Анжелика и дьяволица
Шрифт:
Хуже не будет, решила она и согласилась взять с собой его сундук после того, как Сен-Кастин буквально извел ее бесконечными рассказами о своих проблемах, индейцах и скальпах, о своем тесте — вожде Матеконандо, о своей невесте Матильде. Все эти нелепости глубоко вторгались в ее собственные тяжелые переживания, нарушали ход ее мыслей и рассуждений.
Анжелика чувствовала, что вокруг нее что-то происходит, но ей уже не удавалось полностью контролировать события, понять их смысл и направленность. На карту были поставлены ее судьба, жизнь, разум, судьба дорогих ей людей, а Сен-Кастин все рассказывал ей о снятых с англичан
Хорошо, пусть погрузят этот сундук!
Уехать, поскорее уехать! Анжелика оставила своего почти выздоровевшего котенка детям Бернов. Теперь, когда жизнь зверюшки была вне опасности, а Абигель и ее ребенок были здоровы, ничто больше уже не могло удержать ее в Голдсборо.
Однако, когда она сказала о своем предстоящем отъезде Колену, это вызвало резко отрицательную реакцию. Он с трудом сдерживал свой гнев.
— Нет! Ты не поедешь! Мадам де Модрибур прекрасно может совершить путешествие одна!
С ней говорил совершенно другой человек… Золотая Борода! Неизвестный Золотая Борода! Вспомнив слова Амбруазины де Модрибур, Анжелика вновь ощутила почти детский испуг, схожий с тем, который охватил ее, когда она читала письмо отца де Вернона… Внезапная потеря верного друга.., и, что гораздо хуже, появление недруга там, где она всем сердцем была уверена в дружбе и верности. Неужто то же самое произошло с Коленом?.. Нет! Это было невозможно. Ведь она видела, как Жоффрей положил свою руку на плечо Колена и как мужчины смотрели друг на друга. В этом взгляде было все — взаимное доверие, признание и прямота. Тогда казалось, что голубые глаза нормандца и черные глаза аквитанского вельможи говорили: «Теперь это останется между нами на всю жизнь». Анжелика смотрела на них через окно, и мужчины не знали, что за ними наблюдают. Нет, такой взгляд не может обмануть. А если это не так, значит, она сходит с ума, и все, что она видела, — ложь, двойная игра. Есть люди, которые сразу распознают изнанку… Одинокая, потерянная Анжелика различала лишь то, что было на поверхности. Неужели все окружавшие ее человеческие лица были всего лишь масками?.. Как разобраться во всем этом?
Анжелика была в таком глубоком замешательстве, что ей потребовалось некоторое время, чтобы спокойно ответить Колену.
— Я не понимаю, почему ты противишься моему отъезду? Абигель родила. Ничто меня не удерживает здесь…
С трудом сдерживая волнение. Колен сказал:
— Графу де Пейраку будет крайне неприятно не застать вас здесь по возвращении!
— Но ведь я еду в Порт-Руаяль именно для того, чтобы поскорее встретиться с ним. Он должен зайти туда на стоянку на обратном пути с реки Святого Иоанна.
У Колена появилось хорошо знакомое Анжелике лукавое выражение слегка прищуренных, внимательных глаз. Теперь он походил на большого зверя, который, услышав в глубине леса необычный звук, весь обратился в слух, чтобы определить, что это было.
— Кто вам сказал, что на обратном пути господин де Пейрак сделает остановку в Порт-Руаяле?..
— Но.., разве он сам не говорил об этом перед отплытием, вам, в частности?
— Что-то не припоминаю, — процедил Колен сквозь зубы.
Стоя перед Коленом, Анжелика изо всех сил сдерживала нараставшую в ней волну недоверия к нему. Почему он хотел удержать ее? Не потому ли, что считал ее заложницей и не хотел позволить ей сбежать? Может быть, поэтому он сделал вид,
Анжелика задавала себе эти вопросы для того, чтобы найти объяснение поведению Колена, однако внутренне она не находила ни положительного, ни отрицательного ответа на них. У нее не было достаточно ни «за», Ни «против» — ничего, кроме решимости во что бы то ни стало бежать из Голдсборо.
Слово «бежать» пришло ей на ум само по себе, и отныне она была готова, не задумываясь, смести со своего пути любое препятствие, способное помешать ей отправиться навстречу Жоффрею.
Должно быть, Колен прочитал в ее глазах это бесповоротное решение.
Он отрывисто сказал:
— Хорошо! Я позволю вам уехать. Но с одним условием! Ваш сын Кантор будет сопровождать вас…
Реакция Кантора была резкой и однозначной.
— Я не покину Голдсборо, — заявил он. — Я не получал на сей счет никакого приказа отца. Если хотите, отправляйтесь сами в Порт-Руаяль с мадам де Модрибур, а я не поеду…
— Ты должен оказать мне эту услугу. Колен может не отпустить меня, если ты не будешь нас сопровождать…
Кантор сжал губы.
— Вы вправе позволять дурачить себя, — продолжал он с юношеской неуступчивостью и самоуверенностью, — а я знаю, в чем состоит мой долг.
— Так в чем же он, твой долг? — спросила Анжелика, чувствуя, что теряет самообладание. — Объясни, вместо того, чтобы напускать на себя важность!
— Объяснитесь, дитя мое, — вмешалась в разговор Амбруазина. — Ваша мать и я, мы доверяем вашему мнению. Надо объяснить нам все и помочь принять решение…
Но Кантор бросил на нее мрачный взгляд и с гордым, очень высокомерным видом вышел из комнаты.
Такая агрессивность Кантора, отношения с которым у Анжелики всегда были трудными, совершенно расстроила ее.
— Ваш сын обеспокоен, — тихо сказала Амбруазина. — Он еще ребенок! Он просто влюблен в вас, как это бывает с сыновьями очень красивых матерей, да еще когда они гордятся своими отцами. В этом возрасте особенно сильна интуиция… Он должен страдать от того, что знает и догадывается о большем, нежели мы. Надо доверять предчувствиям, которые ниспосланы юности милостью Божьей. Несколько дней назад он был такой мрачный, что я решила его подразнить и спросила, почему у него такой вид, будто ему не нравится в Голдсборо. Он ответил, что ему не может нравиться быть в окружении бандитов. Я подумала, что он шутит или, может быть, поссорился с друзьями… Но дело, видимо, в другом… Может, губернатор угрожал ему… В такой ситуации мальчик мог уйти в себя, не зная, как защититься.. Надо, чтобы он проникся доверием к вам, Анжелика, и высказал все без утайки…
— Кантора разговорить непросто, — заметила озабоченная Анжелика. — А что до доверия ко мне, то я знаю, что это будет для него нелегко.
Она догадывалась о том, что раненое сердце Кантора не могло не быть задето распространявшимися этим летом сплетнями о ней и Колене. В этом и была причина его ребяческой непримиримости.
Амбруазина смотрела на задумчивое лицо Анжелики.
— А вы.., вы, значит, всегда верите этому Колену… — сказала она тоном, в котором не было ни утверждения, ни вопроса.