Анжелика в Новом Свете
Шрифт:
Она не осмеливалась даже коснуться плеча мужа, уже боясь заразить его.
Однако когда он открыл глаза и, улыбаясь, посмотрел на нее своими живыми, темными глазами, у нее появилась безумная надежда, что и от этой опасности он сумеет защитить ее.
– Что случилось, мой ангел?
– Гуроны мессира де Ломени больны оспой…
Она с гордостью отметила: он не вскочил, он спокойно поднялся, не проронив ни слова. Она протянула ему его одежду. Он пренебрег только одним – не полежал какое-то время, как любил обычно, потягиваясь после сна с наслаждением хищного
Да и что здесь было говорить, ведь он знал, что она не принадлежит ни к числу тех женщин, которые не могут правильно оценить обстановку, ни к числу тех, что цепляются за пустые слова утешения.
Он молчал, но она видела, что он напряженно думает. Наконец он сказал:
– Черная оспа? Навряд ли. Ну, предположим, что они принесли ее из Квебека, что там сейчас свирепствует оспа. Но такие болезни обычно появляются весной, с приходом кораблей. И если в Квебеке никто не болел оспой с осени, иначе говоря, с тех пор как замерзла река Святого Лаврентия, то это не может быть оспа…
Ход его мыслей показался ей правильным, разумным. Она вздохнула свободнее, и лицо ее порозовело.
Прежде чем выйти вместе с ней, он положил руку на ее плечо, на секунду крепко сжал его и сказал:
– Мужайся.
Глава 2
В вигваме Маколле Жоффрей де Пейрак долго стоял, склонившись над больными гуронами. Их лица были багровые. Когда приподняли их веки, увидели, что глаза у них словно налиты кровью. Дышали они тяжело, со свистом, и все трое были без памяти.
– Они и вчера, когда их перенесли сюда, были почти в таком же состоянии,
– объяснил Маколле. – Когда я их укладывал здесь, то решил, что они такие ошалевшие от холода.
– Ну, так что вы об этом думаете, Маколле? – спросил Пейрак. – Язык не поворачивается произнести, а? Да, это явные симптомы оспы, не отрицаю, но мы не видим еще характерных пустул на теле. Только красные пятнышки…
Канадец с сомнением покачал головой. Надо ждать. Ничего другого не остается.
Они тихонько обсудили втроем, какие меры предосторожности нужно принять, какие отдать распоряжения. Маколле сказал, что гуронов он берет на себя. Водка, он хорошо знает это по личному опыту, лучший защитник от всех повальных болезней. Он останется здесь, но с бочонком водки.
Покачивая головой, старик признал, что даже самые неприятные положения имеют, в конце концов, и свои преимущества. Что ж, он будет пить водку, еще чаще – полоскать себе горло, а также протирать руки после возни с индейцами.
Жоффрей де Пейрак сказал, что около его вигвама соорудят небольшой шалаш, чтобы он мог там париться по-индейски. Он должен париться и менять одежду каждый раз, перед тем как войти в дом.
– За меня не тревожьтесь, – успокоил их старик, – ведь я был среди монтанье и гуронов во время оспы, которая покосила их в 1662 году. Я ходил из одной деревни в другую и везде видел только смерть. И ничего, жив. Что же касается гуронов, то я буду поить их отваром из трав и поддерживать в вигваме
– Я приготовлю вам провизию и травы для отваров, – сказала Анжелика.
Когда она шла по тропинке назад к дому, ей пришлось призвать на помощь все свое спокойствие.
Наступил день, розовый, холодный, ясный.
Войдя в залу, она вдруг столкнулась лицом к лицу с самым настоящим иезуитом. Пожалуй, более типичного иезуита здесь не сыщешь на сто лье окрест.
Это был священник среднего роста, кругленький, с простодушным выражением приветливого лица, смеющимися глазами, глубокими залысинами на лбу и роскошной густой бородой. Он носил черную сутану, сшитую из хорошего добротного дрогета, опоясанную черным поясом, на котором болтались нож, кошелек, а на груди его на шелковой тесьме висел весьма внушительный черный крест с медными уголками. Довольно толстая шея нависала над твердым стоячим воротником, поверх которого был отложной воротник из белого полотна.
– Разрешите представиться, сударыня, – сказал он. – Я отец Массера из общины иезуитов.
Его появление, да еще в такой момент, поразило Анжелику так, словно она увидела привидение. Она отступила на несколько шагов, и, чтобы не упасть, ей пришлось опереться о стену.
– Но откуда вы здесь, святой отец? – пробормотала она.
– Из этой кровати, сударыня, – ответил он, жестом указав в глубину залы,
– из этой кровати, в которую вчера вечером вы так заботливо сами уложили меня.
Только теперь она поняла, что он один из тех, кого они вчера в последнюю минуту вырвали из лап смерти.
Уж не его ли как раз она вчера нашла первым и с таким трудом вытащила из-под снега? Просто она не заметила его сутаны под задубевшим на морозе плащом.
– Да, это именно я, – сказал он, словно угадав ее мысли. – Вы, сударыня, вынесли меня из леса на своих плечах. Я был в сознании и все помню, но слишком закоченел, и холод настолько парализовал меня, что я не в состоянии был сразу представиться вам и поблагодарить.
Его глаза, продолжая улыбаться, в то же время изучали ее с острым вниманием, и за их веселостью можно было разглядеть хитрую сдержанность и крестьянскую сметку.
Анжелика растерянно провела руками по лицу.
– Отец мой, позвольте мне принести вам свои извинения… Я была так далека от мысли, что среди наших гостей находится иезуит… и потом, я под впечатлением такой ужасной новости…
Она приблизилась к нему и прошептала:
– Есть подозрение, что ваши гуроны больны черной оспой.
Добродушный отец Массера переменился в лице.
– О, дьявол! – воскликнул он, бледнея. Такое восклицание в устах иезуита свидетельствовало о крайнем его волнении.
– Где они?
– Здесь, рядом, в вигваме нашего старого Маколле.
И так как он направился к двери, она добавила:
– Подождите! Не выходите так, святой отец! На дворе ужасный мороз.
Она схватила длинный черный плащ с высоким воротником, который он положил на угол стола, сама набросила его ему на плечи и хорошо укутала.