Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии
Шрифт:
Конечно, прибыв к месту службы, больной солдат может обратиться в санчасть, оттуда быть направленным в госпиталь и даже комиссованным. Но прежде ему следует вспомнить о своем месте в неформальной иерархии, ибо здоровье духа и здоровье деда здесь не в равной мере драгоценны. Поскольку отношение общества к болезни определяется статусом больного, то солдату до перехода в разряд элиты лучше не болеть. Впрочем, дадим слово самим пациентам.
Здравствуйте, дорогие мои!
Недавно я попал в медсанчасть. В медпункте у нас не лечат, а калечат. Тут от всех болезней делают укол пенициллина. Я сказал, что мне нельзя и мне стали давать таблетки от кашля. По 8–10 таблеток в день. В медсанчасти подъем в 6 утра и уборка — мыли полы холодной водой: два этажа и туалет. Всего там было много больных, но нас, которые служат от 2 недель до 3 месяцев, было 3 человека. Мы и мыли, остальные считались дембеля, они не мыли, а указывали. Был там врач-лейтенант, он мог запросто ударить, и не один раз, сапогами или руками (мне, слава богу, не доставалось). Кормили мало и плохо, хлеба две корочки, если посмотреть их на свет — то почти все видно. Чай вообще без сахара, они (врачи и дембеля) его брали себе и пили сами, еды давали мало, хотя она чистая и похожая на домашнюю. Я мыл полы холодной водой, а когда понял, что здесь можно только еще сильнее заболеть, решил поскорее выписаться. В конце воскресенья нас, «пациентов», заставили стирать для всех халаты белые и подшивки на шеи медперсоналу (все они, кстати, тоже молодые солдаты). Я отказался, а врач-лейтенант сказал, чтобы я тогда шел мыть туалет.
Армейский медперсонал подозревает всех пациентов в симуляции недуга, и не без основания, так как чаще всего в санчасти обращаются люди за тем, чтобы получить облегчение от страданий иного рода. Деды — за тем, чтобы получить освобождение от физзарядки и ходить в строю в тапочках, духи — чтобы получить временное убежище и просто передохнуть. Впрочем, настоящие больные тоже, бывает, обращаются.
Санчасть не заинтересована в накоплении пациентов, поэтому там созданы такие условия, чтобы люди в ней не задерживались и по пустякам не беспокоили. Распространенная присказка военных врачей и фельдшеров: «Не умер — не приходи». Там, где врачи в равной степени гуманно относятся ко всем своим пациентам, молодые солдаты используют болезнь как предлог, чтобы получить хоть какую-то передышку от пресса уставных и неуставных обязанностей. Поэтому часто доминантные отношения в санчастях воспроизводятся в не менее жесткой форме, чем в подразделении, и более того, по возвращению из санчасти солдата ждет наказание за то, что он «отдыхал», а все «службу тащили». Поэтому, как правило, настоящие больные хотят поскорее поправится.
Р. А. Белик сталкивалась и со случаями летального исхода: так, больной пневмонией солдат, не долечившись, уговорил врача выписать его, зная, что будет, если он пролежит в санчасти дольше трех дней. Да и автор этих строк в свое время сбегал из санчасти, предпочитая «тяготы и лишения воинской службы» средствам организованного исцеления.
Когда нет смысла «косить по мелочи», а терпеть издевательства старослужащих больше невозможно, жертвы дедовщины начинают всерьез калечить себя, надеясь на комиссование по инвалидности:
<…> В госпитале когда был, дагестанцы обнаглели, начали бить в туалете, я при ударе стукнулся лбом о стеклоблок, рассек лоб. Это вообще не армия, а дурдом какой-то. Я в гробу видал такую армию, и кушать охота, и не спишь ни фига, все как дерганые. Вот сейчас подойдут и чего-нибудь сделают, а жаловаться бесполезно, офицеры сами тут этих правил придерживаются. Нет уже никакого терпения. У нас тут пацаны хлорку жрут, чтобы заработать язву и комиссоваться, потому что устали. Один в зенитном дивизионе повесился, от хорошей жизни, наверное. Двое уже из нашего батальона убежали. <…>
Здорово, Костян!
Вчера получил твое письмо с открыткой. Поверь друг, мне было очень приятно. Спасибо тебе. <…> Сразу хочу сказать, что то, о чем ты пишешь, мне чертовски знакомо. Первые полгода вообще были мраки, сейчас легче. Мне тогда, особенно первое время, дико хотелось заболеть чем-нибудь серьезным, чтобы пролежать где-нибудь в госпитале месяца 3–4. Каждый день я думал: вот сегодня сменюсь с вахты (я меняюсь в 1 час ночи), пойду в гальюн, разденусь до пояса и высунусь в форточку (дело было зимой). Но каждый раз, сменившись, мне хотелось только одного — спать. Я не мог заставить себя раздеваться в холодном гальюне, обливаться и т. п. Я только валился на шконку (на кровать) и моментально засыпал. Я в то время спал не больше 5 часов в сутки (с 1 до 6). Так я ничем и не заболел, а по прошествии 2–3-х месяцев я уже привык к этому мраку, и больше меня не тянет в форточку лезть. <…>
<…> Руки гниют, трескаются до крови, кожа на сгибах расходится. Поэтому у меня и почерк плохой, но высылать мне ничего не надо, все отберут дембеля. <…> Здесь, если часто лежишь в медсанчасти, значит — косишь, а снять со службы они не захотят, лучше сгноят, чем будут возиться с тобой. <…>
Пишет вам ваш военный сын. У меня все хорошо. Есть много новостей — плохие и хорошие. Начну с плохих. Нашли мой тайник, забрали значки, мазь, таблетки от кашля и глюкозу, музыкальную открытку, ручки, лезвия «Рапира», письма не выкинули, 2 тетрадки оставили, таблетки от гноя не заметили. Бинты забрали. Жалко значки, открытку музыкальную.
Последнее письмо показывает еще одну проблему больного солдата — запрет лечиться собственными средствами. Опасения командиров, что солдаты, если им разрешить хранить лекарства, станут хранить наркотические и психоделические вещества, понятны. Но, во-первых, действующие запреты никак не мешают наркоманам «ширяться», а во-вторых, если кто-то «глючит» от паров бензина, то это еще не повод для перевода войск на альтернативные источники энергии.
Совершенно очевидно, что тотальный запрет на лекарства в армии должен быть снят и приведен в соответствие с общемедицинскими нормами, и солдатам вполне возможно разрешить пользоваться своими лекарствами от самых распространенных в войсках заболеваний. Не вижу большой опасности ни для боеготовности, ни для престижа армии, если солдат, больной наиболее распространенными в армии кожными заболеваниями (стрептодермия, часотка и пр.), будет пользоваться тем же купленным на собственные деньги стрептоцидом, если им не в состоянии обеспечить его санчасть. Эффект самолечения при данном заболевании будет гораздо выше, чем при регулярном посещении санчасти за порцией «зеленки». Понятно, что при дефиците лекарств лечат не тем, чем нужно, а тем, что имеется в наличии. Не понятно только, почему солдатам запрещают самостоятельно выходить из положения? И факт не объективных трудностей, но намеренного алогизма системы порождает анекдоты на тему армейской медицины:
Врач пациенту: «Чем болен? Говоришь, головная боль и понос? Сейчас вылечим», — достает таблетку аспирина, ломает на две части и протягивает пациенту со словами: «Вот эта — от головы, эта — от поноса. Смотри, не перепутай!»
Специализированные подразделения
В настоящем разделе мы попытаемся проследить особенности неуставной иерархии в подразделениях, обслуживающих воинскую часть в плане жизнеобеспечения. Доминантные отношения в «рабочих» группах, сформированных на основе определенных критериев отбора кандидатур, в некоторых случаях развиваются несколько иначе, чем в остальных подразделениях, занимающихся исключительно строевой службой.
В специализированные подразделения (ремонтная рота, хозяйственный взвод, санчасть, оркестр, штаб и т. п.) набирают, разумеется, специалистов, т. е. в комплектации таких подразделений заложен некий принцип, учитывающий специальность, образование или даже тип личности и характер кандидата. Именно поэтому в специальных подразделениях служат люди, объединенные, во-первых, неким общим профессионально-личностным началом, во-вторых, ритмом жизни, отличным от общеармейского распорядка.
Так как проникновение в специальные подразделения связано с «естественным отбором», местом в них дорожат, и нежелание быть переведенным в обычную роту представляет собой серьезный стимул хорошо служить и «не зарываться».
Служба в таких местах гарантирует элитарный статус, формирующий идентичность, недостаточность которой в «простых» подразделениях вызывает компенсаторную агрессию. Все эти персональные водители, банщики, каптерщики и т. п. занимаются общим жизнеобеспечением, пребывая вне системы как формальной, так и неформальной. Поэтому они в компенсации идентичности не нуждаются, и доминантные отношения среди них менее жестоки, более ритуализованы и напоминают нравы, царящие в большой патриархальной семье, или отношениях вассальной зависимости.