Анжелика. Война в кружевах (Анжелика и король)
Шрифт:
Ее служанки были потрясены, видя свою всегда хладнокровную и энергичную хозяйку в таком состоянии! Наконец они пришли к единственному решению, которое могло бы успокоить Анжелику:
— Вам необходимо навестить мадемуазель де Ланкло, мадам. Мадемуазель де Ланкло.
Они едва ли не силком запихнули маркизу в портшез.
Это была правильная мысль. Только Нинон с ее уравновешенностью, опытом, тактом и чуткостью могла выслушать Анжелику, не принимая ее за сумасшедшую или не впадая в панику.
Нинон укачивала свою подругу в объятиях, называла ее «нежным сердечком», а когда
— Но… Бастилия!
Ненавистное название пламенем горело перед глазами Анжелики.
— Бастилия! Но из нее выходят, дорогая моя.
— Только на костер!
Нинон погладила лоб Анжелики.
— Я не знаю, что вы имеете в виду. Наверное, вы помните о каком-то страшном событии, которое пугает вас и лишает обычного хладнокровия. Но когда к вам вернется способность рассуждать здраво, вы, как и я, поймете, что репутация Бастилии, конечно, впечатляет, но не пугает. Бастилия — как угол, куда король ставит шалунов. Разве найдется кто-то среди наших вельмож, кто не провел хотя бы нескольких дней в этой тюрьме, расплачиваясь за дерзость или за недисциплинированность, которой отличаются эти горячие головы? Лозен сам попадает туда в третий, если не в четвертый раз. И его пример наглядно доказывает, что из Бастилии выходят и что порой после этого провинившимся оказывают больше уважения, чем раньше. Итак, оставьте за королем право карать свое непослушное стадо. Он будет первым, кто вздохнет с облегчением после возвращения шалопая Лозена и своего главного ловчего.
Разумные речи куртизанки помогли Анжелике обрести спокойствие духа, и она решила, что ее страх смешон и необоснован.
Нинон посоветовала подруге ничего не предпринимать и подождать, пока уляжется буря:
— Один скандал вытеснит другой. Королевский двор богат скандалами! Наберитесь терпения. Я готова поспорить, что через неделю про вашу историю забудут и на языках сплетниц появится новое имя.
Следуя совету Нинон, Анжелика решила укрыться в монастыре кармелиток, где стала послушницей ее сестра Мари-Аньес. Это было наилучшим способом скрыться от света, не уезжая при этом куда-то далеко.
В своем монашеском одеянии юная Мари-Аньес де Сансе, с зелеными глазами, остреньким личиком и хитрой улыбкой походила на одного из ангелов с портика старинного собора, которые смущают прихожан своим изяществом.
Прежде Анжелика удивлялась твердому решению сестры принять постриг, ведь ей только исполнился двадцать один год. Жизнь, полная лишений и молитв, казалось, не соответствовала темпераменту младшей Сансе: уже в двенадцать лет о ней говорили, что она наделена необузданным нравом, а ее недолгая карьера фрейлины королевы была чередой распутных приключений. Анжелика до сих пор полагала, что в любви у Мари-Аньес намного больше опыта, чем у нее самой. По всей видимости, молодая монахиня думала так же, потому что, выслушав исповедь сестры, она снисходительно вздохнула:
— Как же ты еще молода! Почему так переполошилась из-за банальной истории?
— Из-за
— Нет ничего банальнее, чем грех. Вот добродетель — это редкость. Такая редкость, что в наши дни считается чудачеством.
— Я вообще не понимаю, как все это произошло. Я не хотела, но…
— Послушай, — сказала Мари-Аньес, и в ее голосе зазвенел металл, свойственный всей семье, — мы или хотим этого, или нет. И если нет, то не нужно появляться при дворе.
Наверное, именно в этом и крылось объяснение ее полного разрыва с миром.
В ватной тишине святой обители, где умирал всякий городской шум, Анжелика еще раз обдумала свое намерение каяться. Неожиданный визит мадам де Монтеспан несколько охладил ее порыв обратиться к небу и вернул к сложным земным проблемам.
— Не знаю, насколько разумно я поступаю, — сказала приятельнице прекрасная Атенаис, — но, взвесив все «за» и «против», я подумала, что будет полезным предупредить вас. Вы можете действовать, как захотите, главное, не упоминайте моего имени. Этой историей с дуэлью заинтересовался Солиньяк. Иными словами, дела вашего мужа не слишком хороши.
— Маркиз де Солиньяк? Какое ему дело?
— Как всегда, он действует во имя Бога и священного закона. Должна предупредить, это человек неприятный и непредсказуемый. Он вбил себе в голову, что дуэль — одна из ересей, разновидность атеизма, и, пользуясь случаем, попытается убедить короля, что де Лозена и вашего мужа следует строго наказать, как он говорит, «в назидание другим». Я слышала, что он может даже потребовать костра.
Увидев, как побледнела Анжелика, легкомысленная маркиза легонько стукнула ее веером.
— Я пошутила. Но будьте осторожны! Этот взбесившийся ханжа способен настоять на длительном тюремном заключении или опале, уж я-то его знаю. Король может прислушаться к его мнению и вспомнить, что Лозен слишком часто выводит его из себя. Его Величество очень недоволен, что они оба пошли против его желания уладить дело мирно. Сама по себе дуэль никого не шокирует — все дело в исполнении закона. Как бы то ни было, запал тлеет. На вашем месте я попыталась бы вмешаться, пока есть время, ведь король еще не принял решения.
Анжелика отложила молитвенники и спешно покинула святое убежище.
Нинон де Ланкло, к которой она обратилась вновь, сначала сказала, что историю с обманутым мужем не стоит принимать всерьез. Раздувать из столь заурядного происшествия показательный процесс просто нелепо. Когда начинается эпидемия, врачи не занимаются отдельными случаями болезни.
Людовик, которому сообщили об этих словах, улыбнулся. А это — добрый знак.
Но когда Анжелика рассказала Нинон о роли, которую взял на себя господин де Солиньяк, та нахмурилась. Она вспомнила время, когда Ришельё приказал палачу рубить благородные, но слишком горячие головы дворян именно «в назидание другим»: таким способом он надеялся заставить молодых сеньоров отказаться от этой отвратительной привычки драться на дуэлях, уничтожавших цвет королевства.