Анты
Шрифт:
– Категорически всех приветствую, – помахал издалека рукой профессор, – не помешаем?
– Будет уж вам, Сергей Иванович, – поднялся высокий крепкий, как дуб, Буслаев, – заждались уже. Четверть часа, как собрались, правда, время не теряем. Здравствуйте, – он протянул руку, скользнул по мне цепким взглядом и жестом пригласил присоединиться к кампании.
Пока мы знакомились, я срисовал портрет каждого. Буслаев в точности соответствовал своему историческому однофамильцу. Огромный мощный мужик с широкими плечами, большими сильными руками, волевым лицом с умными тёмно-серыми глазами под густой седоватой шевелюрой.
Лябзин смахивал на классического «ботаника»: среднего роста, чуть полноватый, но не рыхлый, высокий лоб с залысинами, очки на крупном носу, большие губы любителя вкусно поесть. А за очками – мудрые карие глаза много знающего опытного человека и мыслителя.
Кропотов ничем бы не выделялся в толпе обывателей: выше среднего роста, правильные черты лица, серо-голубые глаза, короткая стрижка светло-русых волос. Но при внимательном взгляде за его показной простотой скрывались несгибаемый внутренний стержень, незаурядный ум, немалый жизненный и боевой опыт, взрывная сила, упрямство и воля. Он привык побеждать и, похоже, на его счету не одна горячая точка и не одна спецоперация.
Шинорин представился мне образцом воспитателя. Помните Леонова в «Джентльменах удачи», только чуть повыше и лысина чуть поменьше. Приветливо-озабоченная физиономия, вкрадчивый голос и подчёркнуто плавные движения. Педагог, но тот ещё гусь.
– Позвольте представить наше юное дарование, из-за которого все мы здесь и находимся ныне, присно и во веки веков, – загнул профессор Артемьев, сделал паузу и продолжил, – в общем и целом его история всем нам известна, а остальное, что сочтёт нужным, Павел Сергеевич расскажет сам.
Я немного подумал, как половчее отредактировать свою биографию, исключив из неё ненужные подробности, и потом коротко рассказал о находке записей Павла Кравцова, о создании приборов, преследовании, ранении и коме.
Мои собеседники слушали по-разному. Буслаев хмурился, почёсывал нос и постукивал пальцами по столу. Лябзин сжав пальцами нижнюю губу, периодически кивал головой и что-то помечал в блокноте. Кропотов сидел неподвижно с каменным лицом. Шинорин медленно ходил за спинами сидящих.
– Спасибо, Павел Сергеевич, – продолжил профессор Артемьев, – но пора перейти к делу. Павел новичок в наших краях, нужно помочь ему освоиться. Александр Васильевич, вы, как самый компетентный из нас возьмите на себя труд показать ему всё, что нужно. А тебе, Павел, даю пару дней на ознакомление, потом с Иваном Петровичем решите вопрос с бытом и пожалуйте-с к станку. Работать, работать и работать, как говорил… или он говорил о чём-то другом… не помню. Нас и всех, кто тебе необходим, всегда найдёшь по связи коммуникатора. Александр Васильевич объяснит.
Распрощавшись с начальством, мы с Кропотовым сели в его «Ленд Крузер».
– С чего начнём? – развернулся он в пол оборота.
Я посмотрел на его открытое и слегка хмурое лицо и решил сразу поставить точки над «ё»:
– Послушайте, Александр Васильевич, вы ведь всего лет на десять старше меня. Давайте на «ты», а то с отчествами язык ломается, да, и проще так. Называй меня Павел.
– Добро, – его глаза вдруг озорно блеснули, – Я тоже не привык со своими выёживаться, а ты, как я понял, свой и тоже лиха хлебнул. Лично для тебя я Саша, – и мы пожали руки.
– Видишь, какое дело, – я не скрывал своей озабоченности, – всего пять дней назад я выбрался из комы, и до того очень приблизительно представлял где вообще находится Камчатка. Сергей Иванович свалился, как снег на голову, и сразу взял меня за жабры. Сейчас родня в Москве звонка ждёт, а я пока в здешней ситуации ни гу-гу. Так что сам решай, что показывать, что разъяснять и, куда ехать.
Александр усмехнулся, по-простецки поскрёб макушку и махнул рукой:
– Ладно. Для начала, общая информация. Между собой мы прозвали нашу особую территорию Лукоморьем. И чудес здесь хватает, скоро сам убедишься. При подлёте в окно смотрел?
– Ещё бы.
– Заметил, что-то особенное?
– Ни шиша сверху не видно.
– Вот! – он поднял вверх палец, – и это неспроста, и в этом суть. Лукоморье проектировала особая группа, законченных и отмороженных авантюристов, архитекторов и ландшафтных инженеров, которым сказали, создайте такую страну, чтобы и через сто лет в ней жить было не стыдно. Вся природа сохранена в первозданном виде, а здесь столько всего наворочено, что и представить страшно.
Александр не спеша покатил по террасам вниз к окутанной прозрачной дымкой реке, над которой протянулся арочный мост. Километром правее виднелся точно такой же. С моста открывался вид на реку Озёрная, текущую на закат между высоких зелёных холмов, утёсов и куртин прибрежной зелени. Кристально чистая вода широким потоком струилась по стремнине, журчала по мелким и крупным камням, усыпавшим берега, и шевелила длинные водоросли в затонах.
Дымчатое марево горизонта очерчивали контуры вулканических конусов, и ближе всех сразу за рекой поднималась громадина Кошелевского.
Вдыхая пьянящий запах камчатской осени, я задумался не в силах отвести взгляд от буйной необычной растительности речной долины. Перегнувшись через ограждение, я уставился на реку. Текущая вода приковывала взгляд и завораживала. Приглядевшись, я увидел в глубине чистейшей воды сотни шевелящихся спин больших рыбин медленно плывущих против течения. Из моря в Курильское озеро шла на нерест нерка.
– Налюбовался? – Александр потянулся и хрустнул суставами, разминая мышцы, – нерка круглый год туда-сюда ходит, и в реке, и в озере её пропасть. На мелководье можно руками брать. Потому и живности там развелось жуть сколько. Как-нибудь смотаемся на озеро, покажу тебе медведей, беркутов, орланов. Наверняка росомаху увидим, лис тут полно. Про мелочь, вроде соболя, горностая, ондатры, вообще молчу. На то здесь и заповедник. О-о, совсем забыл, а махнём-ка мы сейчас в Кухтины Баты, покажу тебе нечто.