Анжелика. Война в кружевах
Шрифт:
— Вы правы.
Он снял лишние кольца, сложил их в шкатулку и дернул шнурок звонка. Появившемуся слуге маркиз приказал привести юного Кантора.
Когда Кантор вошел в комнату, Анжелика и Филипп молча сидели друг напротив друга. Мальчик шел решительной походкой, нарочито громко позвякивая шпорами на сапогах. Но и сейчас, возвращаясь из манежа, он не расстался со своей неразлучной гитарой.
— Что же, месье, — бодрым голосом обратился к нему Филипп, — вы как будто собрались на войну?
Лицо мальчика, обычно чуть мрачноватое, при этих словах засияло.
— Мессир де Вивонн рассказал вам о наших планах?
— Насколько
— О! Месье, сражаться против турок — это замечательно!
— Будьте осторожны. Турки — не ягнята. Вы не сможете очаровать их своими песнями.
— Но я хочу последовать за мессиром де Вивонном не для того, чтобы петь. Я хочу плавать на корабле. Я давно мечтаю об этом. Я хочу уйти в море!
Анжелика вздрогнула и сжала руки. Она вспомнила своего брата Жослена, огонь в его взгляде и снова услышала его страстный шепот: «А я, я ухожу в море».
Значит, пришло время расставаний… Мы сражаемся за своих детей, стараемся укрыть их от невзгод, работаем не покладая рук и все время повторяем себе, что однажды наступит пора, когда мы будем жить вместе с ними, радуясь их присутствию, и что у нас появится наконец время узнать их.
Но когда этот день наступает… дети уже выросли!
И собираются нас покинуть.
Глаза маленького Кантора лучились уверенностью и безмятежностью. Он знал, чего хочет.
«Кантору я больше не нужна, — сказала себе Анжелика. — Я это знаю. Он так похож на меня. А я сама, разве я когда-то нуждалась в матери? Бегала по лугам, черпая жизнь полными пригоршнями. В двенадцать лет я собралась сбежать в Америку, даже не думая о том, чтобы оглянуться назад…»
Филипп положил руку на голову Кантора.
— Мы с вашей матерью подумаем и решим, допустить ли вас до крещения огнем. Мало кто из мальчиков вашего возраста удостаивается чести слышать грохот орудий. Для этого надо быть сильным!
— Я сильный, и я не боюсь.
— Посмотрим, посмотрим. Мы сообщим вам о нашем решении.
Мальчик низко поклонился отчиму и гордо удалился, исполненный чувства собственного достоинства.
Маркиз взял из рук Ла Виолетта серую бархатную шляпу и щелчком сбил с нее несколько пылинок.
— Я увижусь с месье де Вивонном, — сказал он, — и постараюсь убедиться, что его намерения по отношению к этому юному созданию чисты. В противном случае…
— В противном случае я предпочла бы знать, что он мертв! — резко выкрикнула Анжелика.
— Не стоит вести себя, как мать времен античности. Это не к лицу тому миру, в котором мы живем. Лично я думаю, что Вивонн — эстет, который увлекся маленьким артистом, как сладкоголосым соловьем, и он позаботится о мальчике. Для ребенка это отличное место. К тому же его должность не будет стоить вам ни единого су. Так что возьмите себя в руки и порадуйтесь подвернувшемуся случаю.
Филипп поцеловал супруге руку.
— Я вынужден оставить вас, мадам, ибо королевская служба требует моего присутствия. Чтобы наверстать опоздание, мне и так придется гнать лошадей во весь опор.
Как во время ночного праздника, когда Филипп дал ей яблоко, сорванное в королевском саду, она взглянула в его светлые непроницаемые глаза.
— Филипп, та девочка по-прежнему жива во мне, и вы это знаете.
Анжелике и самой пора было отправляться
И по дороге неожиданно поняла, что именно мешало ей наладить отношения с мужем: собственный опыт общения с мужчинами. Она слишком много знала о мужчинах, умела распознать их слабости и хотела привязать к себе мужа, используя проверенное оружие. Но с Филиппом ее могла соединить только девственная чистота юных сердец. Они были созданы для того, чтобы встретиться в шестнадцать лет, когда оба испытывали неутолимую любознательность, в которой стыдно признаться, когда предвосхищение тайн еще невинно, когда молодые тела, охваченные новым, неизведанным желанием, еще трепещут от страха и стыдливости, удовлетворяясь малым: прикосновением рук, улыбкой, поцелуем, открывающим ворота в рай. Можно ли обрести утерянное счастье? Филипп заблудился на дорогах, ведущих к гибели. Анжелика давно стала женщиной. Но могущество природы столь велико, что оно может вновь заставить расцвести даже увядшие чувства — так же, как весной после долгой ледяной зимы расцветает земля. Именно об этом думала Анжелика, пока ехала в карете.
Искра вспыхнула — и в самый неожиданный момент огонь, казалось, уже погасший, ожил.
Анжелика стояла посреди гостиной отеля Плесси. Она пришла, чтобы еще раз осмотреть зал в преддверии большого великосветского приема. Прием планировался особенно роскошным, так как не исключалось присутствие самого короля.
С недовольным выражением на лице, то и дело вздыхая, Анжелика обходила огромный зал, темный, как бездонный колодец, обставленный жесткой мебелью эпохи Генриха IV. Только два больших зеркала вносили некоторое оживление в мрачное убранство. Чтобы хоть как-то противостоять вечно царившему здесь холоду, Анжелика, сразу по прибытии, приказала застелить плиточный пол мягкими персидскими коврами, привезенными из отеля Ботрейи. Но белая пушистая шерсть с узорами из роз лишь подчеркивала строгость тяжелой мебели из эбенового дерева. Молодая хозяйка еще была занята осмотром, когда в зале появился Филипп: он пришел за шкатулкой с украшениями, хранившейся в одном из многочисленных ящичков секретера.
— Вы застали меня в заботах, Филипп, — обратилась к нему Анжелика. — Меня угнетает необходимость устраивать прием именно здесь. Я не хочу сказать ничего дурного о ваших предках, но им пришлось постараться, чтобы устроить себе настолько неудобное жилище.
— Вы недовольны своими апартаментами? — настороженно осведомился муж.
— Нет, мои апартаменты прелестны.
— Они мне недешево обошлись, особенно обивка стен, — пробубнил Филипп. — Для этого мне пришлось продать своих последних лошадей.
— Так вы приготовили их для меня?
— А вы думали, для кого я их приготовил? — воскликнул Филипп, резко захлопывая ящик. — Я женился на вас против воли, но, в конце концов, я на вас женился. Все вокруг твердили, что при весьма изысканном вкусе вы к тому же очень привередливы. Мне совсем не хотелось, чтобы какая-то богатая торговка облила меня презрением.
— Значит, после свадьбы вы предполагали поселить меня здесь?
— Мне это казалось естественным.
— Но почему вы меня не пригласили?