Антони Иден
Шрифт:
Правда, Идены не часто проводили время в семейном кругу. Министр много ездил, а его жена, полная энергии и не знающая усталости, с головой погрузилась в общественную работу по обслуживанию вооруженных сил. Она организовала передвижной чайный кантин (чайную) и переезжала с ним из одного военного лагеря в другой, в основном на юге Англии. Беатрис была храброй женщиной и переносила военные тяготы весело и жизнерадостно, с неизменным чувством юмора. Но в ее отношении к Антони все отчетливее проступало заметное охлаждение.
Время от времени выдавался свободный уикенд, и они проводили его в небольшом загородном доме Биндертон-хауз, вблизи Чичестера. Этот дом Беатрис разыскала по объявлению. Кабинет хозяина был обставлен старинной мебелью. Стены закрывали
Трудно было в хозяине Биндертона узнать всегда подтянутого, одетого со строгим изяществом министра. Здесь Иден преображался. Приезжая в свой загородный дом, он сразу же переодевался в старые широкие фланелевые брюки и изрядно поношенную спортивную куртку. В таком виде работал в саду, гулял, принимал гостей. Садоводство всю жизнь оставалось любимым занятием Идена. И этой области он считался знатоком.
Идены любили принимать гостей. Их бывало обычно немного. Время от времени наезжали Крэнборн с супругой - с ним Идена связывала долголетняя дружба, совместная работа (вместе уходили в отставку в 1938 г.) и единство взглядов. Наведывался бывший личный парламентский секретарь Идена Томас. Одним из самых желанных гостей был Эрнест Бевин, лейборист, член кабинета, к которому хозяин дома питал чувства глубокого восхищения. Трудно понять, что общего могло быть у этих людей, таких разных по происхождению, воспитанию, образованию, Положению, карьере, манере поведения. Правда, оба они страстно любили и гордились империалистическим величием Англии и так же страстно ненавидели все то, что подрывало это величие. "Эрнест удивительный, - говорил Иден.
– Он подходит к вопросу совершенно по-иному, чем это сделал бы я, и он всегда прав".
Довольно часто бывал в Биндертоне посол США Джон Вайнант, с которым Иден поддерживал дружеские отношения, как и со всеми своими партнерами, что является одним из непременных правил английской дипломатии. При этом культивируется видимость, что в основе таких отношений лежат личные симпатии и уважение друг к другу, удовольствие от взаимного общения и т. п. Было бы неверно исключать полностью эти элементы, но то, что они не составляют главной цели таких контактов, не подлежит сомнению. Главное - это интересы государственного дела, соображения политики.
Биндертон не избавлял Идена от дел. Имелся служебный телефон, по которому можно было обсуждать и секретные проблемы; регулярно появлялись курьеры и вручали министру обтянутые красной кожей ящички с вытисненной золотом королевской монограммой, в которых в Англии пересылаются государственные документы.
Время от времени Идены появлялись на крупных общественных мероприятиях. "Они выглядели такой счастливой парой, - пишет Бардене, имея в виду конец 1944 года, - но в действительности уже давно отдалились друг от друга. Их вкусы во многом не совпадали, а сейчас их военная работа отнимала львиную долю времени, оставляя все меньше и меньше досуга, когда они могли быть вместе". Вряд ли это исчерпывающее объяснение того, что происходило в семье Иденов. Да и невозможно постороннему человеку с уверенностью судить о подобных вещах. Однако остается фактом, что, как только была освобождена Франция, Беатрис практически переселилась в Париж. Она руководила столовой для английских военнослужащих, помещавшейся в Гранд-отеле.
В конце войны Идена постигло двойное личное горе. Старший сын Симон, служивший сержантом в авиации, погиб в Бирме; его самолет врезался в гору. Лорд Моран 20 июля 1945 г. записал в своем дневнике: "Премьер-министр пригласил меня пообедать с ним и с супругами Иден. Он предупредил, что Антони только что получил телеграмму, сообщавшую, что его сын, которого считали пропавшим без вести, найден мертвым у обломков своего самолета. Во время ужина об этом не было сказано ни слова. Они беседовали почти до полуночи так, как будто бы ничего не произошло. Я сомневаюсь, смог бы я вести себя с таким спокойным достоинством сразу же после того, как узнал бы, что мой Джон убит".
В июне 1945 года скончалась мать Идена Сибил, жившая последние годы в небольшом домике в парке ранее утраченного фамильного имения Виндлистоун Холл. Это была для него большая потеря - леди Иден всегда гордилась своим сыном и очень верила в его звезду.
А звезда Антони Идена между тем продолжала подниматься. Черчилль к нему благоволил, считал своим ближайшим соратником и помощником. Когда весной 1944 года Иден заболел, Черчилль сказал ему: "Вы моя правая рука; мы должны позаботиться о вас". Историки утверждают, что у них "были особые отношения доверия и восхищения друг другом", несмотря на разницу в возрасте. Как свидетельствует Черчилль, они одинаково думали по многим вопросам, "даже без предварительной консультации". Биографы Идена уверяют, что он позволял себе иногда спорить с Черчиллем, отстаивать свои взгляды, и шеф порой соглашался с ним. Но, безусловно, п этом содружестве Иден играл подчиненную роль. Да иначе и быть не могло, учитывая огромную разницу в интеллекте и темпераменте этих двух государственных деятелей. "Иден был Пятницей при Черчилле", - пишет Бардене.
В июне 1942 года Черчилль, отправляясь в свою очередную поездку в США, послал королю Георгу VI письмо, в котором говорилось: "На случай моей смерти в поездке, которую я собираюсь предпринять, я пользуюсь милостивым позволением вашего величества посоветовать, чтобы вы поручили формирование нового правительства министру иностранных дел Антони Идену. По моему миопию, он является выдающимся министром из самой крупной партии в палате общин и в национальном правительстве, которое я имею честь возглавлять, и, я уверен, окажется способным вести дела вашего величества с решимостью, опытностью и способностями, необходимыми в это ужасное время".
Это беспрецедентный случай в английской истории. Так официально было установлено, что Иден должен сделаться преемником Черчилля как премьер-министра и лидера консервативной партии. Таким образом, он официально стал вторым человеком в правительстве и в консервативной партии. Нет сомнений, что "завещание" Черчилля свидетельствовало о его глубоком доверии и расположении к Идену.
Благосклонность Черчилля, конечно, была очень приятна Идену. Но ему нелегко приходилось в отношениях со стариком, обладавшим деспотическим нравом и резкими, бесцеремонными манерами. Очень болезненно переносил Иден постоянные вмешательства Черчилля в дипломатическую деятельность. Премьер-министр то и дело обращался к Рузвельту и Сталину с важнейшими телеграммами, не спросив даже мнения министра и Форин оффис. Это особенно часто бывало при переписке с президентом США. В тех случаях, когда Иден уезжал, премьер- министр официально принимал на себя руководство его министерством. Это облегчало ему вторжение в сферу практической дипломатии. Лорд Моран, личный врач Черчилля, много знавший о внутренних делах английского правительства в годы войны и в последующий период, пишет: министр иностранных дел "ненавидел привычку Черчилля брать на себя его обязанности". В декабре 3944 года Иден говорил Морану: "Я очень хочу, чтобы он дал мне возможность заниматься моим делом".
Основное внимание министр иностранных дел по-прежнему уделял проблемам послевоенного урегулирования. Война охватила весь земной шар, и, следовательно, мирное урегулирование тоже должно было иметь глобальные масштабы. Будущий мир, по выражению Броада, рисовался английским политикам как "длинная деревенская улица, идущая от Эдинбурга (в Англии) до Чунцина (в Китае)". Теперь Англия выступала за систему блоков, которые преподносились союзникам и мировому общественному мнению как средство обеспечения мира, а на самом деле служили бы опорой для Англии в борьбе против СССР и США. Англия должна была быть готова "взять на себя бремя руководства".