Антропология и современность
Шрифт:
Явления анатомии, физиологии и психологии можно рассматривать с индивидуальной, неантропологической точки зрения, поскольку кажется, что, теоретически, можно изучать личность обособленно, равно как и ставить вопрос о разнообразии форм и функций таким образом, чтобы общественный или расовый фактор не учитывался. В экономике, общественной структуре, религиозных верованиях, искусстве и иных основных общественных явлениях это совершенно невозможно.
Психолог может попытаться исследовать психические процессы, сопровождающие художественное творчество. Пусть сущность этих процессов везде одинакова, но сам акт творчества подразумевает, что мы имеем дело не только с художником как творцом, но и с его реакцией на культуру, в которой он живет, и реакцией других членов общества на его творение.
Чтобы распутать сложный клубок экономических процессов, экономист просто обязан изучать именно общность, а не отдельные личности. То же можно сказать об исследователе, изучающем общественную структуру. Ее можно рассматривать с чисто формальной точки зрения, дабы посредством тщательного анализа показать, какие понятия заложены в ее основании. С этого антрополог начинает свое исследование динамических процессов, протекающих в такой общественной структуре и проявляющихся как в жизни отдельной личности, так и в жизни группы.
Языковед может исследовать норму языкового выражения, характерную для данного времени, механические процессы, приводящие к изменениям фонетики, психологическое мироощущение, выраженное в языке, и условия, обусловливающие изменения значений слов. Наибольший интерес для антрополога представляет социальный аспект языковых явлений, язык как средство общения и его взаимосвязь с культурой.
Словом, чтобы рассуждать о реакциях человека на его собратьев, надлежит сосредоточить внимание на обществе, в котором он живет. Мы не можем рассматривать личность как нечто обособленное. Личность надлежит изучать в ее социальной среде. Вопрос заключается в том, представляются ли возможными обобщения, при помощи которых можно обнаружить функциональную связь между тем, что мы в целом знаем об обществе, и тем, как устроена и представлена жизнь отдельного человека. Иными словами, существуют ли какие-либо общезначимые законы, регулирующие жизнь целого общества.
Для научного исследования такого рода интерес представляют лишь взаимосвязи между изучаемыми явлениями, подобно тому как для физики и химии интерес представляет то, как с точки зрения наших органов чувств проявляется равновесие и движение материи. Вопрос о том, насколько полезно это знание, совершенно неуместен. Интерес физика или химика сосредоточен на том, чтобы всецело уяснить хитросплетения окружающего мира. Всякое открытие имеет ценность лишь потому, что оно по-новому освещает общие вопросы в данных науках. Физика совершенно не волнует вопрос о том, как применить полученный опыт для решения технических задач. Что представляет наибольшую ценность на практике, его может и вовсе не интересовать, а что для злободневных хлопот не имеет никакой ценности, для него может быть бесценным. Чистая наука признает лишь один подход к оценке новых открытий – их значимость для решения абстрактных вопросов общего порядка.
Такое представление о чистой науке применимо и к общественным явлениям, однако быстро становится ясно, что оно имеет гораздо более непосредственное отношение к нам самим, ибо едва ли не любая проблема антропологии касается самых сокровенных глубин нашей жизни.
Развитие группы детей зависит от их расового происхождения, экономического положения и общего благосостояния. Зная, как эти факторы взаимодействуют между собой, мы можем контролировать рост членов данного общества и обеспечить их наилучшими условиями жизни. Вся демографическая и общественная статистика весьма тесно связана с политикой, которую стоит принять либо же от которой следует отказаться. Оттого нелегко увидеть, что с точки зрения чистой науки интерес к нашим проблемам не представляет практической ценности, которую мы приписываем результатам исследования.
Наша цель – рассмотреть на страницах данной книги проблемы современной жизни в свете результатов антропологических исследований, проведенных с позиций чистого анализа.
Для этого необходимо разъяснить два ключевых понятия: раса и постоянство культуры. Их мы рассмотрим в соответствующих главах.
Глава II
Проблема расы
Теперь мы полагаем – или по крайней мере полагали до недавнего времени, – что человеческая культура расслаивается на различные культурные формы в соответствии с делением на расы. Несходство между европейской цивилизацией и цивилизацией Восточной Азии казалось разительным до тех пор, пока Япония не стала внедрять европейские культурные модели. Еще более впечатляющим представлялось несходство между европейцами и австралийскими аборигенами, африканскими неграми и американскими индейцами. Оттого неудивительно, что вопросу взаимосвязи между расой и культурой было уделено столько внимания. Даже в самой Европе мы наблюдаем существенные различия между культурой Северной Европы и Средиземноморья, Восточной Европы и Западной, и их также связывают с различиями в физическом строении. Этим объясняется возникновение бесчисленного множества книг, основанных на суждении, что каждой расе свойствен свой особый духовный характер, определяющий его культурное и общественное поведение. В частности, в Америке высказываются опасения, что расовое смешение, изменение или вырождение народного духа, вызванное притоком в Америку новых расовых типов, повлечет негативные последствия. Государство предлагает политику, которая контролировала бы рост населения, и принимает основанные на подобных суждениях законы.
Иным образом проявляется расовый конфликт в Меланезии. Если белый мужчина берет себе в жены туземку, которая, овдовев, может потерять и оставленное мужем имущество, и опеку над детьми. Даже будучи хорошо образованной, она или обречена на голод, или вынуждена выйти замуж за такого же туземца, чтобы вернуться к исконной жизни. Такое случалось, даже когда муж завещал жене свое имущество.
В Южной Африке экономическая нужда стала причиной острого конфликта между белыми и коренными жителями. Был издан закон, закрепивший одни территории исключительно за белыми, другие – исключительно за африканцами. За этим сей же час последовало немедленное насильственное выселение коренных жителей из регионов, отведенных белым, в то время как белые с африканских территорий уходить отказались. Политика буров [9] в целом заключалась в том, чтобы подавлять и эксплуатировать местное население.
9
Буры, или африканеры, – потомки голландских поселенцев в Южной Африке. На староголландском языке «бур» означает крестьянин. Большинство современных потомков южноафриканцев голландского происхождения оставили работу на земле и предпочитают, чтобы их именовали африканерами, т. е. африканцами. – Прим. ред.
Различия в культурном мироощущении и телесном облике не раз порождали вражду, которую пытались объяснить инстинктивной неприязнью между двумя расами.
В отношении понятия расы ясности нет. Мы четко определяем лишь популяции, и нам необходимо определить, насколько популяция (или локальная раса) совпадает с расой или же отличается от нее. Говоря о расовых признаках, мы имеем в виду те черты, которые в каждой расе определяются наследственностью и свойственны всем ее представителям. Если мы захотим сравнить цвет кожи, волосы и глаза шведов и негров, мы скажем, что у шведов наследственным признаком является низкий уровень содержания кожного пигмента, у негров – высокий; у шведов прямые или несколько волнистые волосы, у негров – кучерявые; у шведов узкий и вздернутый нос, у негров – широкий и плоский. Все это суть наследственные расовые признаки, ибо практически всем шведам свойственен один набор черт, а всем неграм – другой.
Во всем прочем определить расовые черты не так просто. Анатомы не могут с точностью отличить мозг шведа от мозга негра. Внутри одной группы устройство мозга разных ее членов может столь существенно различаться, что в отсутствие иных показателей сказать наверняка, принадлежит ли данный мозг шведу или негру, порой бывает весьма трудно.
Чем теснее связь между популяциями, тем больше у них будет общих черт. Знание всех телесных особенностей конкретного человека из Дании отнюдь не дает нам возможности говорить, что он – датчанин. Если он высок, у него светлые волосы, голубые глаза, продолговатое лицо и проч., он равным образом может быть и шведом. Такие же люди встретятся нам в Германии, во Франции и порой даже в Италии. Определить, что человек относится к определенной популяции (или локальной расе), не представляется возможным.
В таких условиях мы не можем говорить о расовой наследственности. Строго говоря, чтобы определить популяцию как расу, необходимо, чтобы определенными чертами были наделены все представители популяции, такими как структура волос, цвет кожи и форма носа негра в сравнении с теми же чертами у жителей Северной Европы. Когда такими отличительными чертами обладают лишь некоторые представители популяции, в то время как все остальные внешностью и работой организма схожи между собой, эти черты уже нельзя считать истинно расовыми признаками. Значение их тем меньше, чем больше представителей популяции, которых можно по этому признаку сопоставить. Жителям севера Италии присуща круглая форма черепа, скандинавам – продолговатая. Однако внутри каждой группы может наблюдаться такое разнообразие форм, а иные черты могут быть между собой столь схожи, что с уверенностью утверждать, что случайно отобранный нами человек – итальянец или скандинав, попросту невозможно. Наиболее ярко выраженные черты можно с наибольшей долей вероятности отнести к той или иной местности, однако черты усредненные могут быть свойственны и другой группе. Особенности телесного облика двух групп суть не расовые признаки в строгом смысле этого слова. И хотя в наиболее типичных таких группах можно описать количественные параметры тела и особенности внешности, не все ее представители будут этим показателям соответствовать.