Анжелика

AnnotationЛинц, Австрия, 1898 год Мальчик не мог уснуть. Было жарко, и он так долго болел. Голова пульсировала всю ночь. Наконец он сел и сумел встать с кровати. Он спустился по лестнице, не споткнувшись. Окрылённый успехом, он выскользнул из дома, не разбудив ни мать, ни отца. Целью был берег реки. Мальчик не был там уже месяц.

Джейн Йолен

notes

1

Джейн Йолен

Jane Yolen

«Angelica» (1979)

«Змей был просто разминкой перед настоящей битвой»

Линц, Австрия, 1898 год

Мальчик не мог уснуть. Было жарко, и он так долго болел. Голова пульсировала всю ночь. Наконец он сел и сумел встать с кровати. Он спустился по лестнице, не споткнувшись.

Окрылённый успехом, он выскользнул из дома, не разбудив ни мать, ни отца. Целью был берег реки. Мальчик не был там уже месяц.

Он всегда считал берег реки своей собственностью. Никто другой в семье никогда туда не ходил. Ему нравилось ступать ногами по влажной земле и рисовать узоры. Получившееся было похоже на картину, и художник в нём ценил первобытную красоту.

По небу пронеслась горячая молния. Он сел на поваленное бревно и принялся ковырять кору, будто коросту. Он чувствовал, как бревно впечатывается в ягодицы сквозь тонкую хлопчатобумажную пижаму. Он пожалел — уже не в первый раз, — что ему не разрешали спать без одежды.

Тишина и жара окутали его. Он закрыл глаза и мечтал заснуть, но в голове всё ещё пульсировало. Никогда раньше он не выходил ночью один. Лёгкое чувство страха одновременно и радовало, и пугало.

Он думал об этом страхе, прощупывал его, подобно шатающемуся зубу, то для того, чтоб ощутить боль, то для того, чтоб ощутить сладость, когда на него накатил обморок, и он медленно сполз с бревна. Перед ним, до самого берега реки, не было ничего, что могло замедлить его движение, и он скатился с небольшого возвышения в реку, не проснувшись, пока вода не захлестнула его.

Было холодно и противно. Он беспорядочно заметался. Кислая вода попала в рот, и его стошнило.

Внезапно кто-то схватил его за руку и выдернул на берег, протащив вверх по небольшому склону.

Он открыл глаза и тряхнул головой, убирая с лица жёсткие мокрые волосы. Он был удивлён, обнаружив, что спасительницей оказалась девочка примерно его роста, в белой хлопчатобумажной сорочке. Она совсем не запачкалась. Его единственной мыслью, прежде чем та перевалила мальчика через край обрыва и помогла забраться обратно на бревно, была мысль об удивительной силе девочки.

— Спасибо, — сказал он, усевшись и не зная, что делать дальше.

— Не за что.

Голос у неё был низкий, речь чёткая, почти старомодная в своей правильности. Он понял, что это была не девочка, а маленькая женщина.

— Ты упал, — сказала она.

— Ага.

Она села рядом и, улыбаясь, заглянула в глаза. Он удивился, что её было так хорошо видно, хотя Луна находилась у неё за спиной. Казалось, женщина светилась изнутри, будто какая-то лампа. Её черты словно лучились золотистым сиянием, а светлые волосы прямыми прядями ниспадали до плеч.

— Ты можешь звать меня Анжеликой, — произнесла она.

— Это точно твоё имя?

Она рассмеялась.

— Нет. Совсем нет. Но ты догадлив.

— Это псевдоним? — он разбирался в таких вещах. Его отец был таможенником и за семейным столом рассказывал всякие истории о своей работе.

— Это имя я…. — она на мгновение заколебалась и оглянулась. Затем повернулась и снова рассмеялась. — Под этим именем я странствую.

— Ого!

— Моё настоящее имя тебе не выговорить, — улыбнулась она.

— Может я попробую?

— Пистис София! — с этими словами женщина встала. Казалось, она замерцала и выросла от названного имени, но мальчик подумал, что это ему померещилось от жара, хотя голова больше не болела.

— Писста… — он никак не мог произнести имя. Казалось, что-то сковывало его язык. — Думаю, мне лучше пока называть вас Анжеликой, — решил он.

— Пока, — согласилась она.

Он застенчиво улыбнулся.

— Меня зовут Адди, — сказал он.

— Я знаю.

— Откуда? Я что, похож на Адди? Это значит…

— Благородный герой, — закончила она за него.

— Ты и это знаешь?

— Я очень мудрая, — сказала она. — И имена важны для меня. И для всех. Судьба заключена в именах.

Она улыбнулась, но улыбка не была приятной. Она потянулась к его руке, но он отстранился.

— Хвастаться не следует, — сказал он. — Особенно мудростью. Это нехорошо.

— Я не хвастаюсь. — Она нашла его руку и задержала в своей. Её прикосновение было прохладным и бесконечно успокаивающим. Она протянула другую руку и приложила её сначала ладонью, затем тылом к его лбу. Цокнула сквозь зубы и нахмурилась. — Твоего опекуна следует выгнать. Мне придётся поговорить об этом с Уриилом. Выпустить тебя с такой температурой.

— Никто меня не выпускал, — возмутился мальчик. — Я сам решил выйти. Никто не знает, что я здесь, кроме тебя.

— Ну, вообще-то есть кое-кто, кто всегда должен знать, где ты находишься. И я с ним обязательно поговорю. — Она встала и внезапно стала намного выше мальчика. — Пойдём. Возвращаемся в дом. Тебе следовало бы быть в постели. — Она сунула руку за пазуху своей белой сорочки и достала серебряный флакон на цепочке. — Сейчас ты должен глотнуть это. Поможет заснуть.

— Ты пройдёшься со мной? — спросил мальчик, сделав глоток.