Анжелика. Война в кружевах
Шрифт:
— Не сомневаюсь. Но мне такие способы не по душе. К тому же у меня должна быть возможность подойти к Филиппу настолько близко, чтобы хоть дотронуться до его стакана. А такое случается нечасто.
Глаза Пегилена округлились.
— Уж не хотите ли вы сказать, что супруг безразличен к вашим прелестям настолько, что даже никогда не появляется в ваших апартаментах?
У Анжелики вырвался невольный вздох.
— Да, это так, — хмуро сказала она.
— А что думает об этом ваш официальный любовник?
— У меня его нет.
— Что?
Лозен подскочил.
— Ну, тогда, скажем… ваши случайные
Анжелика промолчала.
— Вы осмелитесь признаться, что у вас их нет?
— Конечно осмелюсь, Пегилен, ведь это правда.
Граф де Лозен не скрывал крайнего изумления.
— То есть вы хотите сказать, что у вас… Или, скорее, как давно вы не… Короче, сколько дней? — строго спросил он.
— Ах! Если бы речь шла о днях…
— Тогда недель?
— Хорошо, раз вы хотите точности, — промолвила Анжелика вымученно, хотя и не удержавшись от смеха, — то я признаюсь вам, что после брачной ночи мой супруг, кажется, забыл, что у него есть жена.
— Не-ве-ро-ят-но! — прошептал Пегилен, делая вид, что вот-вот рухнет в обморок, услышав столь трагическую новость. — Анжелика, вы заслуживаете порки.
— Почему? — возмутилась она. — Ведь это не моя вина!
— Ваша. Когда у женщины такая кожа, такие глаза, такая фигура, ими нельзя распоряжаться столь бесхозяйственно. Вы — чудовище, создание, которое приводит меня в отчаяние! Вы — опасное существо!
Лозен дотронулся вытянутым пальцем до ее лба.
— Что в вашей упрямой головке? Расчеты, проекты, разные сложные замыслы, дела, которые могут озадачить всех, начиная от самого месье Кольбера и заканчивая угрюмым Ле Телье? Солидные люди ходят за вами с протянутой рукой, а несчастные обезумевшие юнцы не знают, как сохранить последние су, чтобы они не попали в ваши хищные руки. И при этом — лицо ангела, глаза, в сиянии которых можно утонуть, губы, на которые невозможно смотреть, не желая припасть к ним поцелуем! У вас изощренная жестокость. Каждая частичка вашего тела достойна богини… и для кого все это? Для кого, я вас спрашиваю? Только для того, чтобы тешить ваше тщеславие! Где он, тот хозяин, что сломит вашу гордость и сумеет сделать вас счастливой, трепещущей и даже немножко глупой, как любая влюбленная женщина?
— Постойте! — возразила Анжелика, сраженная столь пылкой речью. — Разве вы не считаете, что у меня уже есть хозяин, причем — настоящий тиран?
— Вас следует покорять иначе. С ним вы ведете себя как необъезженная кобылка перед недоуздком [48] . Если вы и уступаете, то с задней мыслью взять реванш, чем раньше, тем лучше… или сразу исподтишка лягнуть копытом. Но ваше сердце и ваше тело остаются холодными, как серебряное экю, которое не способна согреть человеческая рука.
48
Недоуздок — уздечка без удил и с одним поводом. — Примеч. ред.
Внезапный напор поразил и без того взвинченную Анжелику, и каждое слово звучало для нее, как удар. Она едва слышно прошептала:
— Я не считаю себя такой холодной, и, разумеется, я не слишком требовательна. Но у меня столько забот…
— Черт возьми,
Анжелика безмерно удивилась тонкой проницательности, что скрывалась за маской легкомыслия этого придворного.
— Это так, но в то же время и не совсем так, Лозен. Кто сможет меня понять? Вы никогда не были в аду…
Анжелика запрокинула голову и, почувствовав внезапную усталость, закрыла глаза. Только что она вся пылала, а теперь ей казалось, будто кровь стынет в жилах. Состояние, напоминающее смерть или приближение старости. Она хотела позвать Пегилена на помощь и в то же время осознавала всю опасность разговора, которым они увлеклись. Кроме того, она боялась окончательно испортить и без того никудышные отношения с Филиппом, изменяя ему. Перипетии любовных приключений не привлекали ее. Жизнь и без того была нелегкой. Анжелика решила обойти скользкую тему, прибегнув к психологической уловке, которая уже не раз выручала ее. Она подняла голову и жизнерадостно спросила:
— Кстати, Пегилен, вы мне так и не рассказали: вам все-таки удалось получить должность главного начальника артиллерии?
— Нет, — спокойно ответил Пегилен.
— Как нет?
— Нет, вы уже неоднократно пользовались этим приемом, но на этот раз я не позволю вам сбить себя с толку. Я вас поймал и не собираюсь так легко отпускать. Сейчас меня нисколько не интересует моя должность. Признавайтесь, почему ваша женская жизнь заключается здесь, в этой упрямой головке, а не здесь, — добавил он и положил руку ей на грудь.
— Пегилен! — Анжелика возмущенно подскочила.
Но Лозен удержал ее правой рукой, а левой подхватил под колени, и, лишенная равновесия, она упала на диван. Пегилен прижал Анжелику к себе.
— Молчите и не двигайтесь, — велел он, назидательно поднимая палец. — Дайте лечащему врачу ознакомиться с вашим случаем. Я нахожу его тяжелым, но не безнадежным. Напрягите свою память и без жеманства перечислите мне имена тех приятных сеньоров, которые вьются вокруг вас и теряют сон при одной только мысли о вас.
— Право… неужели вы полагаете, что их так уж много?
— Я запрещаю вам делать вид, будто вы удивлены моим вопросом.
— Пегилен, уверяю вас, я не могу понять, на что вы намекаете.
— Как, разве вы не заметили, что при вашем появлении маркиз де Лавальер начинает порхать, как обезумевший мотылек? Брат Атенаис Вивонн, чье имя у всех на устах, заикается, а Бриенн пытается острить… Господа Сент-Эньян, Рокелор и даже вечно невозмутимый Лувуа через каких-нибудь десять минут разговора с вами из кожи вон лезут, чтобы удержать ваше внимание…
Настроение у Анжелики поднялось, она засмеялась.
— Я запрещаю вам смеяться, — отрезал Пегилен. — Если вы не заметили всего того, о чем я сейчас толкую, то вы больны сильнее, чем я думал. Неужели вы не чувствуете, что вокруг вас бушует пламя? Клянусь Вельзевулом, тогда у вас кожа саламандры…
Пегилен провел указательным пальцем по ее шее.
— А на первый взгляд и не скажешь.
— Мессир де Лозен, а вы состоите в моем списке «воспламененных»?
— Нет, ни в коем случае, — возразил он. — О! Я бы никогда не осмелился, это слишком опасно.