Анж Питу
Шрифт:
И пронзительным, отчаянным голосом он призвал к себе всех выборщиков.
Рассказ его прерывался лишь восклицаниями да горестными вздохами.
Воцарилось молчание, и в этой зловещей тишине до Ратуши стал долетать далекий невнятный гул, похожий на шум в ушах, когда кровь приливает к голове.
– Что это? – спросил один из избирателей.
– Черт побери, толпа, – ответил другой.
Вдруг на площадь выехала карета; два вооруженных человека высадили из нее третьего, бледного и дрожащего.
За каретой под предводительством Сен-Жана, совершенно выбившегося из сил, бежала сотня юнцов от двенадцати до восемнадцати лет с болезненно бледными лицами и горящими глазами.
Они бежали, почти не отставая от лошадей, с криками «Фулон! Фулон!»
Однако два вооруженных человека сумели обогнать их на несколько шагов и успели втолкнуть Фулона в Ратушу, двери которой захлопнулись перед носом у этих охрипших крикунов.
– Ну вот, доставили, – сказали они избирателям, ждавшим на верху лестницы. – Черт возьми, это было нелегко.
– Господа! Господа! – воскликнул трепещущий Фулон. – Вы меня спасете?
– Ах, сударь, – со вздохом ответил Вайи, – вы совершили много черных дел.
– Однако, я надеюсь, сударь, – сказал Фулон с мольбой и тревогой в голосе, – правосудие защитит меня. В это мгновение шум на улице стал громче.
– Быстро спрячьте его, – велел Вайи людям, которые стояли вокруг, – иначе… Он обернулся к Фулону.
– Послушайте, – сказал он, – положение столь серьезно, что я хочу вас спросить: хотите попытаться бежать через черный ход? Быть может, вы еще успеете.
– О нет! – воскликнул Фулон. – Меня узнают и убьют на месте!
– Вы хотите остаться с нами? И я и эти господа, мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы вас защитить: не правда ли, господа?
– Клянемся! – крикнули избиратели в один голос.
– О, уж лучше я останусь с вами, господа. Господа, не бросайте меня.
– Я обещал вам, сударь, – ответил Байи с достоинством, – что мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы спасти вашу жизнь.
В это мгновение по площади разнесся громкий рев и через раскрытые окна проник в Ратушу.
– Вы слышите? Вы слышите? – прошептал Фулон, покрываясь бледностью.
И правда, со всех улиц, ведущих к Ратуше, особенно с набережной Пеллетье и с улицы Корзинщиков надвигалась грозная, орущая толпа.
Байи подошел к окну.
Ножи, пики, косы и мушкеты блестели на солнце. Не прошло и десяти минут, как народ запрудил всю площадь. К тем, кто сопровождал Фулона и о ком говорил Питу, прибавились также любопытные, которые сбежались к Гревской площади, привлеченные шумом.
Двадцать тысяч глоток изрыгнули крик:
– Фулон! Фулон!
Тут стало видно, что не менее сотни человек, бегущих впереди разъяренной толпы, указывают этой орущей массе на дверь, за которой скрылся Фулон; преследователи тотчас принялись вышибать эту дверь пинками, прикладами ружей, рычагами, и вскоре она распахнулась.
Из двери вышла стража и двинулась навстречу наступающим, которые поначалу отпрянули, испугавшись штыков, и перед Ратушей образовалось большое пустое пространство.
Стража, не теряя самообладания, разместилась на ступенях.
Впрочем офицеры отнюдь не угрожали, но ласково увещевали толпу и пытались ее успокоить.
Байи едва не потерял голову. Бедный астроном впервые столкнулся со взрывом народного гнева.
– Что делать? – спрашивал он у выборщиков, – что делать?
– Судить его! – отозвалось несколько голосов.
– Невозможно судить под напором толпы.
– Проклятье! – вскричал Бийо. – У нас достанет солдат, чтобы защищаться?
– У нас нет и двухсот человек.
– Значит, необходимо подкрепление.
– О, если бы господин де Лафайет знал, что здесь происходит! – воскликнул Байи.
– Так сообщите ему.
– Как это сделать? Кто решится переплыть это людское море?
– Я! – ответил Бийо и шагнул к двери. Байи остановил его.
– Безумец, – сказал он, – взгляните в окно. Первая же волна поглотит вас. Если вы вправду хотите пробраться к господину Лафайету, спуститесь через черный ход, да и то я не поручусь, что это вам удастся. Впрочем, попытайтесь!
– Попробую, – просто ответил Бийо.
И он стремглав помчался искать Лафайета.
Глава 41.
ТЕСТЬ
Однако нарастающий гул толпы свидетельствовал, что страсти на площади накалялись, это была уже не ненависть, но ярость; люди уже не угрожали, но брызгали слюной от злобы.
Крики «Долой Фулона!», «Смерть Фулону!» сталкивались, словно смертоносные снаряды во время бомбардировки; людское море волновалось, грозило прихлынуть и смести стражу с ее поста.
И в толпе этой все громче звучали призывы к расправе.
Смерть грозила не только Фулону, но и защищавшим его избирателям.
– Они упустили пленника! – говорили одни.
– Надо войти внутрь! – говорили другие.
– Спалим Ратушу!
– Вперед! Вперед!
Байи понял, что коль скоро г-н де Лафайет не появляется, у выборщиков остается единственное средство: выйти на площадь, смешаться с толпой и попытаться переубедить самых рьяных сторонников жестоких мер.
– Фулон! Фулон! – таков был несмолкающий крик, нескончаемый рев разъяренной толпы.