Апогей желаний
Шрифт:
В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон — все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время. Под утро Полина проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Она зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал.
Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой
Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
— Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов? — спросила Полина.
— Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
— У него колесо спущено!
— Так это я по стеклам проехала, — безвинно ответила дочь. — Мама, ты мне новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе хочу новые шторки.
— Шторки — это, что такое?
— Купальник на тесемках, он по ним перемещается.
— Я сегодня сама пойду на пляж, — сказала Полина и ушла на кухню.
— Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
Не жаловаться ведь Степану Степановичу по каждой проблеме, подумала Полина и купила дочери новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было несколько лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не выносил двойных расходов. Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.
Утро было солнечное с пронзительным небом. Полина постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, она увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.
На пляже у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой. Постоянные посетители пляжа были покрыты прочным загаром. Она посмотрела на свою белую кожу и встала. Ей нравилось загорать стоя, потому что земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. Она вспомнила свое знакомство с Бором.
Пляжный роман длился недолго. Степан Степанович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.
Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он чувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Степану Степановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие.
Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный. На следующий день Степан Степанович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
— Полина, привет! — услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Степан Степанович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
— Здравствуй, Степан Степанович! — сказала она и поднялась.
— Где Инна? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
— Спит еще, для нее время загара еще не наступило. Позже придет загорать.
— Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
— Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
— Полина, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты — сама живешь. Самостоятельная.
Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Степана Степановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…
Дядя Сидор остался жить в съемной квартире без особой обиды на Анфису. Одному ему больше нравилось жить. Он решил сам сделать генеральную уборку квартиры, залез на табурет, чтобы посмотреть на антресоли. С одной стороны в антресоли лежали книги, журналы.
С другой стороны лежали в полиэтиленовых пакетах расписные, деревянные ложки. Он взял ложки, развязал один пакет. Его поразила яркость красок и узоры на ложках. Он осмотрел ложки, получалось, что ими играли. Существуют такие ансамбли, где играют на деревянных ложках. Где-то в его памяти отложилось, что Анфису тянет к деревянным предметам старины. Дядя Сидор позвал Анфису к себе.
Ложки были не очень старые, им было лет тридцать. Она сама залезла на табурет, и заглянула вглубь антресоли. Где-то по центру виднелся забавный, деревянный предмет. Она достала его. Это оказалось деревянное корыто. Похоже, что здесь жили артисты, а это был их инвентарь. Корыто тоже было разрисовано, как ложки, но смотрелось оно иначе. Корыто слабо светилось.
— Дядя Сидор, подари мне корыто!
— А если его искать будут?
— Будут искать — вернем.
— Бери.
Пришлось Анфисе оплатить корыто натурой, а куда денешься?
Корыто оказалось очень старым. Сверху его прикрыли краской, а внутри оно было старое, до трухлявости. Анфиса смотрела на корыто с затаенной радостью. Любила она старые, деревянные предметы.
— Анфиса, а как мы с корытом поступим? На щепки расколотим? — спросил дядя Сидор.
— Нет, целиком оставим, — ответила Анфиса.