Аня Каренина
Шрифт:
Стива непроизвольно отодвинулся от чрезмерно приветливого старичка. Повисла пауза, Эрнст Петрович старательно пытался втиснуть свой взгляд в зрачки Облонского, но тот отодвигался всё дальше и дальше, пока не упёрся в дверь.
— Что же вы, голубчик? Боитесь меня, что ли?
— Нет! — тут же ответил Стива, выскользнул из-под Эрнста Петровича и снова встал посередине комнаты. — Ну что делать-то надо? Сесть? Лечь?
— Ну что ж, голубчик, вижу, что настроены вы очень решительно, — несколько обиженно ответил Эрнст Петрович. — Пройдёмте
— Куда? За занавеску? Зачем? — у Стивы началось раздражённое волнение, этот старый козёл доктор уже стал его раздражать. «Мозги только парит!» — подумал Облонский. — «Деньги собирает с таких идиоток, как моя жена да эта… Как её? Лена, что ли? Может, уйти, пока не началось?» — Степан бросил тоскливый прощальный взгляд в сторону двери.
Либих посмотрел на Облонского поверх очков.
— Голубчик, — профессор сложил руки на своём круглом пузике. — Я вижу, вы мне не очень доверяете. Ну что ж, это ваше право. Думаю, в этом случае наше лечение будет довольно бессмысленным… Полагаю, что надо позвать вашу жену, и вы, — Эрнст Петрович сделал на этом акцент и ткнул в грудь Стивы пальцем, — ей всё сами объясните.
— Да что вы так сразу… Ничего я про вас плохого не думаю! Может человек растеряться в такой ситуации? Может! Всё-таки в первый раз…
Либих некоторое время изучающе смотрел на Облонского, как будто решая что-то для себя. Затем вдруг начал рыться в своих карманах.
— Чёрт… Ой, господи, прости… Где же моя книжечка? Подождите, голубчик, здесь, не уходите только никуда. — Эрнст Петрович несколько суетливо бросился к двери. — Лидия Вениаминовна! Лидия Вениаминовна!..
Стива тяжело вздохнул, понимая неотвратимость лечения.
— Что значит — не настроен?! — раздался в коридоре резкий голос Долли. — Я ему щас покажу! Где он?!
Дарья ворвалась в кабинет и отвесила Стиве звонкую пощёчину:
— Ты забыл? Забыл, как ребёнка собственного чуть не угробил? Я тебе сейчас устрою! Я уже деньги заплатила…
Стива отворачивался от брызжущей в него слюны и еле сдерживал желание дать жене по морде. Только вот проклятое чувство вины мешало.
— Ну ладно… Чё ты… Я же не сказал, что не буду. Буду, буду… Давайте уже к делу, доктор.
— Это как понимать, простите? — Эрнст Петрович нахмурился. — Вы мне что, позволяете, голубчик? То есть вы как бы не против? — в голосе Либиха ясно слышалось высокомерная ирония.
— Да вы не слушайте его! — вмешалась Долли, втиснувшись между Стивой и профессором. — Он сам не знает, что говорит! — Долли непроизвольно повертела пальцем у виска.
— Эрнст Петрович! Ну не отказывайте! Женщина-то чем виновата?! — заголосила вдруг Лидия Вениаминовна. — Ну, Эрнст Петрович! — молитвенно сложила руки на метровой груди колодообразная корова.
— Пожалуйста, — так же молитвенно сложила руки и закусила губу Долли.
— Ну ладно… Что вы… Конечно. Не могу отказать прекрасным дамам, хе-хе, — Эрнст Петрович подмигнул Долли, схватил её руку и поцеловал. — Вы не ревнуете, Лидия Вениаминовна? Хе-хе! Ну не ревнуйте, голубушка, в остальное время — я весь ваш!
— Эрнст Петрович! — расплылась в улыбке толстуха. — Какой вы, однако, донжуан!
— Ну что ж, — Эрнст Петрович снова сложил ручки на пузике, — пройдёмте, голубчик, в нашу потайную залу.
— Куда? — хором спросили Облонские.
— Идите за мной, — окрысился Эрнст Петрович. — Только вы, голубчик. Жена ваша пусть останется.
Либих открыл белую дверь, что была спрятана за ширмой.
Несколько секунд после этого Облонский стоял разинув рот. За дверью оказалась комнатка, сделанная под миниатюрную церковь. Иконы по всем стенам в золотых багетных рамах, канделябры со свечами, запах ладана прямо-таки удушающий для столь небольшого помещения.
— Проходите, голубчик! Не стойте там, — Эрнст Петрович сделал приказной жест рукой. Облонскому тут же показалось, что он уже загипнотизирован и против своей воли подчиняется всем приказаниям Либиха.
— Сядьте, — сказал Эрнст Петрович, — указывая Облонскому на стул, стоящий посреди комнаты.
Стива сел. Медленно положил руки на колени и замер, глядя в одну точку.
— Голубчик, вы что, уже в трансе? — Эрнст Петрович внимательно посмотрел на Облонского поверх очков.
— Что? — встрепенулся через секунду Облонский.
— Голубчик, расслабьтесь, мы ещё не начали! Хе-хе! — затрещал Либих. — Только очень постарайтесь расслабиться. Вы должны быть полностью расслаблены! Иначе, хе-хе, денюжки вашей жены, хе-хе, вылетят в трубу! — и Эрнст Петрович зашёлся приступом смеха, больше напоминавшего корчи астматика.
Облонский сидел не шевелясь, глядя в одну точку, у него дёргалась щека.
— Вы спокойны? — заглянул ему в лицо Либих.
— Да! — гаркнул Стива.
— Вы расслаблены?
— Да!
— Ну что ж… Тогда начнём. Посидите так ещё несколько минут. Хотя можете, конечно, и эдак… Хе-хе…
Позади Стивы послышалось какое-то кряхтение, пыхтение и «шелест одежд». Облонскому стало даже страшно. Вдруг он щас обернётся, а там голый Либих!
На долю секунды повисла жуткая тишина. Тихий щелчок…
Либих ещё пару раз перекрестился и поклонился, а затем, словно очнувшись от транса, испуганно открыл глаза и с удивлением уставился на Облонского.
— А вы что, голубчик, ещё тут? — Эрнст Петрович перевёл глаза на пустой стул, потом на бумажку, лежавшую на высокой стойке. — А! — Либих выпрямился, приосанился и торжественно перекрестил Стиву. — Можешь быть свободным от греха, сын мой, Господь прощает тебя с условием, что ты более никогда не совершишь его. Не приблизишься… э-э… э… к предмету искушения и не вкусишь его пагубных плодов. Теперь тебе надлежит поехать в церковь, поставить свечи и вознести искреннюю и чистую молитву.