Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов
Шрифт:
— Вот я и хочу сказать, что, по-моему, мне надо стать более агрессивной.
— Достойный план, — одобрила я. — Когда ситуация позволит, посмотрим, как ты справишься.
Лифт остановился, и мы вышли. Здесь, в Кладезе, проходы больше походили на узкие улочки елизаветинских времен, чем на коридоры. Именно здесь поставщики книгостроительных материалов выставляли свои товары во множестве специализированных лавочек, подходящих для любого жанра, стиля или фона. Коридоры полнились торопливой деятельностью ремесленников, снующих взад-вперед в процессе занятия доходным делом книгостроительства. Сюжетные конструкторы, предысторики, латальщики, подмастерья и генераты
В основном это был утиль. На самом нижнем уровне помещалось Текстовое море, и именно на его берегах рабочие бригады демонтировали пущенные на слом книги при помощи инструмента не более сложного, чем молотки, цепи и мускульная сила. Куски отработанного сюжета затем разбирали на части пильщики, снимавшие и упаковывавшие любые пригодные к утилизации детали для последующей перепродажи. Любая мысль, фон или персонаж, слишком поврежденный или слишком скучный для повторного использования, подвергались бесцеремонному утоплению в Текстовом море, где связи внутри предложений ослабевали, пока те не распадались на отдельные слова, а затем и они рассыпались на буквы и знаки препинания, и только синеватая дымка смысла висела какое-то время возле берега, прежде чем испариться.
— Что мы идем смотреть? — спросила Четверг-5, пока мы пробирались сквозь густую толпу.
— Брэдшоу просил меня взглянуть на ремонт Джейн Остин. Ведущий инженер — Изамбард Кингдом Бунюэль, [23] изысканнейший и сюрреалистичнейший литконструктор в Кладезе. Когда он строил «Войну и мир», никто и помыслить не мог, что объект такого масштаба и величия вообще может быть построен, не то что приведен в действие. Книга была такая большая, что для нее пришлось выстроить целый отдельный уровень. Даже теперь ее обслуживает постоянная команда из двадцати человек.
23
Прототипом этого персонажа послужил Изамбард Кингдом Брюнель (1806–1859), выдающийся британский инженер.
Четверг-5 с любопытством озиралась. Мимо шла кучка клепальщиков, они громко смеялись и обсуждали корешок, над которым работали.
— Значит, когда книга собрана, она переезжает в Великую библиотеку? — спросила она.
— Если бы, — вздохнула я. — Когда сборка закончена и искра зажжена, книга проходит жесткие двенадцатиэтапные испытания на безопасность и согласованность сюжета, прежде чем быть внимательно и придирчиво прочитанной на специальном стенде. После этого книгу передают на контрольное прочтение в инспекцию Совета жанров и только потом допускают — или не допускают — к публикации.
Мы шли и шли, и вскоре вдалеке замаячили корпуса Станции книжного техобслуживания, вздымающиеся над низкими крышами улицы, словно авиационные ангары, так хорошо знакомые по дому. Здесь всегда было не протолкнуться: книгоремонтные мастерские работали круглосуточно семь дней в неделю. Еще пять минут ходьбы — и улица резко раздалась вширь, чтобы вместить громадный комплекс СКТО.
Глава 11
Ремонт
Книги изнашиваются и портятся, так же как тазобедренные суставы, автомобили и репутации. По этой причине все книги регулярно отправляются в техническое депо для ремонта, либо раз в тридцать лет, либо после миллиона
24
Отсылка к Салману Рушди с его «Сатанинскими стихами».
С тех пор как кэтринисты учинили партизанский налет на «Грозовой перевал» во время очередного техосмотра, охрану усилили, и теперь Станцию книжного техобслуживания отделяла от остального Кладезя высокая чугунная ограда. Хитклиф — возможно, самый ненавидимый человек в литературе — не пострадал, отчасти благодаря бдительности агентов беллетриции, которые несли дежурство по охране Хитклифа в тот день, но также благодаря неверному прочтению слова «партизан», прискорбной лексической ошибке, в результате которой весь ангар оказался усыпан тертым пармезаном. Теперь тут имелась сторожка, так что попасть внутрь не представлялось возможным иначе как по официальному делу.
— Вот тебе и случай проверить свою агрессивность, — прошептала я на ухо Четверг-5.— От этих парней всего можно ждать, так что ты должна быть твердой.
— Твердой?
— Твердой.
Она набрала побольше воздуха, ожесточилась и, многозначительно печатая шаг, направилась к сторожке.
— Нонетот и Нонетот, — объявила она, протягивая сидевшему в деревянной кабинке у ворот сторожу наши удостоверения. — И если вы причините нам какую-либо неприятность, то… не обрадуетесь. А потом вы не обрадуетесь, потому что мы умеем делать нерадостные вещи… людям… иногда.
— Простите? — переспросил сторож, который обладал большими белыми усами и, похоже, был туговат на ухо.
— Я сказала… э… как поживаете?
— Ой, у нас все хорошо, спасибо, барышня, — дружелюбно ответил сторож.
Четверг-5 повернулась ко мне и показала два оттопыренных вверх больших пальца. Я улыбнулась. На самом деле она мне очень нравилась, но, прежде чем ее можно будет счесть годной для беллетриции, предстояло проделать еще огромную работу. В настоящий момент я планировала написать ей в характеристике: «Признана годной при условии переподготовки» — и отправить ее обратно в курсантскую школу.
Пока сторож таращился то на наши удостоверения, то на нас, я огляделась. Над ангарами виднелись высокие трубы, изрыгавшие облака дыма, а вдалеке слышался звон молотов и рокот механизмов.
— Которая из вас Четверг Нонетот? — спросил сторож, разглядывая почти одинаковые удостоверения.
— Обе, — ответила Четверг-5.— Я Четверг-пять, а она потусторонница.
— Потусторонница? — переспросил сторож с большим интересом.
Я сердито зыркнула на Четверг-5, ибо предпочитала не афишировать свое потустороннее происхождение.
— Эй, Берт! — крикнул сторож напарнику, пребывавшему в состоянии перманентного чаепития. — У нас тут потусторонница!
— Нет! — отозвался тот, вставая со стула, чье сиденье было отполировано до яркого блеска. — Убирайтесь!
— Какая честь! — воскликнул первый сторож. — Человек из реального мира! — Он задумался на секунду. — Скажите, если в очень жаркий день идет дождь, овцы дают усадку?
— Это вопрос безопасности?