Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
Шрифт:
И выходит так, что Клава имела все основания не сильно переживать за некоторую задержку своего столь много и поспешно обещающего супруга, который, конечно, всем собой стремился выполнить своё обещание и поспеть домой к обозначенному собой же часу, но непредвиденные им обстоятельства жизни уж так сложились, что он ими пренебречь не смог и должен был следовать устоявшейся в веках традиции, во всём слушать своего наставника, который в соответствии с этими вековыми традициями и своим наставничеством понял Клавдия (вот такая уж ирония жизни, так звали супруга Клавы) и после трудов праведных на благо человечества, так он, как и всякий наставник обозначал своё место работы, отвёл того в самый уютный погребок, где они бы могли передохнуть от всё тех же трудов праведных. Ну и заодно найти общий язык под бутылку крепкого напитка, который должен будет Клавдием проставлен.
– Ладно, знала на что шла, когда во всём с ним соглашалась. – С лёгкой укоризной Клава посмотрела вначале на входную дверь, а затем перевела свой взгляд на диван в гостиной, куда сегодня свой нестройный, а может и вовсе безобразный ход направит её супруг Тёзка, так она его называла, когда она на него серчала немного, ну и когда ей хотелось его позлить.
На чём Клава успокоилась и больше особого внимания не обращала на часы и на телефон, после того, как он разок её отвлёк на себя, прозвонив с ожидаемого ей номера, а вот о чём он говорил с трудом распознаваемым голосом Тёзки, то, пожалуй, и сам Тёзка не смог бы для себя расшифровать им сказанное, дай ему как-нибудь после себя прослушать. Что, впрочем, не помешало Клаве сделать для себя и для Тёзки краткосрочные выводы из этого звонка: «Ну, он у меня завтра получит».
С чем она отправилась в спальню на втором этаже их дома (вот так им повезло, и им не пришлось притирать своё счастье в шалаше или съёмных квартирах с тараканами на кухне), где она спинку стула, как она видела в кино, подставила под ручку двери, и уснула с уверенностью в том, что никто к ней в спальню без её соизволения, или хотя бы беспрепятственно не войдёт, с улыбкой представляя себе, как эта борьба с дверью произойдёт у итак с трудом стоящего на ногах Тёзки, у которого в итоге не хватит сил, чтобы преодолеть это препятствие и он кубарем полетит вниз по лестнице.
Когда же она утром проснулась и открыла глаза, то первое, что она сделала, то потянулась рукой в ту сторону на кровати, где с некоторого времени не должно быть никого. Но там никого нет, как не нащупывай. И Клава, видимо спросонья и забыв, на чём вчера был закончен вечер, с вопросительным выражением лица поворачивает голову в эту боковую сторону и …С улыбкой убеждается в своей девичьей памяти. – Значит я ещё не постарела. – Клава освежает себя этими, так бодрящими с утра мыслями, и переводит свой взгляд на дверь. А вот то, что там она увидела, не полностью отвечает тому, что она хотела бы видеть. И это несколько омрачает её подъём.
А видит она, что не было сделано никаких попыток прорваться к ней в спальню. И стул как стоял на своём месте, так и продолжил стоять, нисколько в сторону не подвинувшись. – Наверное, сил не хватило забраться по лестнице. – Только частично себя успокоила Клава, про себя всё же желая, чтобы Тёзка в своём упорстве в деле её доставания, хотя бы до дверей их спальни дошёл. Ну а то, что она его на порог спальни не пустила бы, то это не столь важно, когда он продемонстрировал бы ей своё стремление и тягу к прекрасному. А так получается, что он только о себе думает, полностью игнорируя её.
– Ну, я тебе сейчас устрою. – Немного разозлилась Клава на этого бесчувственного Тёзку, который, наверняка, там, в гостиной, без задних ног рядом с диваном, на полу лежит (это он так себя оправдывает, типа я и до дивана дойти не смог, до подхода к нему, свалившись), в носовые дырочки сопит и нисколько о ней не думает. С чем она, не забыв посмотреться в зеркало, откуда она так хорошо выглядывала, направилась на выход из спальни, по выходу из двери которой, у неё ещё оставались надежды на благоразумие Тёзки, сумевшего добраться до двери их спальни и свернуться здесь в клубок (холодно ему бедненькому и такому несчастному).
Но, видимо, Тёзка потерял вчера все остатки здравомыслия, раз его здесь нет, и как теперь уверенно Клавой думается, то он и не думал вовсе, пытаться подняться к ней. – Сама, если это ей надо, ко мне спустится. – С неимоверно хамоватым видом, со всей своей самонадеянностью, вот так, на всё пространство дома прокричал Тёзка, свалившись на диван, как это сейчас представилось Клаве, смотрящей сверху на лестничный спуск. – Ей всяко это легче сделать, чем мне, поднимаясь. А я не нанимался, между прочим, совершать такие восхождения. И всё лишь для того, чтобы кому-то там, наверху, польстить её самолюбию. И у меня тоже, если что, есть гордость и уважение к себе. Так что, дорогая, соизвольте оставить вашу гордыню при себе, и немедленно спуститься ко мне сюда, как того я, глава семьи и отныне её кормилец, требую! – Здесь Тёзка, дабы подчеркнуть свою решимость быть отныне непререкаемым авторитетом и главой семьи, размахивается кулаком, чтобы им убедительнейшим для всех образом врезать, а может и треснуть по столику.
Но, видимо, в нём ещё существовали сомнения и некоторая нерешительность, так называемое слабоволие, раз он мимо столика промазывает и, притянутый за руку физическими законами, летит на пол. Где уперевшись лбом в пол и завершает своё сознательное пребывание в этой части пространства и времени суток, принявшись храпеть. А Клаве значит, не спи всю ночь и ворочайся на кровати под эти ужасающие звуки его храпа. Ну а то, что это немного не соответствовало действительности, и Клава, если и ворочалась на кровати, то только для того чтобы весь комфорт кровати ощутить собой под собой, а так она спала, как убитая, то об этом необязательно знать тому, кто заслужил в её глазах непрощение за свой не выспавшийся вид. Да-да, именно так она выглядит не выспавшись. А если Тёзка посмеет заметить, что она слишком хорошо для этого выглядит, то за такую свою невыносимую придирчивость можно получить на долгое время ссылку на диван в гостиной.
Но к удивлению Клавы, так и сяк прислушивающейся к тому, что там внизу происходит, оттуда вообще никаких шумов не доносится. А что уж говорить о том, чтобы там на весь дом храп стоял.
– Может ему интуиция подсказала проснуться? – всматриваясь в самый низ лестницы, задалась вопросом Клава, считая, что только так и должно быть, если их сердца бьются в унисон, а не порознь. – Вот он замер в себе, боясь выдать себя хоть каким-то движением. И сейчас крутит головой по сторонам с испуганным лицом, пытаясь понять, где он и что тут происходит, и что я дурак такого вчера натворил?! – На этом месте Клава снисходительно улыбнулась так, что её можно было заподозрить в желании многое простить Тёзке и не слишком сильно его наказывать. – Пусть денёк походит виноватым, а я с этой его виной буду с суровым видом смиряться как мне этого будет хотеться. – Решила Клава и начала свой тишайший спуск вниз, чтобы раньше времени не обрадовать Тёзку своим появлением. А то он приготовится к встрече с ней и по его лицу сразу и не поймёшь, как он рад этой встрече.
А тут раз, и я к полной для него неожиданности перед ним появляюсь, – а он в этот момент захотел поковырять в носу или зевнуть, – и он в этом полушаге, в полнейшем для себя неудобстве, застывает в этом положении, и не зная, как теперь быть. А Клава, конечно, сделает удивлённое, с укоризной в глазах лицо, – вот значит как, зевая, меня встречаешь, – и резко отвернув от него голову (типа видеть тебя после этого не вижу смысла), пройдёт очень рядом и мимо него на кухню. Чтобы там грохотом посуды подчеркнуть, как он ей глубоко безразличен и противен. А когда первая минута напряжения, сопровождаемая грохотом посуды выйдет, то Клава с бесконечно несчастным видом выйдет из кухни со стаканом под завязку наполненным водой, затем после внутренней борьбы посмотрит на этого неисправимого преступника, Тёзку, своим пренебрежением оскорбившего её в самых сильных и лучших чувствах, и трагическим голосом, со своими срывами, спросит его. – Пить будете?