Анжелика и ее любовь
Шрифт:
Продолжая говорить, он снял маску, и Анжелика с удивлением увидела его посветлевшее лицо: он даже улыбался, взгляд его стал ласков и горяч.
– Если вспомнить, сколько несчастий я претерпел из-за вас, трудно поверить, что я не держу на вас обиды. Но я не могу обижаться на вас.
Он наклонился к Анжелике, и у нее закружилась голова.
– Жоффрей, умоляю вас, вам нельзя недооценивать всю серьезность положения. Неужели вы допустите, чтоб все мы погибли?
– Раскрасавица вы моя, что за пустяки вас тревожат! Вот мне достаточно взглянуть
– Но ведь вы согласились на переговоры.
– С единственной целью вызвать вас и вернуть в свое владение.
С неуемной нежностью он обнял ее и привлек к себе, покрывая поцелуями ее лицо.
– Жоффрей, Жоффрей, прошу вас… Вы ведете какую-то опасную, непонятную игру.
– Неужели ее можно назвать комедией? – спросил он, еще сильнее прижимая ее к себе. – Не говорите только, сударыня, что вы ничего не знаете о силе воздействия вашей красоты на мужчину, стремящегося обладать вами.
Страсть его была непритворной. Она и сама теряла голову от жара его трепетных губ, от запаха его дыхания, вновь ставшего родным, и это было не менее неожиданно, чем те сюрпризы, которые один за другим приносит близость с новым возлюбленным.
Мучившие ее сомнения рассеялись.
«И все же он меня любит. Это действительно так… Любит, он любит меня!»
– Я люблю тебя, ты же знаешь, – едва слышно шептал он, – я так скучаю по тебе с той ночи… Все произошло так быстро, ты была так встревожена.., мне не терпелось снова увидеть тебя, чтобы убедиться.., что то был не сон.., что ты снова вся целиком принадлежишь мне.., что ты больше не боишься меня.
Произнося эти слова, он непрерывно целовал ее волосы, ее виски.
– Почему ты сопротивляешься? Обними меня… Поцелуй меня… Поцелуй по-настоящему.
– У меня такая тяжесть на сердце, я не могу… О Жоффрей, ну что вы за человек? Разве сейчас время для любви?
– Если бы мне пришлось каждый раз откладывать любовь до того момента, пока исчезнут все опасности, то я просто бы забыл о ее прелестях. Мой удел – любовь в паузах между бурями, сражениями и предательствами, и, ей Богу, я вполне приспособился к этому острому соусу.
Намек мужа на его любовные похождения на Средиземном море и в других местах рассердил Анжелику. Приступ бешеной ревности мигом развеял недавнее ощущение сладостной нежности.
– Вы мужлан, господин де Пейрак, и прошу вас не смешивать меня с глупыми одалисками, которые ублажали вас в промежутках между сражениями. Отпустите меня!
Жоффрей расхохотался. Он решил вывести ее из себя, и это ему удалось. Анжелика еще больше разозлилась, когда сообразила, что он разыгрывает ее, используя слабое место всех женщин.
– Отпустите меня! Я не желаю больше вас видеть! Теперь я вижу, какое вы чудовище.
Она вырывалась с такой энергией, что он отпустил ее.
– Вы действительно столь же ограниченны и непримиримы, как и ваши гугеноты.
– Мои гугеноты – не дети из церковного хора, и если бы не ваша провокация, мы бы не
– Да, правда.
Анжелика побледнела, губы ее задрожали, как у обиженного ребенка.
– Я поручилась за вас, а вы обманули меня. Это нехорошо.
– Разве у нас была конкретная договоренность о месте, куда я должен их привезти? Когда в Ла-Рошели вы пришли и стали умолять меня спасти их, разве вы верили, что я соглашусь взять на борт этих нищих еретиков ради удовольствия слушать их псалмы? Или ради ваших прекрасных глазок! Я не святой Павел – апостол милосердия…
Молодая женщина молча смотрела на него. Он продолжил более мягким тоном:
– Вы могли верить в это только потому, что идеализируете благородство мужчин. Я вовсе не образец или уже не образец рыцарства. Чтобы выжить, мне пришлось жестоко сражаться. Но не приписывайте мне и слишком черных замыслов. У меня и в мыслях не было «продавать» этих несчастных. Это плод их воображения. Я собирался сделать их колонистами на моих землях в Америке, где они могут разбогатеть гораздо быстрее и больше, чем на островах.
Анжелика повернулась к нему спиной и пошла к двери. Он преградил ей дорогу.
– Куда вы собрались?
– Я должна вернуться к ним.
– Для чего?
– Чтобы попытаться защитить их.
– Защитить? От кого же?
– От вас.
– Разве они не сильнее меня? И разве не они хозяева положения?
Она покачала головой.
– Нет. Я знаю, что их судьба в ваших руках. Вы всегда будете сильнее всех.
– А вы забыли, что они собирались посягнуть на мою жизнь? Вас это, видимо, волнует меньше, чем угроза их жизни?
Не думает ли он свести ее с ума, задавая столь больно бьющие вопросы? Внезапно он снова обнял ее.
– Анжелика, любовь моя, почему мы так далеки друг от друга? Почему нас все время что-то разделяет? Не потому ли, что ты не любишь меня? Поцелуй меня, поцелуй!.. Останься со мной!
– Отпустите, я не могу.
Граф де Пейрак нахмурился.
– Вот я и выяснил, что хотел.., вы больше не любите меня. Мой голос противен вам, мое внимание вас пугает… В ту ночь ваши губы не отвечали на мои поцелуи, вы были холодны, зажаты… Кто знает, не приняли ли вы на себя эту роль для того, чтобы дать возможность вашим друзьям осуществить свой план?
– Ваш домысел оскорбителен и смешон, – произнесла она дрожащим голосом. – Вспомните – вы сами не отпустили меня. Как же можете вы сомневаться в моей любви?
– Останьтесь со мной. Это будет проверкой вашего чувства.
– Нет, не могу. Я должна быть наверху. Там дети…
Она почти без памяти убежала от него, сама не понимая почему.
Несмотря на колдовскую силу его присутствия, на испытываемое ею искушение раствориться в его объятиях, на ту боль, которую причиняли ей его упреки, для нее было немыслимо остаться с ним в момент, когда Онорине, всем детям, грозила смертельная опасность.