Аня с острова Принца Эдуарда
Шрифт:
Мистер Харрисон действительно принес почту, и веселые письма от Стеллы, Присиллы и Фил вскоре разогнали Анину тоску. Тетя Джеймсина тоже написала ей, сообщив, что все время топит камин, что все кошки здоровы и комнатные растения в порядке.
"Погода очень холодная, — писала она, — поэтому я позволила кошкам спать в доме: Паленому и Джозефу на диване в гостиной, а кошке Саре в ногах моей постели. Так приятно слышать ее мурлыканье, когда я просыпаюсь ночью и думаю о моей бедной дочке, которая так далеко от меня. Я не волновалась бы так, если бы она была не в Индии, но в Индии, говорят, ужасные змеи. И нужно все мурлыканье
Тонкое письмецо с отпечатанным на машинке адресом Аня оставила напоследок, сочтя его маловажным, но, прочитав содержавшееся в нем краткое сообщение, осталась сидеть неподвижно со слезами на глазах.
— Что случилось, Аня? — спросила Марилла.
— Мисс Джозефина Барри умерла, — ответила Аня тихо.
— Значит, умерла все-таки, — вздохнула Марилла. — Она была больна больше года, и Барри со дня на день ожидали известия о ее смерти. Хорошо, что она обрела вечный покой, Аня, так как мучилась она ужасно. Она всегда была добра к тебе…
— Она была добра ко мне до конца, Марилла. Это письмо от ее адвоката. Она оставила мне по завещанию тысячу долларов.
— Ну и ну, это ж ужасные деньжищи! — воскликнул Дэви. — Это та самая женщина, на которую вы с Дианой свалились, когда прыгнули на кровать в комнате для гостей, да? Именно поэтому она завещала тебе так много денег, да?
— Помолчи, Дэви, — сказала Аня мягко.
Она незаметно выскользнула из кухни и с тяжелым сердцем отправилась в свою комнатку в мезонине, предоставив Марилле и миссис Линд вволю посудачить о неожиданном известии
— Как по-вашему, выйдет теперь Аня замуж? — с беспокойством размышлял вслух Дэви. — Доркас Слоан, когда выходила замуж прошлым летом, сказала, что будь у нее достаточно денег на прожиток, она ни за что не связалась бы ни с каким мужчиной, но даже вдовец с восемью детьми и то лучше, чем житье в одном доме с женой брата.
— Придержи язык, Дэви, — сурово сказала миссис Линд. —Такие речи из уст маленького мальчика — это просто возмутительно, скажу я вам.
Глава 19
Интерлюдия
— Подумать только, что сегодня мой двадцатый день рождения и что я навсегда расстаюсь со своим вторым десятком, — сказала Аня, уютно устроившаяся на коврике перед камином с Паленым на коленях, обращаясь к тете Джеймсине, которая читала, сидя в своем любимом кресле. В гостиной они были одни. Стелла и Присилла ушли на собрание какого-то комитета, а Фил была наверху — наряжалась, собираясь на вечеринку.
— Да, я думаю, тебе грустно, — кивнула тетя Джеймсина. — Второй десяток — такая приятная пора жизни. Я очень рада, что так никогда и не вышла из этого возраста.
Аня засмеялась:
— И никогда не выйдете, тетечка. Вам будет восемнадцать и тогда, когда по всем правилам должно будет исполниться сто. Да, мне грустно, и к тому же я ощущаю некоторую неудовлетворенность. Когда-то давно мисс Стейси говорила мне, что к двадцати годам мой характер сформируется окончательно и — хорошо это или плохо — навсегда. Но я не чувствую, что произошло
— Так же, как и в любом другом, — ободряюще заверила тетя Джеймсина. — В моем их около сотни. Твоя мисс Стейси, вероятно, имела в виду, что, когда тебе будет двадцать, твой характер приобретет то или иное направление, в котором и будет продолжать развиваться. Не беспокойся, Аня. Исполняй свой долг перед Богом, ближними и собою и живи весело. Это моя философия, и она всегда работала неплохo… Куда это Фил сегодня отправляется?
— На танцы, и у нее прелестнейшее новое бальное платье: кремово-желтый шелк и кружева паутинкой. Оно так идет к ее темным глазам и волосам.
— Есть какая-то магия в словах «шелк» и «кружева», правда? — сказала тетя Джеймсина. — Один звук этих слов уже вызывает у меня такое чувство, словно я отправляюсь на бал. К тому же желтый шелк. На ум приходит сравнение с платьем из солнечного света. Мне всегда хотелось иметь желтое шелковое, платье, но сначала моя мать, а потом муж и слышать не желали об этом. Самое первое, что я намерена сделать, попав на небеса, это обзавестись желтым шелковым платьем.
Под звуки Аниного смеха вниз сошла Фил во всем блеске бального великолепия и внимательно оглядела себя в висевшем на стене высоком овальном зеркале.
— Зеркало, которое льстит, настраивает благожелательно, — заметила она. — То, что висит в моей комнате, явно делает меня зеленой. Неплохо я выгляжу, Аня?
— Да знаешь ли ты, Фил, до чего ты хороша? — воскликнула Аня с искренним восхищением.
— Конечно, знаю. На что же зеркала и мужчины? Я не это имела в виду. Ничего нигде не торчит? Юбка лежит ровно? И не будет ли эта роза выглядеть лучше, если приколоть ее пониже? Боюсь, она слишком высоко, и я буду казаться кривобокой. Но я терпеть не могу, когда что-нибудь приколото так, что щекочет ухо.
— Все в полном порядке, а эта твоя юго-западная ямочка — просто прелесть!
— Есть в тебе, Аня, одно качество, которое мне особенно нравится, — ты такая щедрая на похвалы. В тебе нет ни капли зависти.
— А почему она должна завидовать? — спросила тетя Джеймсина. — Она, быть может, не такая хорошенькая, как ты, но ее нос гораздо красивее твоего.
— Я это знаю, — согласилась Фил.
— Мой нос всегда был для меня большим утешением, — призналась Аня.
— И еще мне очень нравится, как у тебя, Аня, растут волосы надо лбом. Особенно этот крошечный локон, который, кажется, вот-вот упадет, но никогда не падает; он просто восхитителен! Но что касается носов, то мой меня ужасно тревожит. Я знаю, что когда мне исполнится сорок, он будет совсем берновский. Как ты думаешь, Аня, на кого я буду похожа в сорок лет?
— На почтенную и солидную замужнюю женщину, — поддразнивая ее, ответила Аня.
— Не хочу, — заявила Фил, усаживаясь поудобнее в ожидании своего кавалера. — Джозеф, ты, пестрая зверюга, не смей прыгать ко мне на колени! Я не хочу отправиться на танцы вся в кошачьей шерсти. Нет, Аня, я не буду иметь почтенный вид. Но замуж я, несомненно, выйду.
— За Алека или за Алонзо? — уточнила Аня.
— За одного из них, полагаю, — вздохнула Фил, — если когда-нибудь сумею выбрать.
— Такой выбор не должен быть трудным, — с укоризной сказала тетя Джеймсина.