Антон и Зяблик
Шрифт:
Филька оглянулся на деревню, утонувшую в пожелтевших осенних садах. Как-то она там сейчас, Наташа? Вспоминает, думает ли о нем?
Филька повернулся к лесу и подумал, что до темноты можно еще сходить туда и посмотреть, просто так посмотреть, куда же ведут они, эти провода. И он побежал с косогора, побежал, оскользаясь на мокрой глине, торопясь и не оглядываясь, а когда устал и перешел на спокойный шаг, тоска стиснула его сердце горькой сладостью, стиснула и отпустила…
< image l:href="#"/>ПРИЗВАНИЕ
Юртайкин
Женщина, шедшая впереди - вместе сошли они с поезда, - то растворялась в белом мареве, то снова показывалась, резко выделяясь на снегу кирпично-розовым полушубком. А вдруг и ей до Угреничей? Юртайкин перебросил чемодан в другую руку и поспешил за женщиной.
– То-то я не признала вас.
– Она остановилась, пытливо рассматривая Глеба.
– Что же за мной-то увязались? Мне в Старокунье, а вам направо. А идти вам до Угреничей еще верст пятнадцать.
– Значит, лучше вернуться?
– спросил он упавшим голосом.
– Теперь уж зачем ворочаться… Лучше так пройдете. Справа целиком, потом ровочек будет, а там на большак выйдете. Может, машина какая попадется. А нет - большаком до Угреничей и дойдете.
Женщина пошла вперед и вскоре нырнула вниз, исчезнув за увалом. Теперь надеяться Глебу уже было не на что - он ринулся по «целику», проваливаясь в снег чуть не по пояс.
Что ни говори, нелегкая жизнь у газетчика! Ради какого-то жалкого очерка о ходе подготовки к весеннему севу в отстающем колхозе терпеть такие проклятия! А ведь описание путешествия могло бы хватить на целый рассказ. В довершение повалил снег - и какой! Вчерашняя метель, улегшаяся было к утру, снова опомнилась и стала кидаться охапками снега.
Сколько он плавал в снегу - час, два? .. Во всяком случае, добравшись до пригорка и усевшись на чемодан передохнуть, он уже не чаял переночевать сегодня под крышей. И вдруг услышал странные, чавкающие всхлипы. Он повернулся и тотчас уперся руками в бревна. Сарай!.. Он не поверил своим ушам: оттуда неслись успокоительные звуки- мерное дыхание, хруп и возня.
– Ну, банда, цыть!.. Пошла, подлая!..
– раздался густой мальчишеский басок.
Из сарая тянулось тонкое позвякивание молочных струй о ведро. Там доили корову. Юртайкин обогнул сарай, оббил с себя снег и пошел в семи низкой избы, но самые окна занесенной снегом.
– Здравствуйте, люди добрые!
– объявил он с порога, открыв двери и никого не увидев.
На печке послышались возня, вниз свесилась заспанная женская голова с растрепанными полосами.
– Заходите, - сказала женщина.
– Что, не рады незваному гостю?
Женщина криво усмехнулась.
Юртайкин стал подробно объяснять, как заблудился. Женщина выслушала его без удивления и не сделала попытки сойти.
– Скоро хозяин придет, - сказала она и, помолчав, добавила: - Захворала я, извиняйте…
В избу с шумом ввалился мальчишка - рослый, с румянцем во всю щеку, с подойником в руке. Он поставил его на скамейку, оглядел пришельца сияющими глазами и спросил:
– Это кто, мам?
– Пойди отца позови. К нему, чай.
Мальчишка захлопнул двери, мать отвернулась к стене и больше не поворачивалась к гостю - то ли от безразличия, то ли от полного к нему доверия.
Глеб напился воды, закурил и повеселевшими глазами стал рассматривать комнату, в которой, помимо печи, были еще стол и полати, застланные одеялами и подушками. На стене висела картина, порванная в нескольких местах, изображавшая замок над озером и девушку, кормившую с берега лебедей. На столе трещала лампа-трехлинейка. Под скамейкой мокло что-то в корыте, издавая кислый запах.
– Тут, Сазон, до тебя человек пришел, - сказала хозяйка.
– Здравствуйте, - сказал Сазон и пожал Юртайкину руку, настороженно приглядываясь к нему.
– Какое же дело до меня, извиняйте?
Однако Юртайкин не сразу ответил. Он достал пачку папирос и протянул хозяину.
– А у вас взамен махорочки не найдется?
– спросил он.
Махорка нашлась. Юртайкин сладко затянулся и только тогда с оживлением повторил то, что рассказал уже хозяйке. Сазон крутил в пальцах папиросу, кивая головой, напряженно улыбался.
– Вы, может, сомневаетесь?
– Юртайкин сделал движение, чтобы достать командировочное удостоверение, но Сазон махнул рукой - чего там!
– Не обидите, чай. Снимайте с себя обувку, а я вам валенцы дам. Чего бы нам, Марья, пообедать?
Хозяйка, кряхтя, сползла с печи, но сын опередил ее, сноровисто и быстро вынул из печи чугунок со щами.
– Седайте!
– сказал Сазон. Он вышел в сени и вернулся с бутылкой мутновато-зеленой жидкости.
– Хворая она, - кивнул он на жену.
– Сами здесь и хозяйствуем. Не выпьешь с нами, мать?
– спросил он, разливая по стаканам.
Хозяйка придвинулась к столу как-то боком, выпила, ничем не закусив, и присела поодаль, страдальчески закрыв глаза.
– Поясника у ней, - сказал Сазон.
– Как скрутит, спасу нет.
Юртайкин открыл чемодан и достал реоперин, он брал его с собой в дорогу на случай приступов радикулита.
– Не попробуете ли этой вот штуки? Иногда помогает.
Хозяйка послушно проглотила таблетку, запила водой, лицо ее разгладилось, стало мягче и добрее.
– Я на печку, мам, ладно?- спросил Ваня.