Анжелика и дьяволица
Шрифт:
Анжелика встала взять с камина подсвечник, поставила его рядом с зеркалом и зажгла свечу. В зеркале она увидела свое бледное лицо в синем отблеске сумерек. Лицо ее выглядело уставшим, но неожиданно помолодевшим. Так бывало уже не раз: потенциал молодости восставал против грусти и обреченности.
Амбруазина заговорила вновь:
— Абигель и ее дети; ваши любимчики, эти вонючие индейцы, которых вы старались развеселить; раненые, которые ждали вас как мать; и ваш кот, и этот медведь… Я ревновала к медведю, ревновала даже к старой мисс Пиджон, когда вы отправились утешать ее после смерти этого
— Не вы ли его убили?
Герцогиня сделала большие невинные глаза:
— Причем здесь я? Разве вы не помните, — он дрался на дуэли с Луи-Полем де Верноном.
— Когда иезуит разоблачил вас, вы решили, что он должен умереть. Но как сделать это, не вызвав подозрений? К тому же, иезуиты достаточно умны, чтобы дать убить себя просто так. И тогда вы или кто-то из ваших распустили слух среди англичан, что их отправят в Канаду как пленников. Вы знали, что этого было вполне достаточно, чтобы пастор разъярился, как дикий кабан.
Амбруазина была в восторге.
— Ловко придумано, не правда ли?
Анжелике до тошноты захотелось если не удушить, то по крайней мере как следует ударить Амбруазину, но она держала себя в руках, понимая, что такой безрассудный поступок может иметь необратимые последствия.
Амбруазина явно устала от безрезультатных попыток вывести из себя Анжелику. Сойдя с гамака, она приблизилась к ней и с большим удовлетворением увидела, как побледнела Анжелика от одного запаха ее духов. Ведь Анжелика воспринимала ее, как ядовитую змею, вынужденное соседство с которой делало ее совершенно больной.
Понимая, что ей надо немного прийти в себя, — Анжелика открыла сумку, чтобы положить в нее гребешок и щетку. Амбруазина машинально заглянула в сумку и тут же воскликнула:
— А это что?
Она увидела свинцовую дубинку, вынутую Анжеликой из рук человека, которого Пиксарет убил в Сарагуше.
— Как к вам попал этот предмет? — спросила герцогиня, свирепо уставившись на Анжелику.
— Мне дал его в Париже один ремесленник.
— Это не правда.
— Почему вы так думаете? Глаза Анжелики засверкали.
— А откуда у вас такой интерес к этому предмету, мадам де Модрибур? Видимо, вы догадались, что ко мне он мог попасть только от тех бандитов, которые устраивают кораблекрушения, а затем добивают потерпевших во Французском заливе? А вы отдаете им приказы о совершении этих преступлений? Не вы ли их тайная предводительница?.. Не вы Велиалит?
Она схватила Амбруазину за запястья.
— Я сорву с вас маску, — сказала Анжелика сквозь сжатые зубы. — Я добьюсь вашего ареста. Вас заточат в тюрьму… Потом повесят на Гревской площади!.. Я выдам вас инквизиции, и вас сожгут на костре как колдунью!
Враги Анжелики всегда опасались ее гнева. Она взрывалась именно тогда, когда у них появлялась уверенность, что она, изысканная светская дама с чувствительным сердцем, не способна на вспышки вульгарного гнева, свойственного простолюдинам.
— Но вы просто ., просто ужасны, — застонала герцогиня. — Это немыслимо — вы — и такая злоба! .. Ой, ой, отпустите меня, вы делаете мне больно.
Анжелика отпустила ее таким резким движением, что герцогиня едва не села мимо гамака. Растирая пострадавшие запястья, она захныкала:
— ..Из-за
— А я бы с удовольствием вонзила вам в сердце нож, — с ненавистью воскликнула Анжелика. — И такой день придет! Вы ничего не потеряете, дождавшись его.
Потрясенная Амбруазина, откинувшись всей спиной на сетку, вдруг принялась корчиться, заламывая руки, испуская бессвязные звуки и выкрикивая какие-то обрывки фраз, которые постепенно стали складываться в нечто вразумительное.
— О, Сатана, о господин мой, — стенала она. — Почему заставил ты меня сражаться с ней? Жестокость ее неслыханна.., я больше не могу этого выдержать. Почему она?.. Почему ты вовлек меня в борьбу именно с ней? Почему твой пронзительный глаз-сапфир натравил меня на нее?.. Как можешь ты допускать, что подобные существа живут на земле, ты, столь непримиримый к подлостям других? Наверное, тебя ввело в заблуждение совершенство ее красоты. Ты решил, что такая красота обязательно сочетается с глупостью, поверил ее кажущейся покорности судьбе, притворной готовности этой женщины смириться с поражением. Почему ты не предостерег меня об опасностях светского обмена шпильками, об этой коварной западне, в которую попадаются самые опытные и жесткие люди: выиграв словесный поединок, они принимают себя за хозяев положения, но вскоре оказывается, что это совсем не так.
Все это Амбруазина говорила как бы в полузабытьи, подавленная неодолимой, как девятый вал, силой гнева Анжелики, устами которой, казалось, вещала сама судьба. Особенно болезненно герцогиня восприняла страшные ее слова об уготовленном ей костре инквизиции, физически ощутив, как ее тело бьется в страшных конвульсиях в ревущих языках пламени. Чуть не плача от жалости к себе, она продолжала:
— Так кто же хозяин положения?.. Неужто Сатана и на этот раз не справится со своим подручным? Бедное мое, прекрасное детство! Что сделали вы с ним? Ты, сапфироглазый кровопийца, и ты, Залиль, весь в человеческой крови. Ты мог сделать с нами что угодно, ты, всемогущий Сатана! Но он ускользнул от тебя и теперь терроризирует меня… Он предал меня этому страшному созданию, названному ангельским именем! Сжалься же, сжалься надо мной!
Она издала еще один отчаянный стон, потом вдруг как-то обмякла и впала в полукаталепсическое состояние. Бредовая горячка герцогини вызвала у Анжелики чувство растерянности. Дьяволица, да к тому же сумасшедшая! Что делать?
В наступившей тишине, чувствуя себя совершенно опустошенной, она стояла у стола, прислушиваясь к шуму ветра. Временами доносились, как далекий шепот, обрывки фраз, которыми обменивались люди, возвращавшиеся с моря в поселок, и грустные ноты рожка, похожие на крик тюленей.
Все было зловеще, как в чистилище, где духи зла терзают грешные души, обреченные в муках постичь цену добра и в назначенный день встретить новый свет…
Трудно было представить себе нечто более несуразное — в этот момент и в этих проклятых местах, — чем появление Виль д'Авре с учтивой улыбкой на лице, с красными башмаками на ногах, в жилете с цветочками и камзоле цвета сливы.
Однако улыбка мгновенно слетела с лица маркиза, едва он увидел Амбруазину.., в своем персональном гамаке!