мои, не Арехтины.
Бесшумно ступая
– Что скажешь? А? Чужие в доме? – спрашивала хозяйка пса. – Ничего, так надо, так надо… – говорила она, поглаживая собаку по голове. – Ну, иди, иди.
Понимая, пес отступил, оглянулся и вышел.
– Когда в двадцать девятом Арехта порешил хозяйство, все распродал, – продолжала старуха повесть своей жизни, – у него сердце рвалось, а мне ничего. Я ему одно говорила тогда: «Хочешь ты или не хочешь, а выделяй мою долю. Выделяй как работнице, которая на тебя за одни харчи трудилась без сна, без отдыха одиннадцать годов. Не выделишь, уезжай ты, Арехта, один, куда твои глаза глядят…» Он выделил. Тогда-то у него сердце еще теплилось. Посчитались мы с ним по совести: сколько пришлось бы батраку заплатить, столько мне он и дал. На те деньги я и купила эту хату с участком.
Задумалась-старуха, задумался и Нестеров. Из пристройки через стену хаты едва-едва бубнил голос милиционера, что-то рассказывавшего товарищу. Засада поместилась в пристройке.
– Бывает мне думка, – говорила старуха. – Проходила я свою дорожку, для чего жила – не знаю. Подумаю: умрешь скоро, старая, – не страшно. Выморочная я, вроде трухлявого дерева. И то – на дрова иль на поделки людям не гожусь. Арехта такой же. Все-то он возится, не дает себе и людям покоя. А тоже выморочный, никогда в нем не было радости ни к чему. Почему оно так с нами повелось? Не знаю… С чего получилась моя и Арехтина жизнь? Не пойму… Сатана нами игрался, одураченные мы люди. Мнится мне: нет большего зла, как в деньгах. Сказку слыхали, как в стародавние времена люди жили без денег? Вы, люди молодые, так бы устраивали, к тому старались, чтоб жить без денег. Тогда никто под себя не подгребет, скопидомить не будет, не пожадничает. А пока есть деньги…
На коричневый, морщинистый палец старухи вползла пчела. Аграфена смахнула пчелку:
– Не там ищешь…
Бывшая хозяйка Гавриила Окунева приняла следователя довольно агрессивно. Она-де знать ничего не знает о своем бывшем «фартиранте», как она выговаривала слово «квартирант». По словам Марьи Алексеевны, Гавриил Окунев выбыл, оставшись должен за комнату, за обслуживание. Обещал прислать, но до сих пор нет о нем ни слуху ни духу.
С помощью соседок Марья Алексеевна усиленно хлопотала по изготовлению пирожков, котлет, домашних сластей, по сооружению салатов, винегретов и прочего, от каких приятных забот и оторвал ее приход Нестерова. Готовился пир.
Марья Алексеевна с гордостью объявила, что нынче у нее свадебное торжество: она вышла замуж за своего нового «фартиранта», человека в летах, серьезного и непьющего.
Почтенная молодоженка пыталась отделаться от несвоевременного посетителя, но неудачно. Ее мысли разбивались между вопросами Нестерова и пирожками, которые могла не так защипнуть соседка, винегретом, в который другая соседка могла положить не столько фасоли, сколько требуется для семейного счастья, и «молодым» мужем, который явится и застанет жену в беседе со следователем! Поэтому, хотя Нестеров,
Рассказала, как, несмотря на тяготевший над Гавриилом судебный приговор, Окуневы ее усиленно сватали – это ее «редакция».
Она упомянула о совместном отъезде братьев, состоявшемся 12 августа.
– Но вы выписали Гавриила из домовой книги не двенадцатым, а пятым августа, – заметил Нестеров.
– Разве? – Марья Алексеевна под влиянием вступления в законный брак успела забыть мотивы, по которым она, по совету Александра Окунева, выписала Гавриила задним числом. – Да, я давно хотела его выписать.
– Он уехал в Ростов-на-Дону?
– Откуда я знаю!
– Но так значится в книге.
– Ах, ваша паспортистка ко мне пристала, я и сказала первое, что пришло в голову!
Нестерову оставалось лишь пожать плечами при демонстрации такого легкомыслия.
– Но вы уверены, что братья Окуневы уехали именно двенадцатого августа?
– Да, и через несколько дней старший приезжал один.
– Зачем?
– Откуда я знаю!
И Марья Алексеевна внезапно бросилась к летней кухне с криком:
– Не так, не так! Ай! В этой бутылке керосин!
Оставив повестку о явке свидетельницы в девять часов утра следующего дня, Нестеров вернулся в Н-ское отделение милиции. Под свежим впечатлением он набросал рассказы Аграфены Брындык и Марии Пупченко (такова была фамилия бывшей хозяйки Гавриила Окунева), придавая записям форму свидетельских показаний.
Он отметил вопросы. К Пупченко: о костюме, вещах, особых приметах Гавриила Окунева; о поведении Александра Окунева, когда тот вернулся один. К Брындык: предъявить для опознания фотокарточки обоих Окуневых…
Тут Нестерова сморил сон. Он лег на жесткий диван и спал часа три так, как дай бог каждому на мягкой постели: сказалась беспокойная ночь. Проснувшись, он умылся и пообедал, продолжая думать о деле с той точки, где работу мозга прервал сон.
Принесли почту. Товарищ Нестерова из С-и сообщал: по справке отделения связи в Г-тах, Антонина Ивановна Окунева одиннадцатого августа получила там почтовую посылку от Стефана Тарасовича Сергиенко из Сендунского прииска. Окунева при предъявлении ей расписки на бланке сопроводительного адреса дала показание, что С. Т. Сергиенко лицо вымышленное; в посылке находилось золото, отправителем которого в действительности был ее муж А. И. Окунев. Ему же она и передала это золото, когда он вернулся в С-и тринадцатого августа после поездки к Г. Окуневу в Н-к. Взяв золото, А. И. Окунев опять уехал, а по возвращении рассказывал Окуневой, что брат Гавриил золото похитил.
Сопоставляя числа, Нестеров пришел к очевидным выводам и спросил себя:
– Когда и где встретились братья Окуневы, если Александр Окунев уехал из Н-ка вместе с Гавриилом, еще не имея золота, а вернувшись в Н-к шестнадцатого или семнадцатого августа, брата не застал?
И сделал пометку: «Исчезновение Г. Окунева? Неувязка! Добиться подробностей у Пупченко и Ант. Окуневой. И у Александра Окунева! Важное!!!»
К вечеру была получена выписка почтовых отправлений, полученных Гавриилом Окуневым на адрес дома Пупченко за год. Посылок он не получал. Четыре телеграммы разного содержания из С-и за подписью «Маша» и одна от одиннадцатого августа, тоже за подписью «Маша», из Г-т следующего содержания: «Здорова устроилась хорошо пишу целую».