Антология современной французской драматургии. Том II
Шрифт:
с родителями моей подруги.
Ведь и я прикоснулась к реальности, о которой говорила моя подруга?
Той ночью, во сне, я постаралась с головой уйти в работу, лишь бы не думать, не думать обо всем этом.
А затем наступил день,
когда по выражению лица нашего политика
мы поняли, что произошло что-то
очень серьезное.
Он сказал,
все
друзья мои, все кончено,
вот и все,
мне очень жаль.
Решение о закрытии «Норсилора» принято,
и решение это окончательное.
Я увидела, как моя подруга, которая была вместе с нами,
вышла,
торопливым шагом вышла из бара.
Мне, конечно, следовало заподозрить неладное, глядя на нее.
Спустя полчаса
мы услышали крики на улице,
и тут в бар вошел дядя моей подруги
и сказал нам просто:
«Она убила своего ребенка.
На сей раз
ей это удалось.
Я ведь предупреждал».
Срочно вызвали полицию.
Несмотря на потрясение,
мы все же предложили,
что сами поднимемся за моей подругой,
которая все еще находилась в своей квартире.
Нет, это было непросто.
И длилось это бесконечно,
пока мы не убедили ее пойти с нами.
Сразу по всей стране
заговорили об одном:
о моей подруге.
Об этой женщине, которая убила своего ребенка,
потому что, по ее собственному признанию, она мучилась, не зная,
как остановить трагедию —
закрытие предприятия,
предприятия «Норсилор», —
в результате которого тысячи человек лишились бы работы.
Именно это и запомнилось людям.
Все были поражены.
Потрясены.
Потрясены поступком моей подруги.
Матери, убившей своего ребенка.
Но теперь люди осознали,
что была еще одна трагедия,
которая и толкнула ее на этот поступок, —
закрытие «Норсилора».
Надо сказать, что до сих пор никого, кроме жителей нашей области, особенно не волновал факт закрытия предприятия.
Но теперь,
после отчаянного, как они его называли, поступка моей подруги,
люди пришли
в сильное волнение.
Приходили телевизионщики, снимали квартиру моей подруги,
особенно окно,
окно, из которого она вытолкнула собственного ребенка.
Снимали пустоту
с высоты двадцать первого этажа.
Снимали и снизу, с тротуара.
Снимали окно, вид снизу.
Снимали машину, на которую упал ребенок.
Снимали следы его падения, так сказать, отпечаток, оставшийся от падения ребенка.
Снимали нас.
Снимали нас, смотрящих на окно.
Снимали нас, смотрящих из окон наших квартир на это окно.
Под конец нас снимали дома за ужином, в то время как в мыслях мы стояли у окна, из которого моя подруга вытолкнула своего ребенка.
После всего этого
газеты и кое-кто среди населения
заговорили, что, в общем-то, можно понять подобные поступки
доведенных до отчаяния людей.
И тогда
по всей стране
люди вновь заговорили о том, что могло послужить причиной закрытия
нашего предприятия.
Вся страна бурно обсуждала случившееся.
Люди говорили, что хотят понять, что же произошло на самом деле.
Никто уже толком не помнил, почему оно закрылось,
но все
выражали крайнее неодобрение.
Эта история действительно наделала много шума.
В последующие дни
военные самолеты области начали выполнять
многочасовые испытательные полеты
прямо у нас над головами.
В тот день я пришла посмотреть, как выносят вещи из квартиры моей подруги,
квартиры, которую описали и продали, чтобы возместить ее огромные долги.
Все это
продолжалось ровно десять дней.
Ровно десять дней человеческой жизни потребовалось на то, чтобы вновь поставить под сомнение решение о закрытии нашего предприятия.
Спустя десять дней после поступка моей подруги и незадолго до
объявления о мобилизации нашей армии
мы узнали,
что волнения, вызванные поступком моей подруги,
вся эта буря волнений,
заставили различные органы власти задуматься
и изменить первоначальное решение.
Нам объявили,
что через некоторый,
возможно даже, кратчайший срок
предприятие «Норсилор»
возобновит свою деятельность.
В тот день нам пришлось согласиться с мыслью о том, что поступок моей подруги, потрясший нас до глубины души,