Анютины глазки. Дилогия

Тамбовский Сергей

Постучал, не дождался ответа, зашли внутрь. Игоревич сразу открыл глаза:

– Ааа, это ты, Сергуня.

– Так точно, тщ майор, - бодро ответил я, - как дела?

– Дела хреновые, сам видишь...

– Да ладно, лечащий врач сказал, операция вполне успешно прошла, так что теперь остается только восстанавливаться. Мы вот тут тебе принесли кое-чего... кстати, это моя мама, Клавдия Алексеевна.

Игоревич внимательно поглядел на мать и сказал:

– Да я уже догадался, здравствуйте. Чего там еще врач говорил?

– Что недели две ты тут проваляешься, сказал.

А из реанимации вроде должны завтра-послезавтра перевести в обычную палату. Слушай, мне бежать надо, там у нас небольшие проблемы нарисовались во дворе, так я побегу, а мама тут с тобой посидит немного, ладно?

– А что за проблемы-то?

– Ерунда, потом расскажу, но мое присутствие вроде как обязательно.

И я побежал обратно. В кабинете не удалось им пообщаться, хоть здесь пусть поговорят, может так даже и лучше, думал я, сбегая вниз по выщербленной многими поколениями больных лестнице первого корпуса.

Вернулся в свой двор значит, а там на лавочке сидит Валерик, сгорбленный и унылый.

– А чего не в клубе?
– спросил я нарочито бодрым голосом.

– Накрылся похоже наш клуб медным тазом, - ответил Валера, - вот только что Пенькович хотел у меня ключи отобрать, мол власть поменялась, больше вас прикрывать некому...

Вот же гнида, и когда только успел узнать?

– Ключи я ему конечно не отдал, сказал они у тебя, поэтому и не в клубе... да, и еще одна хреновая новость - Вера звонила, просила передать, что в комиссионку, где родственница ее работает, пришла ревизия, так что продажа штанов отменяется. Не насовсем, а на некоторое время.

– Ну хотя бы то радует, что не насовсем.

– И еще одно... не хотел говорить, но вываливать, так уж все кучей - полчаса назад иду это я по парку, а там значит возле пруда сидит твоя Анюта на лавочке и с Вовчиком обнимается...

– А вот это уже совсем интересно. В каком месте-то точно?

– Слева, если отсюда смотреть, там где тир.

– Хорошо, пойду поговорю с обоими.

– Да, и чего там с твоим райкомовцем-то, расскажи.

– Выбыл из строя недели на две, операция на сердце. А ключи не давай никому конечно, официальную бумагу принесут, тогда поговорим.

– Стой, еще одна новость...

– Ну вываливай, добивай уж...

– Хорошая новость, что ты сразу - короче вовкиного папашу железно привязали к убийству, один отпечаток на ноже вроде как его оказался, и еще у него нашли какую-то вещь Игорька, портсигар что ли, так что ты теперь совсем вне всяких подозрений.

Ну спасибо тебе, друг синяк, выручил... жалко что ты последний.

– Ладно, пойду до пруда прогуляюсь.

Скамейку эту я довольно быстро нашел - да, действительно между прудиком и тиром, из которого доносились редкие выстрелы, тихо-мирно сидела значит моя Анюточка рядышком с Вовчиком, причем обнявшись сидела. И о чем-то весьма оживленно беседовала, посмеиваясь... со мной она себя что-то совсем не так вела.

– Аня, - сказал я, подойдя к скамеечке (Вовчик аж в лице изменился), - можно тебя на пару слов.

– Почему же нельзя, можно конечно. Говори, у меня от Вовы секретов нет.

Вовчик

дернулся было уйти, потом в обратную сторону, потом таки встал и со словами 'Я лучше в тире пока постреляю' ушел в ту сторону. Я сел рядом с Анютой.

– Ну и что все это значит, Анечка?
– тихо спросил я.

– Это значит, что раз тебе лучше с Инночкой, то и я могу считать себя свободной.

– При чем тут Инна?
– удивился я.

– А кто голышом с ней купался, Пушкин?

– Подожди-подожди, это источник такой был целебный, пропустить никак нельзя было, а купались мы не вместе, а по очереди.

– Да знаю я все, люди мне глаза-то открыли.

– Инна что ли проболталась? Вот уж язык без костей...

– Да при чем тут она, мне твой Андрюха все как на духу выложил.

А это был конечно удар, вот уж от кого не ожидал, так это от него... то молчит днями, то значит из него вываливается все, как из дырявого пакета.

– Андрюхе значит ты сразу поверила, а мне совсем не веришь?

– Да, - просто ответила Аня.

– Ну хорошо, допустим я в чем-то там провинился, но почему сразу Вовчик? Откуда Вовчик? Зачем Вовчик?

– А он красивый...

– Ты же не хуже меня знаешь, что для мужчины красота это дело десятое, если он чуть красивее обезьяны, значит уже хорошо.

– Ну значит ты, Сергуня, не красивее обезьяны получаешься.

А это уже была форменная неправда - я на рожу хоть и не Криштиану Роналду, но и далеко не Квазимодо. Ладно, спишем на то, что она это в запале сказала.

– У него знаешь, сколько таких, как ты, было? Бросит он тебя, и очень скоро.

– А посмотрим, пока-то не бросил.

– Хорошо, я пошел... когда передумаешь, возвращайся, я тебе всегда буду рад.

– И крестик свой дурацкий забери, - сказала она мне уже в спину. Вернулся, забрал, подумал, что она сейчас еще и джинсы снимет и отдаст, они в принципе тоже на мои деньги куплены, но нет, до этого не дошло.

Ну что же, будем считать это последней соломинкой, которая надломила верблюда, думал я, огибая угол озера, грузили, значит, верблюда грузили и перегрузили, овердрайв случился. А вот прямо на центральной аллее и гипсовый олень сидит, с отбитыми рогами (тебе-то хорошо, олень, тебе рога отбили, а мне походу приделали), а вот и женщина с веслом стоит... точнее было оно когда-то, весло, но тоже давно отбито (тебе-то хорошо, женщина, у тебя только весло отбили, а у меня целую Анюту), а вот чапок с пивасегом (нажраться что ли с горя? нет, ребята, есть такое мнение, что это не выход).

Вышел из парка через ворота на улицу славных героев-Челюскинцев, и тут в мозгу почему-то загромыхала популярная песня Григория Лепса:

Запущен дом, в пыли мозги,

(дада, хорошо бы пропылесосить мозги, а то заплесневели что-то)

Я как лимон на рыбу выжат,

(о, и лимон надо купить - зашел в магазин номер 3, встал в очередь)

Глушу водяру от тоски

(правильно, шампанское тоже не помешает... ну и конфеты к ним, во-он ту коробку пожалуйста)