Анубис
Шрифт:
Порою барка налетала на препятствия, скрывавшиеся под водой, или шаркала днищем по дну канала, причем все чаще. Для Могенса это было прямым доказательством того, что либо воды в лодку налилось слишком много, и она постепенно оседала, либо мелел сам канал. Могенс, всю свою жизнь проведший на суше и не имевший ни малейшего опыта в морских путешествиях, некоторое время бесплодно раздумывал — главным образом для того, чтобы хоть чем-то занять голову, — на сколько еще может понизиться уровень воды, пока отлив не достигнет своей кульминационной точки. Когда они отплывали, под баркой было самое большее с полметра глубины, теперь же вряд ли будет с ладонь. И бросающие в дрожь поскребывания под
— Впереди что-то брезжит, — вторгся в размышления Могенса голос Грейвса.
Могенс распрямил спину и посмотрел в указанном направлении. Однако ничего нового не обнаружил: все те же тьма, вода и камень. Мисс Пройслер тоже устремила туда взгляд, а потом вопросительно глянула на него. Могенс только пожал плечами.
Грейвс одной рукой поднял качающийся фонарь, а указующий перст другой направил вперед. Разумеется, яркий свет тут же ослепил их, и в первый момент перед глазами поплыли только белые круги, постепенно бледнея до зеленоватых следов на сетчатке. Могенс зачел Грейвсу еще одно очко не в его пользу, но от комментариев воздержался, терпеливо выжидая, пока глаза привыкнут к другому освещению.
Сначала он подумал, что зрение все еще играет с ним злую шутку, когда перед глазами появилось размытое серое пятно, постоянно меняющее свою форму и по временам исчезающее.
— И что дальше? — спросила мисс Пройслер.
— Мы сделали это! — возбужденно провозгласил Грейвс.
— Сделали? — голос мисс Пройслер преисполнился горечи. — Вы имеете в виду, что Томас не добрался до цели?
— Именно, — холодно ответил Грейвс. — Будь это иначе, нас бы сейчас не было в живых. Как, впрочем, и остального человечества. А вам по душе иной исход?
— Разумеется, нет, — мисс Пройслер сникла. — Но не такой ценой. Мне жаль бедного мальчика.
— Мне тоже, мисс Пройслер, — ответил Грейвс, и его голос звучал почти искренне. Но он тут же махнул рукой, а в его тоне зазвучали вдохновенные нотки. — Вы что, не соображаете? Там впереди дневной свет! Это выход!
И вправду, бледный свет все больше напоминал предрассветный полумрак, чем зеленое мерцание, наполнявшее подземный мир. Тем не менее мисс Пройслер с сомнением посмотрела на Грейвса:
— Дневной свет? Но это…
— …значит, что на Земле уже рассвело, — взволнованно перебил ее Грейвс. — Мы немного задержались в пути, но какое это теперь имеет значение? Через несколько минут будем на воле. Мы сделали это!
Могенс не спешил разделить энтузиазм Грейвса. Разумеется, он тоже почувствовал облегчение, но мысленно произведя подсчет, пришел к выводу, что, с тех пор как они прошли через врата в церемониальной палате, минуло самое большее два часа. Если даже время здесь текло тем медленнее, чем опаснее развивались события, все равно снаружи не мог настать день.
— Очевидно, в этом мире не властвуют наши законы, — сказал Грейвс, заметив его скептический взгляд. — Не ломай над этим голову, Могенс. Главное, что сейчас имеет значение: мы сделали это!
Могенс отнюдь не был в этом уверен. Серое пятно из размытого становилось все более отчетливым, когда теперь Грейвс не светил туда своей лампой. Но что-то с ним было не так.
Мисс Пройслер снова бросила Могенсу взгляд, на сей раз он прочел в нем неподдельное беспокойство. Он даже усомнился, что она так крепко прижимала девушку к себе только ради того, чтобы дать ей ощущение тепла и защищенности. Возможно, этот жест имел двойной смысл. По меньшей мере, за время их последних злоключений Могенс окончательно понял,
Барка продвигалась вперед мучительно медленно, как ему казалось. Серое пятно в конце туннеля приближалось с такой неспешностью, будто барка все больше мешкала, чем ближе подходила к цели. Могенс все еще не мог определить, что его так смущает, однако чувство это не только не ослабевало, напротив, крепло.
Пока он боролся с недобрыми предчувствиями, барка все замедляла ход. Наконец, Могенс отвлекся от своих невеселых мыслей и впервые за долгое время оглянулся по сторонам. До сих пор и смотреть было особо не на что. Грейвс во время всего путешествия неизменно направлял луч своего фонаря вперед, чтобы высматривать попадающиеся на пути камни и другие препятствия — правда, толку от этого было мало, ведь на барке не имелось ни весел, ни руля, чтобы сменить скорость или курс, — а теперь он поворотил лампу в сторону, чтобы ее свет растворял слабое свечение в конце туннеля, так что глазам Могенса предстала совершенно иная картина.
Если бы он не видел подземного города и не знал, на что стоит обращать внимание, он бы никогда не додумался, что видит искусственное сооружение, а не естественным путем образовавшуюся пещеру. Время стерло следы тысячелетних иероглифов и рисунков, как не оставило и намека на каменотесные работы и искусно вырезанные линии рельефов. Некогда тщательно отполированные блоки, облицовывавшие стены и свод, за бессчетные столетия покрылись наслоениями известковых пород, были разъедены влагой и солью, и за долгие миллении стали пористыми от плесени, гнили и терпеливого труда микроскопических организмов. Тут и там из потолка вывалились и ушли под воду целые плиты, стены осели и деформировались, так что тот факт, что они еще поддерживали свод, противоречил всем законам природы.
И чем ближе они подходили к источнику серого света, тем заметнее были разрушения. Будто они не только проделывали путь назад, но и совершали обратное путешествие во времени. Если раньше, спустившись по лестнице за вратами, они очутились в прошлом за многие тысячи лет, то теперь возникало ощущение, что все эти века проплывают мимо них назад в том же размеренном темпе, в каком скользила по водам барка. Неведомая сила, которая оберегала подземное царство от разрушительной власти времени, здесь, на дороге к концу туннеля, медленно отступала. Даже Могенс — и то только потому, что знал, чего искать — на последнем отрезке едва мог различать искусственные формы: линию, слишком прямую, чтобы быть созданной рукой природы, угол, слишком точно построенный, округлость, чрезвычайно ровную. Однако менее внимательный путник, случайно попавший в эту пещеру, никогда бы не натолкнулся на мысль, что здесь есть нечто, не возникшее естественным образом. Даже водная поверхность не была больше гладкой — из нее то здесь, то там торчали зубцы скал, острые края обрушившихся камней, которые образовали целый лабиринт, — и было чудом, что барка передвигалась по узкой быстрине, ни разу не напоровшись на что-нибудь.
И тут послышался скрежет. Две-три секунды Могенсу еще удавалось уговаривать себя, что это всего лишь камни, царапающие днище лодки, но и тогда он знал, что это вовсе не так. Более того, он знал, откуда исходит скребущийся звук.
Саркофаг.
Поскребыванье и царапанье раздавались из саркофага. Звук был не громче, чем в первый раз, но характер его странным образом изменился: он стал целенаправленнее и агрессивнее… И на этот раз все было наоборот: не его фантазия порождала звук, а скребущийся звук вызывал картины в его голове.