Антонин Дворжак
Шрифт:
Не обходилось и без просьб написать что-нибудь для того или иного коллектива. Дворжак быстро забывал о своем намерении отдохнуть от музыки и сочинительства. Глоток чистого воздуха, маленькая разминка — и он снова готов засесть за работу. «Глаголу Пражскому» он пишет «Псалом 149» для смешанного хора с оркестром, студенческому обществу — полонезы. Сочинив ряд вальсов для фортепиано в две руки, Дворжак тут же их инструментует для малого оркестра, а часть переделывает для струнного квартета. «Чешская сюита» для малого оркестра, Серенада для струнных, мазурка для скрипки с сопровождением фортепиано или малого оркестра,
— Разве дело в названии, — говорят ему. — Все зависит только от музыки.
— Э! Что толковать о музыке! — отвечает Дворжак. — Она у меня есть, а названий не хватает! Дайте мне какое-нибудь поэтическое название, чтобы я смог себе представить какую-нибудь картину, какой-нибудь образ, и я вам напишу музыку.
Одна из поездок привела Дворжака в Злоницы. Родителей его уже там не было. Они жили в Кладно. Антонин Лиман покоился на кладбище. Но многие из жителей еще помнили Тоничка, сына мясника, которому Лиман предрекал большое музыкальное будущее.
На Дворжака нахлынули воспоминания. Ему захотелось чем-нибудь отблагодарить своего дорогого учителя. Но что можно сделать для мертвого? Дворжак объявил в Злоницах свой концерт. Его жена, вызывавшая у слушателей всегда изумление своим необыкновенно глубоким полнозвучным и в то же время нежным контральто, и ее сестра Клотильда исполнили «Моравские дуэты», а сам Дворжак при участии местных музыкантов сыграл свои «Безделушки» и два «Славянских танца». В заключение был исполнен отрывок из Реквиема Верди. Разумеется, все знавшие Дворжака мальчиком или просто наслышанные о нем пришли в тот вечер. Зал был переполнен. Концерт дал большой сбор, и Дворжак всю эту сумму израсходовал на сооружение надгробного памятника Антонину Лиману, так много для него сделавшему.
Дружба с Леошем Яначком, естественно, не раз приводила Дворжака и в Моравию. Кромержиж, славившийся своим музыкальным объединением «Мораван», Оломоуц и, конечно, Брно часто принимали дорогого гостя, устраивали в его честь концерты из его произведений. Брненское филармоническое общество, так называемая «Беседа Брненска», которой руководил Яначек, ежегодно исполняла какие-то новинки Дворжака. Яначка даже упрекали в том, будто он насаждает культ Дворжака в ущерб Сметане, и он оправдывался, объясняя это тем, что у Сметаны меньше, чем у Дворжака, сочинений для концертного исполнения.
В Моравии очень дорожили дружбой с Дворжаком, ценили внимание композитора к их народной музыке. «Моравские дуэты» не уходили из программ. Дворжак, в свою очередь, очень благодарен был Яначку за постоянную и широкую пропаганду его произведений — на концерты моравских музыкальных обществ обычно съезжались люди со всего края. Кроме того, Дворжак отмечал исключительно высокий художественный уровень моравских музыкальных коллективов.
Лето теперь Дворжак тоже старался проводить не в Праге. Иногда он жил с семьей в Высокой. То было расположенное у деревни Высокой, недалеко от Праги, имение графа Вацлава Коуница, за которого вышла замуж разборчивая Иозефина Чермакова. Теперь она приходилась Дворжаку свояченицей, и он называл ее просто Пепичка, но должен был соблюдать определенную дистанцию в отношениях, ибо в среде богатой знати, к которой принадлежал ее муж, господствовали еще традиции, в силу которых на музыканта смотрели как на существо низшее, недостойное сидеть с ними за одним столом.
В поместье графа Коуница за его виллой в лесу находился каменный сарай, в котором обычно стояли кареты. Вот этот сарай и отводился знатными родственниками Дворжаку и его семье на лето. Кареты оттуда выкатывали, ставили под навес. Сарай чистили, мыли, превращая насколько возможно в жилое помещение. Дворжак привозил туда уже не прокатный, а свой собственный, недавно купленный инструмент и обосновывался там на лето. Он не был очень раним, но все же мирился с таким положением нелегко, и потому пользовался каждым случаем, чтобы провести лето где-нибудь в другом месте.
Охотно он ездил, например, в Сихров к Алоису Гёблу, с которым познакомился в Праге еще в те годы, когда работал альтистом театра. Хороший человек, сведущий музыкант и певец, Алоис Гёбл сумел найти путь к сердцу Дворжака и стал ему настоящим другом на всю жизнь. Зимой друзья виделись в Праге, куда Гёбл приезжал с князем Роганом, у которого служил секретарем. А летом Дворжак не ленился съездить в княжеское имение в Сихров у Турнова, чтобы обнять дорогого, высокоценимого Гёбла, поделиться с ним своими радостями и горестями. Дом, где они встречались и где композитор проводил иногда значительную часть лета, так называемая служебная пристройка замка в Сихрове, украшен теперь мемориальной доской. Дворжак регулярно писал Гёблу во время поездок, даже если бывал очень занят, подбирал ему и высылал вырезки из прессы, освещавшей его пребывание за рубежом.
Однажды летом Дворжак поехал в Сихров с семьей, и всеведущие журналисты сообщили, что композитор намерен там работать над большим скрипичным концертом для Иоахима. Это была правда. Прославленный венгерский скрипач Йозеф Иоахим с первого знакомства стал проявлять большой интерес к сочинениям Дворжака. Может быть, здесь сказалось и отношение к Дворжаку Брамса, с которым Иоахим был очень дружен. Все новые камерные произведения Дворжака Иоахим внимательно изучал и не переставал ими восхищаться.
Ему нравилась радостная приподнятость музыки Дворжака, славянская широта мелодий, привлекала новизна формы, почерпнутая из народного творчества, например полюбившаяся Дворжаку думка. Иоахим не скупился на похвалы Дворжаку. Ля-мажорный секстет для двух скрипок, двух альтов и двух виолончелей, в исполнении которого Иоахим принимал участие, он считал гениальным. Конечно, неплохо было получить скрипичный концерт от такого самобытного композитора. Однажды он это и высказал Дворжаку, а того не нужно было долго уговаривать.