Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
Однако время шло, скоро должна была прийти Офелия. Она не должна была увидеть здесь Гусейнагу, а тот вообще не должен был увидеть ее. До ее прихода Орудж во что бы то ни стало должен выставить вон этого непрошеного гостя. По возможности мягко он сказал:
— Сынок, эти вопросы так не решаются. Я и твоему отцу объяснил. Мне эту дачу выделил трест дачного хозяйства. И вы туда обратитесь, идите, куда хотите, подавайте жалобу в суд. Мы ведь не в джунглях живем, чтобы каждый мог прийти и захватить то, что ему нравится. Если сейчас позвоню в милицию, тебя заберут, посадят в тюрьму. С какими такими намерениями ты влез в чужой дом? Откуда взял ключи?
Гусейнага стоял молча, без движения, уставясь желтыми глазами прямо Оруджу в глаза. Под этим колючим взглядом, испытывая чувство растерянности и неприязни, Орудж не знал, как ему поступить.
— Ну, хорошо, довольно. Уходи отсюда, а ключи я забираю. И чтоб больше и духа твоего здесь не было, не смей и близко подходить к моему дому.
Но когда Орудж протянул руку, чтобы забрать ключи, в глазах Гусейнаги зажглась холодная искра, рот скривился. Запустив руку под кровать, Гусейнага вытащил оттуда лопату, ту самую, которой Орудж разрыхлял корни деревьев в саду. Видно, Гусейнага заранее ее туда припрятал. Но с какой целью? Схватившись за древко, Гусейнага бросился на Оруджа, целясь острием ему в голову. Все, что было после, Орудж помнил смутно, как кошмарный сон, как кадры из фильмов ужасов. Реакция его была мгновенна. Не ожидая удара Гусейнаги, он молниеносно метнулся на противника, одной рукой схватил его за запястье, а другой — за древко лопаты. Правым коленом с силой пнул альбиноса между ног. От боли Гусейнага закричал, рука его ослабла, и Орудж смог отобрать у него лопату. Но в этот момент Гусейнага, собравшись с силами, ударил Оруджа кулаком. Орудж от боли чуть не лишился рассудка, свет в глазах его померк, терпение лопнуло, и он, уже не владея собой, поднял лопату и со всего маху ударил Гусейнагу по черепу. В ту же секунду, как это бывает в фильмах, быстрые кадры сменились на медленные. Гусейнага повалился на пол, из разбитой головы потекла кровь, взгляд заледенел. Орудж, как врач, сразу понял, что произошло; Гусейнага умер. И его убил он, Орудж. К тому же в своем собственном доме, то есть в доме Оруджа, на даче, которую он, Орудж, выстроил. И теперь здесь, в этой комнате — мертвец. Труп молодого человека двадцати одного года. Его кровь испачкала кровать, стены, пол. Лопата также была вся в крови. В последние годы чтение Оруджа состояло сплошь из детективных романов. И по видео насмотрелся их вдоволь. И поэтому, видя, что произошло, первое, что он сделал, — вытащил носовой платок и тщательно протер рукоятку лопаты, на которой ясно остались следы его рук. В детективных романах именно так и поступали. Затем он хотел вытереть кровь с острия лопаты, но почему-то не вытер. Если на рукоятке нет следов его рук, какой вред от крови? Все равно поймут, что Гусейнага убит лопатой. Но кто убил? Пусть ищут. Вначале пусть найдут ответ на вопрос — что здесь делал Гусейнага? С какой целью пробрался на чужую дачу? Как вошел в эту комнату? Откуда взял ключи? Украл ли? Но это невозможно, оба ключа у Оруджа. Снял слепок и сделал себе новый ключ? Возможно, но с какой целью? Нагло пробраться в чужой дом, улечься на чужую постель — можно ли таким образом стать владельцем дачи? Ведь мы не в джунглях живем, в конце концов есть законы.
Да… До этой минуты закон был на стороне Оруджа. После того, что случилось, каковы бы ни были мотивы, закон отвернется от него. Убит человек, и убил его Орудж. Это он совершил преступление, он обвиняемый, виновный, преступник. Конечно, все это так только в том случае, если смогут раскрыть это преступление, доказать его вину. Нет, он должен бежать, спасаться. Ну а если дело раскроется — все отрицать, нет, он в тот день не был на даче. Но тогда следователь может задать вопрос: «Откуда вы знаете, в какой именно день?».
Нет-нет, надо быть предельно осторожным, ни в коем случае нельзя говорить, в какой день. Надо говорит: меня не было на даче целый месяц. Именно так надо говорить. И в самом деле. Вот уже почти месяц меня здесь не было, если не считать этот злополучный день. Нет, я и сегодня здесь не был. Кто знает, что я был на даче? Пакиза? Ничего страшного, вернусь домой и скажу — мол, передумал, не поехал на дачу. Вспомнил, что вечером в городе у меня дела. Так… Еще кто знает? Офелия? О господи, через полчаса она будет здесь. Надо скорее отсюда сматываться. Ничего, она придет, постучит, уйдет. В понедельник что-нибудь придумаю, извинюсь, пообещаю, что увидимся на следующей неделе. Но сможет ли он увидеться с ней на следующей неделе, сможет ли вернуться на эту дачу? Ну, а если он не придет сюда никогда, как раскроется это дело? Кому придет в голову, что здесь на даче находится мертвец? Во всяком случае ясно одно — надо поскорее уходить отсюда. С древка лопаты следы он вытер и хватит, а больше ниоткуда вытирать не следует — ни с дверей, ни с мебели. Здесь его дом. Здесь должны быть его следы. А определить, какие это следы, новые или старые, невозможно. Правда, при драке могла у него пуговица там какая-нибудь сорваться или что-нибудь выпасть из кармана. Или волос с головы мог упасть — надо хорошенько все проверить.
Орудж еще раз внимательно осмотрел комнату: Гусейнага бездыханно лежал возле кровати. Из раны в голове все еще текла кровь, образуя лужицы на одеяле, стекая на пол… На виске, желтых волосах альбиноса кровь, постепенно свертываясь, засыхала. Возле мертвеца валялась окровавленная лопата.
Других предметов, указывающих на недавнюю борьбу, здесь не было. Во всяком случае
Машина, набирая скорость, отдалялась от дачи километр за километром. Мысли Оруджа, толкаясь друг о друга, лихорадочно бились, сплетались в узел в воспаленной голове. Мозг сверлила мысль — не допустил ли он какой ошибки, не оставил ли он на месте преступления улики? Он вдруг вспомнил, что второпях не взял ключи от верхней комнаты. Как он теперь сможет доказать, что эти ключи не его! Если есть два ключа, почему не мог быть третий? Надо вернуться, забрать. Хотя нет, это рискованно, он может кого-то встретить. Офелию, например, и тогда еще хуже запутается. Проезжая мимо аэропорта, он вдруг вспомнил, что оставил в холодильнике продукты. Экспертиза с легкостью установит, что их сегодня туда положили, и таким образом точно установят его пребывание на даче. Как назло, даже газета, в которую была завернута зелень, с датой сегодняшнего дня. По этим приметам ничего не стоит определить, что Орудж был на даче именно сегодня, 5 апреля. Вернуться — значило подвергнуть себя риску быть разоблаченным, а не вернуться и оставить продукты в холодильнике — значило подвергнуть себя еще большему риску. Орудж повернул машину назад. Только бы не встретить Офелию. Спустя минут восемь он вновь попал в свой переулок. Машину оставил во дворе, а сам вошел в дом. Вытащил все продукты из холодильника, а также хлеб из кастрюли, и все это вновь положил в корзину. Мокрые газеты вытащил из мусорки, по одной опустил в туалет. Оставаться далее было опасно. С минуты на минуту могла прийти Офелия и увидеть машину во дворе. Она поймет, что Орудж на даче, и станет стучать в ворота. И тогда он вынужден будет впустить ее и все рассказать. Но такое разве возможно рассказать? А если он не откроет ворота, Офелия, чего доброго, и сама поймет, что что-то случилось, и встревожится. А чем может кончиться ее тревога? Сколько времени прождет Офелия у ворот? Хотя, может быть, она пришла и ушла уже, когда Орудж был в дороге. Он отсутствовал на даче пятнадцать-двадцать минут. И за это время Офелия могла вполне зайти, прийти, возвратиться. Боже, хоть бы так оно и было на самом деле!
Оставив корзину во дворе, Орудж взбежал на второй этаж, поскользнувшись, чуть было не слетел с лестницы. «Только этого не хватало, чтоб ногу сломать», — подумал он в сердцах. Вытащив ключи, кончиком ноги приоткрыл дверь и заглянул внутрь: мертвец, лопата, кровать… Только вот кровавая лужа на полу еще больше расплылась…
Он поспешно прикрыл дверь ногой, звук захлопнутой двери оглушил. Орудж вздрогнул, ему показалось, что этот звук мог услышать не только он, но его могли слышать далеко окрест. Ключ от верхней комнаты — третий ключ — он бросил в колодец.
«Семья Гусейнаги ничего не знает о происшедшей трагедии, — подумал Орудж. — А стоит ей узнать, поднимется нечто невообразимое. Ведь еще и семи дней не прошло со смерти Балами, а теперь вот и старший сын его ушел из жизни, да еще таким образом. Вот это трагедия так трагедия. Страшная трагедия. Жуткая…»
И то, что он сам, Орудж, напрямую причастен к этой трагедии, никак не укладывалось в голове. Разве он, Орудж, виноват? Разве он затеял этот бессмысленный спор? Разве он пошел в дом Балами, а не этот Гусейнага нагло вторгся к нему? Если бы Орудж не перехватил лопату, она тогда опустилась бы ему на голову. И теперь в верхней комнате, возле кровати лежал бы не Гусейнага, а он, Орудж, с проломленным черепом. Что он должен был сделать? Он защищал себя. Ну что ж, раз так, отчего ты не заявишь в милицию и не расскажешь все как есть? Уж не от того ли, что все выглядит не совсем правдоподобно? И даже если ему поверят, как он сможет обо всем этом рассказать? Даже если дело передадут в суд и его оправдают, все равно у него на лбу до скончания дней будет клеймо «убийца». Это означает конец всему — уважению в обществе, карьере, работе.
Выехав из переулка на шоссе, он мысленно перебирал все за и против и, наконец, окончательно пришел к единому выводу — мол, правильно поступает, что не заявляет в милицию. И потом — то, что произошло, нельзя назвать преступлением, это скорее несчастный случай, на месте которого не осталось никаких следов. Ни единой зацепки. Если он правильно себя поведет, никто его, Оруджа, не посмеет и не сможет, главное, обвинить в убийстве. Самое главное — не потерять самообладания, выдержки; вести себя так, словно ничего не произошло, словно он ни о чем не ведает…
Орудж поведет себя как надо, он профессиональный психиатр и умеет владеть собой. Ни один изощренный следователь не выведет его из себя. А в том, что рано или поздно ему придется держать ответ перед правосудием, у него не было сомнений. Даже если подтвердится версия, что это несчастный случай, все равно к нему обратятся, хотя бы для наведения справок: кто в тот день был на даче? У кого еще мог быть ключ? Знает ли он этого человека? Видел ли он его раньше? Были у него какие-либо отношения с его семьей?