Аня из Зеленых Мезонинов

Монтгомери Люси Мод

— Нет, Марилла, но, ах, поверите ли? Меня приглашают завтра на чай в дом священника! Миссис Аллан оставила для меня на почте это письмо. Только взгляните, Марилла! "Мисс Анне Ширли, Зеленые Мезонины". Первый раз в жизни меня назвали «мисс». Ах, меня такая дрожь пронзила! Я буду вечно хранить это воспоминание в сердце среди моих самых дорогих сокровищ.

— Миссис Аллан говорила мне, что собирается по очереди приглашать к себе на чай всех учениц своего класса воскресной школы, — сказала Марилла, совершенно невозмутимо принимая известие об этом чудесном событии. — И совсем нет причины приходить в такое лихорадочное возбуждение. Научись принимать вещи спокойно, детка.

Но для Ани принимать вещи спокойно означало бы изменить свою натуру. Вся "и дух, и огонь, и роса", она с утроенной силой переживала все радости и горести жизни. Марилла чувствовала это и испытывала смутное беспокойство, сознавая, что жизненные взлеты и падения не раз тяжело заденут эту порывистую душу. Но при этом она

упускала из виду, что столь же сильная способность испытывать восторг и радость может с избытком возместить все печали. Таким образом, Марилла считала своим долгом склонять Аню к спокойствию и уравновешенности, столь же невозможным и чуждым для нее, как для солнечного луча, играющего на поверхности ручья. До сих пор, как Марилла печально признавалась себе самой, ее старания оставались тщетными. Стоило каким-нибудь горячо лелеемым надеждам или планам потерпеть неудачу, как Аня погружалась в "пучину горя". Исполнение же их возносило ее на головокружительные высоты восторга. Марилла уже почти начинала терять надежду когда-либо превратить свою воспитанницу в образцовую девочку со скромной внешностью и чопорными манерами. Ей и в голову не пришло бы, что на самом деле Аня такая, какая она есть, нравится ей гораздо больше этого идеала.

В тот вечер Аня пошла спать печальная и молчаливая, так как Мэтью объявил, что ветер поворачивает к северо-востоку и завтра, скорее всего, будет дождливо. Шелест тополевых листьев возле дома беспокоил ее, он был так похож на стук дождевых капель, а неясный отдаленный рокот залива, к которому она с восторгом прислушивалась в другие дни, пленяясь его странным звучанием и равномерным ритмом, теперь казался маленькой девочке, особенно горячо желавшей ясной погоды, предвестником грозы и несчастья. Ане казалось, что утро никогда не наступит.

Но все на свете имеет конец, даже ночь накануне дня, когда вы приглашены на чай в дом священника. Утро, вопреки предсказаниям Мэтью, оказалось ясным, и потому настроение у Ани поднялось необычайно.

— Ах, Марилла, что-то такое у меня в душе сегодня, что заставляет меня любить всех, кого я вижу! — горячо воскликнула она, когда мыла посуду после завтрака. — Вы представить не можете, какой хорошей я себя чувствую! Разве не прекрасно было бы, если бы так осталось навсегда? Я думаю, что могла бы стать образцовой девочкой, если бы только меня каждый день приглашали в гости. Но, ах, Марилла, ведь это также очень торжественное событие! Я так волнуюсь! Что, если я как-то не так себя поведу? Вы же знаете, я никогда не пила чай в гостях у священника, и не уверена, что знаю все правила этикета, хотя я все время внимательно изучаю раздел о правилах хорошего тона в журнале "Вестник семьи" с тех пор, как приехала сюда. Я так боюсь, что сделаю какую-нибудь глупость или забуду что-нибудь, что должна сделать. Например, считается ли хорошим тоном взять себе за столом вторую порцию чего-нибудь, если очень хочется?

— Все твои трудности, Аня, из-за того, что ты слишком много думаешь о себе. Тебе нужно просто думать о миссис Аллан, о том, что будет ей больше всего приятно, — сказала Марилла, в кои-то веки сразу выдав здравый и лаконичный совет. Аня мгновенно его оценила:

— Вы правы, Марилла. Я постараюсь совсем не думать о себе.

Вероятно, Ане удалось пройти через этот визит без каких-либо серьезных нарушений «этикета», потому что в сумерки, когда огромное, высокое вечернее небо зажглось сиянием шафранных и розовых облаков, она вернулась домой радостная и блаженно счастливая. Усевшись на большой плите красного песчаника возле кухонной двери и положив свою усталую кудрявую головку Марилле на колени, она принялась за свой рассказ. Прохладный ветерок прилетал с широких еще не сжатых полей, с поросших соснами холмов, возвышавшихся на западе, и шумел в тополях. Большая ясная звезда висела над садом, и светляки порхали над Тропинкой Влюбленных, то теряясь в папоротниках и качающихся ветвях, то появляясь вновь. Аня следила, за ними взглядом, пока говорила, и чувствовала, что ветер, и звезды, и светляки — все сливается вместе во что-то невыразимо сладостное и чарующее.

— Ах, Марилла, я совершенно очаровательно провела время. Я чувствую, что жила не напрасно, и всегда буду это чувствовать, даже если меня никогда больше не пригласят на чай ни к одному священнику. Когда я пришла, миссис Аллан встретила меня у дверей. На ней было прелестнейшее платье из бледно-розовой кисеи с массой оборок и рукавами до локтя, и выглядела она как серафим! Я думаю, Марилла, что хорошо было бы стать женой священника, когда вырасту. Священник, должно быть, не будет обращать внимания на мои рыжие волосы, потому что он не должен думать о таких мирских вещах. Но как жена пастора я, конечно, должна быть от природы хорошей, а я такой никогда не буду, так что не стоит об этом и мечтать. Некоторые люди хорошие от природы, вы ведь знаете, а другие нет. И я из этих других. Миссис Линд говорит, что я исполнена первородного греха. И как бы я ни старалась быть хорошей, я никогда не добьюсь такого успеха, как те, которые хорошие уже от природы. Я думаю, что это так же, как с геометрией. Но вам не кажется, что, если очень упорно стараешься, это тоже должно иметь какое-то значение? Миссис Аллан из тех,

которые от природы хорошие Я люблю ее страстно. Понимаете, есть такие люди, как Мэтью и миссис Аллан, которых можно полюбить сразу и без всякого труда. А есть другие, как миссис Линд; чтобы их полюбить, надо очень стараться. Знаешь, что должен их любить, потому что они так много знают и так много делают для церкви, но приходится все время себе об этом напоминать, а то забываешь… Кроме меня в гостях у миссис Аллан была еще одна девочка; она ходит в воскресную школу в Уайт Сендс. Ее зовут Лоретта Брэдли, и она очень милая девочка. Не совсем родственная душа, понимаете, но все равно очень милая. Чаепитие было такое изысканное, и кажется, мне удалось соблюсти все правила этикета. После чая миссис Аллан играла на рояле и пела, и нас с Лореттой уговорила спеть. Миссис Аллан говорит, что у меня хороший голос и она включит меня в хор воскресной школы. Вы представить не можете, какая меня пронзила дрожь от одной этой мысли! Я так хотела петь в хоре вместе с Дианой, но боялась, что недостойна и мечтать о такой чести. Лоретте пришлось рано вернуться домой, потому что сегодня в гостинице в Уайт Сендс должен состояться большой концерт и там будет выступать ее сестра. Лоретта говорит, что американцы, которые останавливаются в гостинице, устраивают каждые две недели концерт в пользу больницы в Шарлоттауне и приглашают многих из Уайт Сендс принять участие. Лоретта надеется, что ее тоже когда-нибудь пригласят выступить. Я только посмотрела на нее с восхищением. Когда она ушла, мы сердечно беседовали с миссис Аллан. Я ей все рассказала… о миссис Томас и близнецах, о Кейти Морис и Виолетте, и как я приехала в Зеленые Мезонины, и про трудности с геометрией. Ах, поверите ли, Марилла? Миссис Аллан сказала, что она тоже была тупой в геометрии. Вы представить себе не можете, как это меня ободрило! А когда я уже уходила, к миссис Аллан зашла миссис Линд, и что вы думаете, Марилла? Попечительский совет школы нанял нового учителя… и это леди! Ее зовут мисс Мюриэль Стейси. Не правда ли, очень романтичное имя? Миссис Линд говорит, что в Авонлее никогда не было учительницы, и она думает, что это опасное нововведение. Но мне кажется, будет замечательно иметь учительницу, и прямо не знаю, как я переживу эти две недели до начала учебного года. Мне так не терпится увидеть эту новую учительницу!

Глава 23

Аня приносит жертву на алтарь чести

Однако случилось так, что Ане пришлось ждать встречи с новой учительницей больше двух недель. Прошел почти месяц после происшествия с болеутоляющим пирогом, и было самое время для какого-нибудь нового необычного события. Таких мелких неприятностей, как, например, то, что она по рассеянности вылила горшок снятого молока в корзинку с клубками шерсти в кладовой вместо ведра с пойлом для свиней, или то, что во время прогулки, погруженная в мечты, она сошла с бревенчатого мостика прямо в ручей, — даже не стоило принимать в расчет.

Спустя неделю после чаепития в доме священника Диана Барри устраивала вечеринку.

— Небольшое избранное общество, — уверяла Аня Мариллу. — Только девочки из нашего класса.

Они очень весело провели время, и ничего плохого не произошло до тех самых пор, когда после чая они оказались в тенистом саду Барри, уже несколько пресыщенные играми и готовые соблазниться любой представившейся возможностью созорничать. Это их стремление немедленно приняло форму игры в «вызывание». В то время «вызывать» было модным развлечением среди авонлейских школьников. Игру эту ввели мальчики, но вскоре она захватила и девочек. Описание всех глупостей, совершенных в Авонлее в то лето из-за того, что их авторов на это «вызвали», могло бы, без сомнения, составить целую книгу.

Прежде всего, Кэрри Слоан заявила, что Руби Джиллис не осмелится влезть до определенной ветки на огромную старую иву, что перед парадной дверью дома. Разумеется, Руби Джиллис, несмотря на смертельный ужас перед жирными зелеными гусеницами, в изобилии населявшими указанное дерево, и страх перед гневом матери, неминуемо ожидавшим ее в случае, если бы она разорвала свое новое муслиновое платье, совершила этот подвиг, полностью сокрушив вышеупомянутую Кэрри Слоан.

Затем Джози Пай вызвала Джейн Эндрюс проскакать на левой ноге вокруг садовой ограды, не останавливаясь и не опуская на землю правую ногу, что Джейн Эндрюс храбро попыталась сделать, но на третьем повороте силы покинули ее, и ей пришлось признать свое поражение.

Так как Джози выражала свое торжество более явно, чем допускали приличия, Аня Ширли вызвала ее пройти по забору, огораживавшему сад с восточной стороны. Нужно сказать, что хождение по забору требует больше ловкости и хладнокровия, чем может показаться тому, кто никогда этим не занимался. Но Джози Пай, хоть и была лишена тех достоинств, которые привлекают симпатию окружающих, обладала врожденным и должным образом культивируемым талантом ходить по заборам. Она прошла по забору Барри с небрежным и беззаботным видом, который подразумевал, что на такой пустяк не стоило и «вызывать». Ее подвиг приветствовали принужденным восхищением; большинство девочек могли оценить его по достоинству, ибо сами не раз пострадали в результате подобных попыток. Джози соскочила с забора, сияя удовлетворением победы, и взглянула на Аню с вызовом.