Апокалипсис Welcome
Шрифт:
ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ? ЧТО ОНИ ХОТЯТ ОТ МЕНЯ?
Горящий фильтр обжигает пальцы – вскрикнув, я щелчком ногтя отбрасываю окурок в груду гниющего мусора, тот приземляется на середину битого арбуза и прощально шипит. Сигарета успокоила ненадолго: мне снова становится не по себе. Непонятки. Что делать? Куда бежать? От кого спасаться? Кто охотится за мной? Вопросов миллион – и ни единого ответа. Я одна, совсем одна. НО КАК ОНИ МЕНЯ НАШЛИ? Дрожь становится сильнее, стараясь унять ее, я обхватываю руками плечи. Самое простое объяснение: они уже отслеживали. Знали все адреса, где я могу быть, все мои контакты, хотя бы в тех же «одноклассниках» – как напрасно люди порой выкладывают кишки своей жизни на открытое обозрение… Час от часу не легче. Что у них в планах? Куда они совершат следующий визит?
Олег! О боже мой, Олег… а вдруг он уже вернулся домой? Фирменной походочкой идет к двери, по привычке долго возится с ключами, открывает ее, а в прихожей его уже ждет белолицый незнакомец… или слуга Сатаны…
Мысль облепила мозг со всех сторон, как опрокинутая квашня. Позвонить. Срочно позвонить. Утопая в мусоре, я пробираюсь к входу в метро «Отрадное». Однако с ходу проникнуть на станцию не получается. Только что тут было пусто, но какое-то событие вдруг моментально собрало огромную толпу. Я помню подобные вещи из детства, при советской власти: стоило выставить на улице ящики с зелеными бананами, как прямо из воздуха материализовалась огромная очередь. Думать некогда – ввинчиваюсь в толпу, как дрель. Люди дрожат от возбуждения, смотрят во все глаза, беззастенчиво показывают пальцами. В руках – мобильники с включенной камерой, сверкают вспышки фотоаппаратов: бабушки с упоением крестятся, царские офицеры снимают фуражки, панки отчаянно гогочут: «Жесть!»
– Дайте, мобильник, умоляю! – верещу я, но меня никто не слышит.
Вырву к чертовой матери. Мне нужно позвонить. Тянусь к ближайшей «нокии», и… рука повисает в воздухе. У лестницы, ведущей в пасть метрополитена, под красной буквой «М» стоят два ангела. Даже не стоят, а, скорее, откровенно позируют, как солдаты у Мавзолея во время смены караула. Никакой фантазии в облике, все тупо хрестоматийно, рыбкой мелькает догадка – стилисты в Раю распоследние консерваторы.
– Метро закрыто, – с намеренно канцелярской интонацией сообщает он. – Выезд из Москвы запрещается Небесами вплоть до Страшного Суда.
– А после? – пытаюсь отшутиться я.
– А после ехать уже будет некуда, – отвечает ангел без тени улыбки.
– Да не еду я… мне позвонить надо срочно, – плаксиво говорю, добавив в голос изрядное количество слез. – Там телефонов куча… пуститеееее…
Ангел, пожав плечами, без спора отодвигается.
– По шпалам вы все равно далеко не уйдете, – предупреждает он, разжав пальцы. – Имейте в виду: на выходе из любой станции тоже блокпост.
Ни фига себе. Это Апокалипсис или военный переворот? Крепкие ребята ничуть не напоминают симпатяшек с голыми попками, порхающих на рождественских открытках. Такими темпами ангелы скоро баррикады с пулеметами начнут строить, да еще и танки введут. Спускаюсь внутрь станции. Нехарактерная пустота – завораживает и пугает одновременно. Как в полночь, когда едешь одна в пустом вагоне и трясешься одновременно с сиденьями: не войдет ли на следующей остановке маньяк с ножом в руке? Вокруг ни души… пустые окошки, где продают билеты… пустая стеклянная будка у турникетов… пустая площадка перед поездами, которые больше никогда не придут. Зеленоватые, вытянутые лица жен декабристов – словно утопленницы, глядящие на тебя отовсюду с огромных панно. Я подхожу к ряду синих телефонов-автоматов и тщательно их просматриваю – один за другим. Что и требовалось доказать: кто-то из растяп забыл в щели карточку. Такое банальное чудо и до Апокалипсиса выручало меня не раз, если садилась батарея в мобильнике. Быстро набираю номер Олега. Жду…
Один звонок, другой, третий… Бесполезно. Похоже, его опять нет дома.
Щелчок. На другом конце провода сняли трубку.
Небритый человек лет сорока, сидевший напротив Престола Господня, пришел на важную встречу в сером костюме, но без галстука. Он заметно волновался, улыбаясь фирменной, отвлеченно-детской улыбкой, часто потирая колючие щеки. Чуть поодаль, примостившись на голубом диванчике, сидела молоденькая и худенькая брюнетка вполне фотомодельной внешности, немного испорченной вздернутым носиком. По самым скромным прикидкам со стороны девушка весила примерно килограмм сорок. Вес мог быть и меньше, но его усугубляли силиконовые протезы, изрядно отягощавшие хрупкое девичье тело, – имплантанты были закреплены в губах, ягодицах, груди, глазных веках и мочках ушей. Гибкое тело девушки поражало неестественной гладкостью, на нем поскальзывались даже мухи: она удаляла волосы с помощью эксклюзивного крема – экстракта из лба Федора Бондарчука. Сногсшибательность этого тела сыграла главную роль в уходе миллиардера из семьи, заставив его бросить двенадцать детей. За спиной пары возвышался старик-дворецкий – экс-король Греции Константин, нанятый в качестве слуги за бешеные деньги. Он держал на подносе две бутылочки с водой, ибо здраво рассуждал, что Бог-отец в питье не нуждается. А если и захочет – то найдет, где взять.
– Интересно, – повеяв пустынной сухостью, спросил Бог. – Как ты вообще попал ко мне на аудиенцию? Наглость – второе счастье, но до сих пор так никому не везло. Если, конечно, визитер не уникальный праведник – как Енох, коего я сподобился взять живым на небо [28] .
– Действительно, было очень сложно, – проблеял Авраамович. – Но я договорился. У меня уникальные способности к договорам, Господи.
– С кем же ты договаривался? – удивился Бог.
– Э… прошу прощения, Господи, но я не могу раскрывать свои источники, – возвел на него трогательно-овечьи глаза Авраамович. – Конечно, это стоило дорого, но ведь и случай-то исключительный.
– Тебе лечиться надо, – сочувственно сказал Бог. – Думаешь, я не узнаю?
– Ну, мало ли что, – деликатно промолвил Авраамович. – Судя по тому, какие вещи иногда творятся на Земле, – вы довольно многого не знаете.
Спутница миллиардера больно ударила его по ноге туфелькой.
– Неудивительно, – печально констатировал Бог. – Закон земного бытия. Если у человека куча бабла и власти, перед ним все стелятся, то он уверяется – его могуществу нет предела. Весьма хороший пример отъезда крыши – король викингов Канут, решивший приказать морскому прибою остановиться [29] . Саддам и Милошевич тоже могли со своими средствами умотать куда угодно, но нет – они сидели и ждали до последнего: как ИХ посмеет тронуть кто-то из смертных? Миллиардер обычно думает, что может всех купить. Странно, что ты, как в анекдоте, не предложил мне преобразовать Рай в открытое акционерное общество.
– А можно? – радостно встрепенулся Авраамович. – Я как знал – проект принес. Идея отличная. Правда, вот с контрольным пакетом акций…
Ощутимая молния тонкой стрелой обрушилась на него с небес. В костюме появились частые тлеющие дырочки, словно его сшили из дуршлага. Девушка громко икнула, сдержав позыв к визгу. Подняв руки к вискам, Авраамович пригладил вставшие дыбом дымящиеся волосы.
– Это самое легкое предупреждение, – отрезал Бог. – Веди себя прилично. Ты знаешь, я за последние три дня отказал в аудиенции очень многим. И султан Брунея приходил со всем своим гаремом, и Билл Гейтс, и Дональд Трамп, и семейство Онассис… Гейтс, ангелы говорят, в приемной плакал как ребенок… обещал раздать все деньги нищим и босиком странствовать пойти, дабы вымолить душе своей спасение…
– Не принимайте его, – взвилась девушка, нервно кусая ногти, – их лаковая поверхность сверкала бриллиантовой крошкой. – Ишь чего захотел! Он думает, раздаст деньги – и все разом забудут про его паршивый Windows? Да Билл хоть знает, сколько раз эта система вешала мой ноутбук, стирала нужные файлы, конфликтовала с другими программами? Я, Господи, не скрою: ежели уж сам Гейтс попадет в Царствие Небесное – значит, там найдется место и для Сталина.
– Не психуй, – сурово заметил Бог, и девушка сразу осеклась. – Windows Vista давно получил нелестную рецензию и отвратный рейтинг в «Райском вестнике». Святой Исидор [30] не поленился лично протестировать и отписать, что это одно из самых извращенных изобретений диавольских. Даже иглами под ногтями не причинить людям такой страшной боли, как постоянно всплывающим окошком — «Переустановить снова?». Я еще подумаю, что делать с вами, а уж особенно с той личностью, что провела вас сюда. Пока я испытываю даже некоторый интерес – до какой же степени важно и неотложно то дело, с которым вы осмелились явиться и побеспокоить… МЕНЯ?
– Ээээ… Господи… эээ…– заерзал на стуле Авраамович, терзаемый мелкими электрическими покалываниями. – Короче, у меня такой скромненький вопрос… исключительно технического свойства…
Он набрал воздуха в легкие – так, что поперхнулся.
– Нельзя ли… вот все это… ну… так сказать… ОТМЕНИТЬ?
Дворецкий, стоявший как мраморная колонна, внезапно дрогнул – одна из бутылок упала с подноса. Девушка снова икнула: испуганно и тяжело.
– Ты в своем уме? – вкрадчиво полюбопытствовал Бог.
Авраамовича прорвало.
– Да ведь обидно! – всплеснул он дымящимися руками. – Стены прогрызал, вкалывал, а теперь все пропадает. И дом на Белгравии [31] , и футбольный клуб «Челси», и даже самолет. Третий день Библию штудирую – на душе кошки скребут. «Легче верблюду влезть в игольное ушко, чем богатому в царствие небесное» – и никаких тебе поблажек. Я не решался персонально к вам идти… сначала к папе римскому зашел, потом к Патриарху… у муфтия, раввина тоже побывал… спрашивал – у кого к Самому имеется верный доступ? Если все отменят, мамой клянусь… построю пятьсот церквей… торг уместен. Кроме того, я обязуюсь лет на десять уехать в Конго или Афган – поработать губернатором в самой экономически безнадежной провинции. Мне не привыкать. Навезу из Москвы персонал, построю супермаркеты и мультиплексы с банкоматами. Я только-только купил обувной шкаф из слоновой кости. Апокалипсис по отношению ко мне выглядит несправедливостью.
Авраамович сказал далеко не все. У него была своя, многократно проверенная система: если вывалить на начальника полный набор того, чем забита душа, то получится сумбур. Излишне грузить мелкими подробностями не нужно, особенно если в тебя мечут легкие молнии.
Бог усмехнулся, но не проронил в ответ ни слова.
– А я? – гневно защебетала девушка. – У меня столько всего запланировано… шоппинг в «Хэрродсе» [32] … новые туфли с алмазами… выставка в Москве, я же типа художница, муж мой миленький договорился… в газетах рекламочку проплатили… Платье от DKNY оторвала, никуда еще не выходила в нем. Так получается, в этом платье меня больше никто и не увидит? Сердце кровью обливается.
«Боже ты мой, а… – думал Авраамович, глядя на Марью. – Интересно, чего я в ней нашел? Нет, когда раздевается – сомнения отпадают… но почему ВСЕ фотомодели такие ужасные дуры? Каинова печать просто».
– Мда… случай-то клинический, – с тяжелой грустью пропел Бог, а Авраамович мысленно с ним согласился. – Ты предлагаешь, чтобы я отменил Апокалипсис, раз у тебя запланирована покупка новых туфель?
– Но там хорошие скидки, – промямлила Марья. – Видите ли, Господи…
На этот раз в молнии, расколовшей голубой диван надвое, содержалось куда больше электричества. Пиджак на Авраамовиче стерся в серый пепел, который мягко осыпался вниз. Волосы девушки распрямились, встав по всей голове, как иглы дикобраза, – от них со змеиным шипением начали раскручиваться спиралью тончайшие струйки сиреневого дыма. Авраамович за время экзекуции не издал ни звука, девушка зашлась тяжелой икотой. Ножки дивана подломились – оба гостя упали на белое облако, упруго подбросившее их вверх, как матрац.
– Трагично, – сказал Бог, подперев кулаком подбородок. – Нет, знаете, с Апокалипсисом я даже запоздал. Надо было пораньше его устроить. Сразу после падения Константинополя, ну, или, в крайнем случае, до начала наполеоновских войн. Так нет – все ждал, ждал чего-то. Вот и дождался. Богобоязненность исчезла как класс, если кому публично угрожают, то говорят не «Покарай тебя Бог», а «Сталина на вас нет». Вытащи я народы мира из могил на пару сотен лет пораньше, никто не узнал бы о таких забавных зверьках, как Гитлер или имам Хомейни. Пропала даже элементарная вера в кару божью. Разрази я молнией заседание Политбюро, никто не принял бы это как наказание, все посчитали бы погодным катаклизмом. Второе пришествие и вовсе превратилось в детскую сказочку: кто из вас реально верил, что я в итоге приду и раздам всем сестрам по серьгам? Мне молятся, только если требуется снизить цены на бензин. А ведь именно я первым произнес I’ll be back, а вовсе не Арнольд Шварценеггер. Надо, солнце мое, все делать в свое время – не дожидаясь последнего момента. Хочешь предотвратить Апокалипсис? Тут постройка и тысячи церквей не поможет. Открою небольшую тайну – они мне на хрен не нужны.
Авраамович резко вскинул голову.
– Хрен, Господи…– пролепетал он. – Разве вы можете ЭТО говорить?
– Я все могу, – веско заметил его собеседник. – Я же Бог, не так ли?
Подавленный этим фактом, миллиардер замолчал. Опаленная молнией Марья и вовсе не подавала никаких признаков жизни – она прекратила даже икать. Лишь безмолвные, горячие слезы стекали по ее лицу, размывая нежный крем из передних лап варана с острова Комодо.
– Ну, так вот, – продолжил Бог. – Когда приходит всеобщий конец, не надо привычно хвататься за кошелек с баблом – оно не поможет. Раньше следовало каяться, молиться и душу спасать. Сейчас уже поздно.
– Но, Господи… – слабо возразил Авраамович. – Как я мог знать? Ты вообще не подавал никаких знаков о своем присутствии… почему ты не сжег небесным огнем чекистов, взорвавших храм Христа Спасителя?
Бог недовольно постучал распятием по Престолу.
– Я тебе уже, кажется, достаточно откровенно сказал: храмы, по сути, мне ни к чему, – разразился он громовым голосом. – Для чего вся ваша помпезность с золотыми куполами, иконами от пола до потолка и прочими финтифлюшками? Церковь и деревянная может быть, так нет – вам надо отгрохать нечто горбатое и несуразное, подобно гибриду слона и верблюда. Я не Лужков, не Людовик XIV, да и денег мне отмывать не требуется. И с чего я должен проявлять знаки: рисовать крест в небе, заставлять иконы кровоточить, предвещать беду? А без меня трудно понять, что нельзя убивать, воровать и жрать в три горла?
Авраамович, собравшись с духом, сделал над собой усилие.
– Господи… – вкрадчиво прошептал он, поглядывая на очумевшую Машу. – Мы ведь с вами так похожи, прямо близнецы-братья… вы из праха создали Вселенную, а я – нефтяную компанию. Поэтому у меня деловое предложение… как насчет ТЫСЯЧИ церквей? Строительство начинаю хоть завтра. Приезжаю в Иерусалим. Выхожу на улицу в нищенском рубище, каюсь перед телекамерами, раздаю миллиард бедным. Представляете, какой пиар? Ведь если так начнут поступать остальные миллиардеры, мир выцедит из себя милосердие, и тогда…
Прогремевший гром и ярчайшая вспышка белого света лишили его сознания. Раскрыв обожженные ресницы, олигарх увидел, что находится в своем доме, на площади Белгравия, – лежит поверх эксклюзивной кровати (красное дерево, бивни мамонта, пух, выщипанный китайскими девственницами из-под мышек амурского тигра) в одних трусах, с ног до головы перепачканный пеплом. Обреченно раскинув руки крестом, Авраамович плюнул в потолок, облицованный фресками из Помпей. Теплые капли, не долетев до голой матроны в объятиях легионера, упали ему на лицо. Зазвонил телефон. Не глядя, он снял трубку.
– Говорите, – произнес миллиардер тоном умирающей девственницы.
– Господин Авраамович, это ваш директор с лондонской биржи, – взорвал динамик радостный фальцет. – Слушайте, тут акции падают – просто красота, супер. Газ, нефть, IT-технологии рушатся. Во прет, а?
– Директор? – неживым голосом переспросил миллиардер. – Ты чего, на Марсе живешь? Выгляни в окно, блядь. У меня трясучка третий день, ночами не сплю, Библию читаю, двести икон купил… Въехал, мудак?
– Нет, – жалобно донеслось из трубки. – Так покупать? Дешево же.
– Козел ты, – вздохнул Авраамович и начал бить телефон об стену.
Рядом, вцепившись в обожженные волосы, плакала Маша. Король-дворецкий, не выпуская из рук поднос с остатками бутылок, с невозмутимым изяществом поправил полусгоревший галстук-бабочку.
Между тем у самого Престола Господня происходили совсем уж интересные события. Бог (уже в образе сына) порхал в воздухе, сложив руки на груди, и, насупившись, грозно смотрел на статного красавца с копной непокорных волос и стриженой бородкой. Красавец, витая в облаках возле дымящихся обломков гостевого диванчика, держал на плече объемистый железный ящик. В его глазах читалось легкое замешательство, как у детей, пойманных за кражу конфет из буфета.
– Иуда, – размеренно произнес Иисус. – В который раз говорю – бросай ты это дело. До добра твоя хроническая страсть к деньгам не доведет. Скажи честно, сколько он тебе заплатил? Все равно ведь узнаю.
– Тридцать миллионов евро, – жалобно всхлипнул Иуда, шаркая ногой.
– Прямо любовь у тебя к этой цифре! – всплеснул руками Иисус. – И главное – как хитро ты это провернул! Переодел ангелами парочку, тайком провел ко мне в приемную. На что ж тебе пригодятся евро?
– Прости, Создатель, – уныло ответил Иуда. – Увидел – не смог отказаться. И курс у них – ну очень хороший по отношению к доллару. Смилуйся. Я же Билла Гейтса не пропустил, потому что знаю, он – стопроцентное зло. А за Авраамовичем грехов особых не числится…
– Ты позволь это мне решать, – прервал его Бог-сын. – Вот натура-то, а! Без денежного мешка на плече уже и ходить не можешь: что в Иерусалиме, что сейчас. Зря я с тобой помирился, Искариот. Ощущение у меня такое – не изменился ты за две тысячи лет ни на йоту. Очнись, Апокалипсис на дворе! Оставь ящик в приемной, иди молиться. Еще хоть кто-нибудь за взятку войдет – сразу сто тысяч вольт заработаешь.
Вернувшись в приемную, Иуда с огорчением сбросил с плеча ящик, между стенок которого холодно и упруго шелестели толстые пачки евро. Задвинув его под скамью, Искариот подошел к сидевшему в углу человеку небольшого роста, в черном костюме и черном же галстуке, чем-то неуловимо напоминавшему сотрудника похоронного бюро. Увидев Иуду, тот пружинисто поднялся с белого, как взбитые сливки, облака.
– Ничего не получится, – жестко сообщил посетителю Искариот. – Он сегодня не в настроении. Громы, молнии мечет – сплошное электричество в радиусе ста метров. Придется денька три подождать.
– Откладывается? – недовольно прошептал человек. – Но ведь я уже заплатил вам. Еще этим утром мои представители доставили в Иерусалим ТРИДЦАТЬ МИЛЛИАРДОВ серебряных слитков на грузовиках. Если вы требуете аванс наличными, то за него следует хорошо поработать.
– Извините, это же не директор стекольного завода, – таким же шепотом ответил Иуда. – Вам-то что, а я сильно рискую. Он на меня две тысячи лет дулся за одну мелкую провинность. Пара молний – зажарюсь, как сосиска на гриле. Успокойтесь, вы для меня клиент номер один. Слышали, как гремело, когда зашли Авраамович и Марья Тараканова? Их сейчас с облаков соскребают. Откат серебром суперский, спору нет, но от настроя начальства в нужный момент очень многое зависит.
Задумавшись, человек в костюме кивнул. Искариот понял, что случайно подобрал нужный ключ к его сердцу, и напористо развил наступление.
– Возвращайтесь пока домой, – сказал он. – Может быть, даже завтра попробуем снова, в случае чего, я пришлю ангела с оповещением. Кто знает? Вообще-то он добрый, просто фотомодель его разозлила.
Посетитель поджал губы. Прощаясь, он не протянул руки.
Внезапно что-то вспомнив, Иуда нагнал его почти на выходе.
– Простите, – замялся Искариот. – Но меня съедает любопытство. Тут побывали и Билл Гейтс, и Дерипаска, и султан Брунея, и Авраамович. Богатейшие люди Земли. Миллиардеры. Владельцы всего, что можно. А вот вашей фамилии я не знаю. Вас нет в списках «Форбса». В газетах отсутствуют интервью с вами. Случись нам встретиться на улице – точно прошел бы мимо. Откуда же у вас такие огромные деньги, что вы даже не торговались, оплачивая мой сервис? Кем именно вы работаете?
Человек в черном костюме оглянулся, погружаясь в облако.
– Я? – переспросил он. – Уборщиком в столовой «Газпрома»…
28
Седьмой патриарх, начиная от Адама. Прожил 365 лет. Бог настолько возлюбил Еноха за благочестие, что взял его к себе живым на небо.
29
Канут I Великий, король Британии, Дании и Норвегии в 1016–1035 годы. Случай с приказом прибою остановиться – вполне достоверный факт.
30
Один из двух святых, определенных как покровители Интернета.
31
Белгравия – площадь в центре Лондона. Три российских олигарха купили там дома постройки XIX века за весьма приличную сумму.
32
Универмаг в Лондоне, принадлежащий отцу любовника принцессы Дианы, миллиардеру Мохаммеду аль-Файеду; наряду с обычными товарами там не редкость в продаже вещи вроде яблочного пирога с бриллиантами.
Глава XII. Облако ужаса
(Четверг, метро «Отрадное»)
В трубке слышен слабый металлический треск и невнятное жужжание – очевидно, помехи на линии. Какое же счастье, что связь еще работает!
– Алло, – слабо доносится сквозь треск, и голос Олега с грохотом взрывается в моей голове – как трехтонный грузовик, доверху набитый динамитом.
Я не верю своим ушам. Просто не верю. Господи, наконец-то!
– Олег, – визжу я так, что с потолка пустующей станции сыплется пыль. – Олеженька, родной! Это я, Света! СЛЫШИШЬ МЕНЯ? СВЕТА!
Молчание. Снова треск. Холодея, дрожат пальцы. Что-то не так?
– Светик! – прорывается его крик, ломая помехи и скрежет. – Где ты?
Я начинаю рыдать. Олег всегда смеялся над женским характером: «Что у вас за натура! Плохо вам – плачете. Хорошо – тоже плачете. Где логика?» Черт возьми, он прав. Но остановиться не могу. Слезы льются, как из шланга. Меня точно пора отдавать играть в дешевый сериал. Банально до ужаса.
– Света, да прекрати ж ты реветь! – неистово орет Олег в трубку. – Я с ног сбился, с ума уже схожу. Кладбище облазил, объехал подруг, звонил маме. Ты что там по графику позже всех воскресла? Куда тебя занесло, любимая?
– У Иры ночевала! – ору я в ответ. – Олег! У меня жуткие проблемы!
На этом моменте он запинается и немного сбавляет тон.
– Конечно, – тихо произносит мой муж. – Ведь ты вообще-то умерла.
– Да нет! – продолжаю верещать я благим матом. – Еще хуже…
– Хуже?! – В голосе Олега сквозит неподдельное удивление.
Я захлебываюсь словами – они рвутся из меня потоком, не давая ему опомниться. Путая окончания фраз, я быстро (карточка-то не вечная) рассказываю о своем приключении после воскрешения из мертвых на Ваганьковском кладбище. Как выбиралась из могилы в подвенечном платье. Как безуспешно пыталась попасть в квартиру. Как провела ночь у Иры.
И все, что случилось потом…
Он молчит, дышит в трубку – часто-часто. Я всем сердцем чувствую: его волнение, искреннюю радость, полный восторг от моего чудесного спасения. Напряжение исчезает, обмякнув, словно тряпичная кукла, я, по выражению Олега, иду «по второму кругу» – снова плачу. Да чего уж там – в голос реву.
В критической ситуации Олег соображает быстрее меня.
– Света, ради бога, никуда не уходи. – В голосе появляются железные нотки. – Стой на месте, у телефона-автомата. Не поднимайся на поверхность – они могут тебя искать. Мне до «Отрадного» – 10 минут. Я сейчас прибегу.