Анж Питу
Шрифт:
Игра оживила его черты, возвратив им свежесть и очарование юности, которое отнимали ночные оргии и длящиеся до рассвета карточные поединки.
Ни одно из достоинств г-на виконта, без сомнения, восхищавших мадмуазель Бийо, не укрылось от Питу. Глядя на ноги г-на де Шарни, он начал меньше гордиться щедростью природы, позволившей ему одержать победу над сыном сапожника, и пришел к выводу, что природа эта могла бы более толково распределить между частями его тела пошедший на них материал.
В самом деле, сэкономив на ступнях, руках и коленях Питу, природа могла бы одарить его красивыми икрами. Но все перепуталось: там, где требовалась худоба, налицо была полнота, а там, где была необходима полнота, торчали одни кости.
Питу взглянул на свои ноги с тем видом, с каким смотрел на свои олень из басни.
– Что с вами, господин Питу? – спросила Катрин. Питу ничего не ответил и лишь вздохнул. Очередная партия окончилась. Виконт де Шарни воспользовался перерывом и подошел поздороваться с Катрин.
Виконт кивнул Питу, а затем с учтиво-непринужденным видом, какой тогдашняя знать принимала, разговаривая с буржуазками и гризетками, осведомился у Катрин о ее самочувствии и попросил оставить за ним первый контрданс. Катрин согласилась. Вместо благодарности юный дворянин наградил ее улыбкой. Пора было начинать новую партию, виконта позвали на поле. Он поклонился Катрин и удалился с тем же непринужденным видом, с каким подошел.
Питу ощутил все превосходство человека, который так говорит, улыбается, подходит и отходит.
Потрать он, Питу, целый месяц на изучение одного-единственного движения г-на де Шарни, его подражание вылилось бы самое большее в смешную пародию.
Если бы в сердце Питу было место ненависти, с этой минуты он возненавидел бы виконта де Шарни.
Катрин следила за игрой до той самой минуты, когда игроки подозвали слуг, дабы облачиться в кафтаны. Тогда она направилась к площадке для танцев, а Питу, которому в этот день суждено было делать то, что ему не по душе, в отчаянии поплелся за ней.
Господин де Шарни не заставил себя ждать. Незначительные изменения наряда сделали из игрока в мяч элегантного танцора. Скрипки подали знак к началу танцев, и он подошел к Катрин, дабы напомнить о данном ему обещании.
Когда Катрин отняла у Питу свою руку и, зардевшись, вступила в круг вместе со своим кавалером, Питу испытал одно из самых неприятных ощущений в своей жизни. На лбу у него выступил холодный пот, в глазах потемнело, он вынужден был опереться рукой о балюстраду, ибо ноги, как ни крепки они были, отказывались его держать.
Что же до Катрин, она, кажется, вовсе не подозревала, что творится в душе у Питу; она была счастлива и горда разом: счастлива оттого, что танцует, горда оттого, что танцует с самым красивым кавалером в округе.
Если Питу вынужден был признать, что г-н де Шарни превосходно играет в мяч, то ему и подавно пришлось отдать должное виконту, когда дело дошло до танцев. В ту пору люди еще не начали именовать танцами простую ходьбу. Танец был искусством, которому специально учились. Не говоря уж о г-не де Лозене, обязанном своим благоденствием мастерскому исполнению куранты в королевской кадрили, не один дворянин завоевал расположение двора умением ставить ногу и тянуть носок. В этом отношении виконт был образцом изящества и совершенства; подобно Людовику XIV, он мог бы танцевать на театре, вызывая рукоплескания, хотя не был ни королем, ни актером.
Питу во второй раз взглянул на свои ноги и вынужден был признать, что, если, конечно, эта часть его тела не претерпит кардинальных изменений, победы вроде тех, какие одерживает в настоящую минуту г-н де Шарни, ему заказаны.
Контрданс окончился. Для Катрин он длился от силы несколько секунд, Питу же показалось, что с его начала прошел целый век. Возвратясь, чтобы снова взять под руку своего первого кавалера, Катрин заметила происшедшую с ним перемену. Питу был бледен, на лбу его блестели капельки пота, в глазах стояли слезы ревности.
– Ах, Боже мой! – сказала Катрин. – Что с вами стряслось, Питу?
– Со мной стряслось то, – отвечал несчастный юноша, – что теперь, когда я увидел, как вы танцуете с господином де Шарни, я ни за что не осмелюсь танцевать с вами.
– Пустяки! – возразила Катрин. – Не стоит так расстраиваться, вы станцуете, как сумеете, а мне все равно будет приятно танцевать с вами.
– Эх! – сказал Питу. – Вы это говорите, чтобы меня утешить, мадмуазель, но сам-то я себе цену знаю; я понимаю, что вам всегда будет приятнее танцевать с этим молодым дворянином, чем со мной.
Катрин ничего не ответила, потому что не хотела лгать; однако, поскольку у нее было доброе сердце и она чувствовала, что с беднягой Питу творится что-то странное, она начала оказывать ему многочисленные знаки внимания; увы, даже это не могло возвратить ему утраченной радости. Папаша Бийо был прав: Питу становился мужчиной; он страдал.
Катрин станцевала еще пять или шесть контрдансов, из них один – с г-ном де Шарни. На этот раз, мучаясь так же сильно, Питу внешне выглядел более спокойным. Он пожирал глазами каждое движение Катрин и ее кавалера. Он пытался прочесть по губам, о чем они говорят, а когда в танцевальной фигуре их руки соединялись, старался отгадать, что это – дань правилам или выражение нежности. Без сомнения, Катрин дожидалась второго контрданса с виконтом, ибо, станцевав его, сразу предложила Питу пойти домой. Никогда еще ни одно предложение не встречало такого сочувствия; но удар был нанесен, и Питу, меряя дорогу такими широкими шагами, что Катрин приходилось время от времени сдерживать его, хранил ледяное молчание.
– Что с вами? – спросила наконец Катрин. – Почему вы со мной не разговариваете?
– Я с вами не разговариваю, мадмуазель, – ответил Питу, – потому что не умею разговаривать, как господин де Шарни. Что я могу вам сказать после всех тех красивых слов, которые говорил вам он?
– Как же вы несправедливы, господин Анж, ведь мы говорили о вас.
– Обо мне, мадмуазель? Каким же это образом?
– А вот каким, господин Питу: если ваш покровитель не отыщется, вам придется выбрать себе другого.
– Значит, я уже недостаточно хорош, чтобы вести счета на вашей ферме? – спросил Питу со вздохом.
– Напротив, господин Анж, я полагаю, что счета на нашей ферме недостаточно хороши для вас. С тем образованием, какое вы получили, вы можете достичь большего.
– Не знаю, чего я могу достичь, но знаю, что ничего не хочу достигать, если своими достижениями мне придется быть обязанным господину де Шарни.
– А отчего бы вам не принять его покровительство? Его брат, граф де Шарни, кажется, на хорошем счету при дворе и женат на ближайшей подруге королевы. Он мне сказал, что если я захочу, он подыщет вам место в департаменте, ведающем налогом на соль.