Анжелика. Война в кружевах
Шрифт:
— Нет, вы только взгляните, в каком состоянии находится Ее Величество. Жалко смотреть!
Королева обливалась слезами. Она говорила, что ее мутит от отвращения и что она больше не в силах все это терпеть. Мадам де Монтозье стонами поддерживала свою повелительницу, а мадам де Монтеспан беспрестанно вскрикивала, повторяя при этом, что ей понятна боль Ее Величества. Как оказалось, пришло известие, что герцогиня де Лавальер появилась в расположении армии. Она ехала всю ночь и прибыла на рассвете, после чего немедленно явилась к королеве, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
— Нахалка! —
Что означало это возвращение?
Неужели король вызвал фаворитку?
К этому времени пора было отправляться в церковь, где на мессу перед дорогой уже собрался весь королевский двор.
Мария-Терезия поднялась на возвышение. Герцогиня уже находилась там. Королева даже не взглянула в ее сторону. Фаворитка спустилась и смешалась с толпой. Она вновь предстала перед королевой, когда та садилась в карету. Но Ее Величество не сказала Лавальер ни слова. Королева была очень огорчена; она никак не могла взять себя в руки и сделать хорошую мину при плохой игре — иными словами, смириться, как поступала раньше, когда связь царственного супруга с герцогиней де Лавальер не была признана так открыто. В бешенстве Мария-Терезия запретила подавать фаворитке еду. Кроме того, она запретила офицерам эскорта пропускать кого бы то ни было перед своей каретой из страха, что мадемуазель де Лавальер присоединится к королю раньше законной супруги.
К вечеру длинная череда экипажей, трясущихся по дороге, почти добралась до армии, которая уже виднелась с небольшого холма. Мадемуазель де Лавальер поняла, что король должен находиться в лагере. С мужеством, порожденным отчаянием, она приказала гнать экипаж напрямик, через поля.
Королева заметила этот маневр и пришла в неописуемый гнев. Она хотела приказать офицерам догнать и остановить карету. Вся ее свита умоляла Марию-Терезию не делать этого и успокоиться. Появление короля, выехавшего навстречу королеве другой дорогой, прервало трагикомическую сцену.
Монарх был верхом, с ног до головы перепачкан грязью, но в отличном расположении духа. Людовик спешился и извинился за то, что не может сесть в карету: ведь он весь в грязи. Но после недолгого разговора с королевой у двери ее экипажа его лицо помрачнело.
Людовик заверил супругу, что не просил мадемуазель де Лавальер прибыть в армию и отнюдь не жаждет ее присутствия. Что за новость узнала застенчивая любовница? Что заставило ее преодолеть обычную робость? Чего она опасалась? Какие мысли пришли ей в голову?
На самом деле все было просто. Осыпанная почестями и деньгами, оставленная в Версале одна, Луиза поняла, что она брошена. Преодолевая головокружение, доведенная до отчаяния женщина приказала заложить карету и галопом помчалась на север, впервые ослушавшись короля. Пускай гнев, лучше самая страшная кара, только не горькое неведение, сжимающее сердце, или страшные видения, в которых Лавальер представляла любимого в объятиях другой…
На ужин, поданный на следующей стоянке, фаворитка не явилась. Ночлег предстоял ужасный. В поселке было только
Анжелика, бродившая в поисках пристанища в сопровождении девиц Жиландон и трех служанок, встретила мадемуазель де Монпансье, такую же неприкаянную, как и она сама.
— Теперь мы действительно на войне, моя милая. Мадам де Монтозье улеглась на куче соломы в каком-то чулане, фрейлины устроились на чердаке на куче зерна, а мне, скорее всего, придется расположиться на угольной куче.
В конце концов, Анжелика нашла амбар с сеном. Она вскарабкалась по лестнице на сеновал и решила, что сможет здесь спокойно поспать, а ее слуги устроятся внизу. Теплый желтоватый свет большого фонаря разгонял окружающую темноту. В этом неясном свете Анжелика заметила в углу какую-то фигурку, закутанную в темно-красный и бледно-зеленый атлас; на черной мордашке выделялись яркие белки глаз Наамана.
— Что ты здесь делаешь, маленький чертенок?
— Я жду гаспашу Монтеспан. Я сторожу ее сумка. Гаспаша Монтеспан, она тоже спать здесь.
Тут на лестнице появилась и сама красавица маркиза.
— Анжелика, какая отличная идея разделить со мной мою «зеленую спальню», как называют сеновал бравые военные! Если вы еще не хотите спать, давайте сыграем партию в пикет.
Атенаис упала в сено, потянулась и сладострастно, словно кошка, зевнула.
— Как хорошо! Дивное сено! Оно напоминает мне детство в Пуату.
— И мне тоже, — сказала Анжелика.
— Наш сеновал находился рядом с голубятней. Влюбленный пастушок лет десяти частенько составлял мне компанию. Мы слушали, как воркуют голуби, и держались за руки.
Мадам де Монтеспан ослабила слишком тугой лиф. Анжелика последовала ее примеру. Сняв верхние юбки, с голыми ногами обе женщины свернулись клубочком, наслаждаясь чудесными ощущениями простой сельской жизни.
— От пастуха до короля, — прошептала Атенаис, — что вы думаете о моей судьбе, дорогая?
Она приподнялась на локте. Мягкий и немного таинственный свет старого фонаря подчеркивал великолепный цвет ее кожи, белизну плеч и груди. Атенаис рассмеялась странным, чарующим смехом.
— Быть любимой королем, это опьяняет!
— Вы внезапно уверились в его любви? Еще не так давно вы в ней сомневались.
— Но теперь я получила неоспоримые доказательства и у меня не осталось никаких сомнений… Вчера вечером он пришел… О! Я знала, что он придет, что это случится во время нынешнего путешествия. То, как он оставил Лавальер в Версале, разве не говорит о его желании? Чтобы как-то смягчить разрыв, он преподнес ей в подарок несколько безделушек.
— Безделушки?! Герцогство! Баронство!
— Вот невидаль! Конечно, Луизе все это должно казаться чудом. И, без сомнения, она думает, что благосклонность короля достигла своего апогея. Именно поэтому она и сочла возможным присоединиться ко двору. Ха-ха! Она приехала совсем не вовремя… Но я не стану довольствоваться малым. Даже речи не может быть о том, чтобы он обращался со мной как с какой-нибудь певичкой. Я — Мортемар!
— Атенаис, вы говорите с уверенностью, которая меня пугает. Вы и в вправду стали любовницей короля?