Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Таковы были данные, заинтересовавшие Нестерова. Получив ордер на право обыска, он с двумя понятыми пришел к Самсоновой.
– Часто Геннадий Самсонов работал у вас в сарае?
– Частенько.
– Где же он работал? – Сарай был завален дровами.
– Летом было посвободнее, – возразила Самсонова.
– А что он делал?
– По мелочам. Он столяр-то аховый. Полочку смастерил, табуретку начал, да не выходило у него все.
В узком, свободном от дров пространстве около твори?ла (так называют люк, прикрывающий погреб) лежало
«Решать за противника» – так на военном языке называется логическое проникновение в замыслы врага.
Где он сам, Нестеров, припрятал бы здесь небольшой предмет: скажем, мешочек величиной со стакан, бутылку, жестянку? Стены, набранные из досок внахлестку, не годились. В земляном полу, под корьем и щепками? Придется взять рабочих, вынести дрова. У Нестерова был с собой щуп – острый, стальной прут. Но сначала осмотреть погреб.
Откинув обитое войлоком и рогожей твори?ло, Нестеров слез по приставной лестнице, светя электрическим фонариком.
Стены просторного погреба были забраны поставленными вертикально бревнышками лиственницы, хорошо сопротивляющейся сырости. На них опирался бревенчатый накат. Овощи сложены кучками, морковь по-хозяйски засыпана песком. На стенах, подвешенные за корни, висели кочаны капусты в листьях. Правый угол был разрушен, материковая глина осыпалась крутым откосом.
Нестеров позвал хозяйку и понятых. При них он щупом принялся пробовать глину. И что-то почувствовал. Он дал щуп понятому.
– Будто камень, – заметил тот.
Конец щупа скользил по твердому, гладкому предмету.
– Лопатка у вас найдется? – спросил следователь хозяйку.
– Вот, – подала лопатку Самсонова.
– Хороша, и наточена, – заметил понятой.
Это была так называемая «носимая лопата» военного образца. Редкий мужчина не держал ее в руках.
– Это ваша? – спросил Самсонову следователь.
– Нет, кажется… У зятя такой будто бы и не было. Не Генина ли?
– Чья?
– Да племянника, который у вас сидит.
– Ладно. Копните-ка, товарищ, – предложил Нестеров понятому. – Осторожнее, осторожнее. Не разваливайте.
Понятой бросил лопатку и запустил руку в разрыхленную глину.
– Есть!
Луч света показал аптечную склянку.
– Оно! – сказал понятой, взвесив склянку в руке.
Самсонова охнула и – не держали ноги – присела на кучу картофеля.
– Так как же будем, что нужно думать? – спросил ее Нестеров.
– Зарезал он меня, проклятый, – со слезами ответила Самсонова. – Чтоб не жить ему! Молодежь пошла!..
– Ври, да не завирайся, Михайловна, – оговорил ее знакомый понятой. – Воров никак не переведем, вот так и скажи! Повелся Самсонов с Окуневым, с Густиновым. Послушайте, что о них люди говорят.
Верно. Говорили на Сендунах о семействе Густинова, поминая, как Филат над родным сыном Василием измывался, пока не сбыл его государству на хлеба, как, живя богато, не брезгал спекульнуть тем, другим. Говорили о пьянках «втихую»
У Нестерова и у его товарищей по работе возникал иной вопрос, который они ничуть не стеснялись задавать поздним обличителям:
– Хорошо, товарищи. Ваши показания помогают следствию. Судите вы правильно. А позвольте вас спросить вот о чем: не день, не месяц, не год сорят люди деньгами, живут куда выше трудового дохода, который у них такой же, как у вас. Вы это видите. Теперь вы об этом охотно говорите. А где вы были раньше и о чем вы думали? Почему вы раньше, два года тому назад, не пришли сюда поделиться тем, о чем мы сейчас с вами беседуем?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Чувства следователя находятся под влиянием, под непосредственным воздействием личностей подследственных и свидетелей. Хочет он или не хочет, у него возникают симпатии и антипатии. И он старается контролировать их фактами, истолкованием фактов.
Сознание подследственного ценно следователю как правдоподобное объяснение факта, но не само по себе. Без той или иной последовательности фактов признание не имеет никакой цены.
Следователь обязательно творит, в своем воображении он воссоздает обстоятельства преступления и проверяет их: правдоподобие должно быть доведено до степени бесспорной истины.
Следователь вступает в диалектическое противоречие, которое присутствует, как высший контроль его деятельности, на всех этапах работы: он стремится изобличить подследственных, но он убежден в том, что следственная ошибка является наихудшим преступлением перед обществом. Если будут осуждены невиновные, то преступники останутся на свободе. Органы юстиции, в которые пробрались небрежные работники, бюрократы, карьеристы, разрушают государство – так Нестеров понимал свою работу.
Полковник Турканов и практические воспитатели Нестерова сумели создать у начинающего следователя не опасливую недоверчивость, а здоровую потребность в трезвой критике и фактов и собственных умозаключений. Девизом старшего лейтенанта милиции Нестерова было: допускай все, но принимай лишь реальное.
И в мыслях Нестеров допускал решительно все, даже недобросовестность Сендунской милиции: кто-либо из ее работников мог сфабриковать против Окунева и Самсонова ложное обвинение из-за личных счетов, наконец, с карьеристскими целями.
Александр Иванович Окунев не подозревал, что пока его виновность не доказана и не стала для следователя бесспорной, в лице следователя он имеет защитника. Такова подлинная самокритика нашего следствия. Улики многосторонни, и чрезмерное доверие к одной их стороне, против подследственного, опасно, особенно в первой стадии следствия.