Апокалипсис Welcome
Шрифт:
Но никак не могли напиться…
Апостол робко присел на облако – оно показалось ему неожиданно жестким, как старая кушетка. Разговора он ждал с прошлого воскресенья. Наконец-то Бог, отложив дела, принял его, причем обещал поговорить с ним от имени сына. С отцом Иоанн всегда смущался: седая борода, грозный голос, сверкающий нимб кого хочешь заставят глотать слова, забывая смысл визита. Иисус проявился на соседнем облаке – так естественно, будто его фигуру сформировал туман. Ноздри Иоанна обоняли легкий, кружащий голову запах карамели. Заложив ногу на ногу, Бог хитро улыбнулся Иоанну, сделав гостеприимный жест.
– Ты чего в углу жмешься? Садись ближе, а то прямо не узнаю тебя.
Иоанн покорно последовал совету. С благодарностью приняв из рук Иисуса чашку чая, он возлег на облако, принявшее форму дивана.
– Итак, все почти закончено, – подытожил Иисус, щелкая молнией между пальцев. – Спасибо, что не проговорился о моих планах. Впрочем, я в тебе никогда не сомневался – еще со времен грота у Гефсиманского сада. Пришлось, конечно, немного поиграть в шпионов. Но думаю, тебе и самому понятно: при условии обычного обличья за мной непременно увязался бы кто-то из праведников за автографами, с философской беседой и так далее. Ты знаешь, как утомляет эта популярность.
Апостол молча согласился – ибо он действительно это знал.
– А вот в голубом покрывале меня никто не застукал. – Иисус сбросил молнию обратно в облако. – Мало ли тут женщин ходит? Закутался, мелкая походочка, паранджа – ну чем не Афганистан? Слава мне, даже Ной ничего не заподозрил: а у него опыт в интригах будь здоров.
– Господи, – прошептал Иоанн. – Допустим,
– И мне неудобно, – охотно согласился Иисус. – Мы с тобой заварили такую кашу, что нас вряд ли кто поймет. Но, по-моему, оно того стоит. Мнений на совете было множество, и мне все объясняли, что так делать не следует, в том числе и ты сам. Однако теперь ты видишь результаты. Это бардак какой-то, а не Апокалипсис. Признай – я ведь был прав.
– Ты всегда прав, Господи, – поспешно сказал Иоанн.
Иисус поморщился.
– Слушай, – ответил он. – Мне такая логика не нравится. Мы ведь не в спецназе, а я не генерал. Я хочу, чтобы человек сам понял, что ошибался. Приказать я и раньше мог, все бы толпой побежали выполнять. Но разве это хорошо? Неужели я умер за то, чтобы мир представлял собой вотчину солдафонов? Ты помнишь, сколько раз мы беседовали, ты сомневался, а я тебя убеждал – там, в Иерусалиме? Время для Апокалипсиса пришло, ждать больше не было сил. Но все идет по плану. «Балчуг» я сохранил целехоньким. Там даже электричество есть и горячая вода – все честь по чести. Скоро произойдет то, что нужно.
– А оно нужно тебе, Господи? – аккуратно спросил Иоанн.
– Еще бы, – не задумываясь, произнес Иисус. – Разве тебе понравился этот Апокалипсис? Нет. А ведь месяцем раньше тебя разрывали противоречия. С одной стороны, ты хотел соответствия плану. А с другой – избежать при этом мучений невинных людей. Знаешь, я ценю твои старания. Меня пугают некоторые праведники, которые, как на счетах, беспристрастно кидают души – миллион туда, миллион сюда с такой техничностью земных политиков, что просто диву даешься. Поэтому я много лет избегал Апокалипсиса, но, увы, – получается в стиле: «Вам шашечки, или ехать?» Мне-то – как раз ехать. Попробуй внести в «Откровение» лишь одну правку, одно изменение – и их потом придется вносить тысячами. И главное – оправдано ли это? Мы действовали косметическими методами, но никого не напугали. Милосердие показалось человечеству доказательством нашего бессилия.
Апостол нервно потер в руках чашку с остывшим чаем. Запах карамели, витающий в воздухе, позволял пить его без сахара. «Неплохая идея, – оценил Иоанн. – Все думают – какой аромат должен исходить от Бога? Не „Гуччи“ же. А тут по полочкам разложено – высшая степень: карамель, пониже – ваниль, а взять херувимов – какао-бобы».
– Но что будет с тем ангелом, Господи? – спросил он. – Ты ведь знал, что он может предотвратить Апокалипсис, и все равно направил его к невесте? Скоро бедняга впадет в плотский грех. Ты накажешь его?
– Слушай, – улыбнулся Иисус. – Не я придумал, но правила на то и существуют, чтобы их нарушать. Ангелы уже и раньше были замешаны в связях с земными девицами. Конечно, просто так Аваддону грех с рук не сойдет, ибо тогда остальные ангелы полезут в бутылку: почему ему можно, а нам нельзя? Возможно, я отправлю его на сто лет в Арктику.
– Так лучше всего, – кивнул Иоанн. – Однако все же появление Малха, Картафила и Агасфера стало для меня откровенным сюрпризом. Я, если честно, и думать о них уже забыл – про Агасфера читал в последний раз у Ильфа и Петрова [98] . И вдруг они возникают из забвения и пытаются вести свою игру. Несчастные люди, по сути. Ты бы простил их, Господи.
– Ну ты даешь, – удивился Иисус. – Неужели ты думаешь, что я корсиканец какой, чтобы две тысячи лет вынашивать планы кровной мести? Причина в другом – они сами себя не могут простить. Это живет в них. Разве дело исключительно во мне? Картафил методично бил всех подряд: зная, что он начальник и ему не ответят, – упивался своей властью над солдатами. Агасфер – просто гоголевский Плюшкин, считал каждую копейку, иной раз семья у него голодная сидела, чтобы денег сэкономить. Стену для моего отдыха пожалел, потому что кровь лень замывать… Малху же я хотел показать – кто я такой и что я могу. Он даже не воспользовался этим. Мне их жаль, по большому-то счету. Это ведь я привел их в Москву, а впоследствии откровенно внушил Агасферу, чтобы он разыскал и собрал всех троих в одну компанию. Думал, втроем им будет легче осознать – групповой психологический тренинг, как в США: «Здравствуйте, меня зовут Кар, и я ударил Христа». «Вау, приветствуем тебя, Кар». А видишь, что в результате получилось? Воистину, благими намерениями вымощена дорога в Ад.
– Но в этом случае – как насчет кузнеца и Каина? – осторожно поинтересовался Иоанн. – С Иудой ты помирился, а что делать с ними?
– Кузнец даже не знал, что наступил Апокалипсис, – вздохнул Иисус. – Он живет в подземелье, куда заключил себя добровольно, и слишком занят производством гвоздей. Окончательно вошел во вкус, отдыхает только, когда спит, – гвозди заменяют ему и жену, и еду, и прочие развлечения.
– А как гвозди могут заменить жену? – удивился Иоанн.
– Есть варианты, – туманно заметил Иисус. – Но не в этом дело. Я послал к нему ангела, тот уделил гостю три минуты: не желал отвлечься от гвоздей. Что ж, пусть кует и дальше, если ему так нравится. С Каином все в порядке – неделю назад он встретился с Авелем, они заперлись в комнате для переговоров и о чем-то спорят: я не хочу вмешиваться. Братья не виделись семь тысяч лет, пусть как следует наговорятся.
– Я вот над чем голову ломаю…– промямлил Иоанн. – Как Кар-то добрался до финальных строк «Апокалипсиса», где сказано про невесту? Я же их вычеркнул, согласно твоей просьбе, а черновик потом выкинул. Понятия не имею – как он вообще оказался в монастыре на Афоне?!
– Сжигать надо, – наставительно сказал Иисус. – А не выкидывать. Бросил бумагу на улице и думаешь, дело в шляпе? Любого прохожего заинтересует, стоит ему развернуть и увидеть после слова «Аминь»: «Но знайте: все развернется вспять – если до воскресенья последняя невеста, восставшая из мертвых на первом кладбище, по доброй воле разделит ложе с ангелом и демоном». Из-за этого, милый друг, я с детства не любил сказки. Вроде такой чудный сюжет, а везде кроются засады: «Но помни, ровно в полночь карета превратится в тыкву»… и ведь понимаешь, что обязательно именно так все с каретой и случится! Скажу тебе больше: я не рискнул бы реализовать наш план, если бы не зацепка из черновика с отменой Апокалипсиса. Не спорю, могло бы и сорваться. Но у меня в сердце с первой минуты крепко сидело занозой предчувствие, что сюжет пойдет наперекосяк. И оно оправдалось.
– Ты Бог, Господи, – пожав плечами, ответил Иоанн. – Твои предчувствия всегда оправдываются, иначе-то и быть не может.
– Может, – махнул рукой Иисус. – Например, я часто ошибаюсь в подборе кадров. Но славно, что никто не прознал о нашем н а с т о я щ е м плане. Как только все закончится, ты спокойно сможешь открыть его старцам. Вообще, удивительно – ни один праведник не испытал сомнения при виде серьезных правок, изменений и сокращений, внесенных в «Апокалипсис». Ни один! А ведь текст твоего откровения, лежащий в свободном доступе, содержит фразу, способную открыть ТАЙНУ. Ангелы также ленивы, как и люди. Они никогда не читают служебные инструкции до конца. Иначе раскололи бы наши замыслы, как орех.
– Но это принесет радость Диаволу, – предупредил Иоанн.
– И пусть, – отмахнулся Иисус. – У него же так мало радостей.
…Он поднялся с облака, и апостол последовал его примеру. Рассмеявшись, Иисус обнял старого друга, поцеловав в щеку.
– Спасибо за помощь. Я тебя люблю, апостол.
– Anytime [99] , Господи, – улыбнулся Иоанн. – Ты развеял не только мои сомнения – думаю, это преподаст урок многим. Со времени пророчества прошло слишком много лет, и ты знаешь – половина праведников, включая меня, колебалась: как именно поступить с Апокалипсисом. Ты вселил в меня уверенность. За это, собственно, я тебя и люблю.
– Приятно слышать, – расцвел Иисус. – Давно не виделись вообще, надо сесть, попить красного винца – как тогда, в гроте. Правда, где сейчас найдешь хорошего вина? Оно уже далеко, не то что раньше. Я недавно прикинулся странником, зашел в один супермаркет в Москве – поверишь ли, фалернского не было НИГДЕ. Мне стало грустно.
– Господи, а что тебе стоит? – нашелся Иоанн. – Воды-то кругом – сколько хочешь. Возьми да преврати ее в фалернское. Делов-то!
– Ох, – хлопнул себя Иисус по лбу. – Забыл. Как на ум не пришло? Совсем заработался с этим Апокалипсисом. Пора в отпуск.
– А вот любопытно, – с нескромным интересом заметил Иоанн. – Ангел, демон и невеста…
Иисус мельком посмотрел на светящиеся голубые цифры в облаках.
– Да, – подтвердил он. – Уже.
98
Имеется в виду рассказ Бендера об Агасфере в «Золотом теленке».
99
В любое время (англ.).
Глава XIII. Улица мертвых
(Минута до дня № 7, суббота)
Я даже не знаю, какими словами описать все то, что со мной происходило… Нет, я не то чтобы стесняюсь. Хотя ладно, черт с ним – стесняюсь как школьница. «Это было ваще» или «просто охренеть» – как-то слишком скудно, а слогом Петрарки я не владею, разве что пресс-релизы умею печатать. Хорошо, попробую выбрать стиль сентиментальных женских романов. Типа «бедра страстно затрепетали, когда он вошел в мою мягкую тьму»? Нет, не подходит. Тогда – «испытав пятнадцать оргазмов, я оседлала его, будто бешеного жеребца, – и мы понеслись по прериям наслаждения»? Полнейшая лажа. Тьфу ты… в общем, не судите строго. Расскажу, как умею.
Демону пришлось ввести в сердечную мышцу три инъекции серы подряд для полной нечувствительности ангельского присутствия. Средство вроде ннфернальной «виагры». Что же было дальше? Да было все. Они брали меня и вместе, и по очереди, и в одиночку – как только финишировал один, в дело сразу же вступал другой. В ванной, обливаясь горячими струями воды. На постели. В прихожей. На подоконнике. Странно, почему не добрались до люстры? Я курила одну сигарету на двоих с демоном, свернувшись на взбитых ногами, пропитанных любовным соком черных простынях – совершенно голая, уставившись в потолок очумевшими от блядства глазами. Я пила терпкое красное вино с ангелом на брудершафт, безжалостно проливая его на постель. Швыряя бокалы на пол, наслаждаясь их жалобным звоном, я снова и снова отдавалась им, не чувствуя ни усталости, ни раздражения. Каждый новый раз подбрасывал меня вверх: я летала сумасшедшей бабочкой, видя саму себя на полу и на растерзанной кровати люкса, до тех пор, пока между ног не взрывался очередной режущий микс: из острого наслаждения, томления и бешеного восторга. Смогу ли я вообще после т а к о г о трахаться с обычными людьми? Оооооо… да уж поверьте – не факт, далеко не факт. Ощущения от дуального секса одновременно с добром и злом не сравнимы ни с чем – das ist fantastisch: когда внизу живота тебя обрабатывает горячим языком демон, а ангел в судороге экстаза прижимает твою голову к пахнущим ванилью чреслам… Я не променяю ЭТО ни на что, даже на секс с Казановой. Понятия не имею, сколько часов мы провели за неустанными упражнениями в греховной плотской любви. Время натянулось между постелью и телами мужчин из загробного мира, ублажавших меня так, как хотела я, и делавших со мной все, что хотели они. Разве раньше я могла себе это представить? Ну, в мечтах, мастурбируя в ванной, наверное… Я вела себя как последняя блядь и наслаждалась этим. Скажу даже больше. Если бы было можно, я выставила бы нашу кровать перед телекамерами – пусть все видят, пусть все чувствуют, пусть завидуют, суки: как же мне хорошо! Губы искусаны, живот покрыт пятнами засосов, на груди, вероятно, скоро проявятся отпечатки пальцев… Боже, Боже, Боже (я говорю это про себя, чтобы не травмировать демона) – какой же СУПЕР…
За окном потемнело. Простыни разорваны в клочья. У кровати сломали пополам одну ножку – мы снова переместились на пол, а позже – в ванную. Надо же, как просто решаются проблемы бурных чувств. Я помню, моя лучшая подруга мучилась: кого же ей выбрать из двух ухажеров – оба нравились ей практически одинаково. Наивная. Надо было переспать одновременно с обоими – точно получила бы незабываемый кайф. Тьма отвоевывает небо над разрушенной Москвой – близится п о с л е д н я я ночь Апокалипсиса. После нее наступит Страшный Суд: если сегодня я не позволю осуществиться своим желаниям, когда еще я смогу это сделать? Я умерла, хули. О чем мне жалеть, чего стыдиться? Соседей? Друзей? Маму? Пофиг. Слишком долго за свою короткую жизнь я изображала хорошую девочку, подчинялась правилам общества. Но теперь я мертва. К черту. Я хочу это делать – и я делаю это. Я – женщина, я люблю секс, я выбрала себе мужиков и пошла с ними в постель. Не нравится? Тогда идите все в жопу.
Мы лежим на полу люкса «сандвичем», я втиснулась между ними: руки и ноги переплелись в стиле морского узла, мы смахиваем на смешного порнографического спрута. Демон, похоже, снова готов к любви – улыбаясь, он касается губами левого соска, вспухшего от беспрестанных поцелуев.
– Слушай, – говорю я ему, потягиваясь, как кошка. – Я спрашивала тебя о загробном мире. Ответь, почему я не помню ничего – ни Рая, ни Ада?
Он с неохотой освобождает рот, уступая грудь ангелу и кидая на него неприязненный взгляд. Облизывает губы. Надо же – видимо, ревнует…
– Не все так просто, – бормочет он и снова тянется за сигаретой. – Вы сами напридумывали себе всяческих мифов… Черти, котлы, грешники, райские яблочки… нет, выглядит красочно, не спорю. Но видишь ли, в сущности Рай и Ад – это сугубо о ф и с ы, и ничто другое. Там живем и работаем мы. У мертвых же – свои пути, проспекты и магистрали. Мы незримо управляем вами. Говоря вашим языком, мертвые души – это наш бизнес, наша валюта и акции, ценности Рая и Ада. Для вас построены призрачные города, селения из привидений, разлиты невидимые реки, моря и океаны, проведены дороги, и мертвецы думают, что они живы… но это не так. Мир, куда попадают после смерти, – параллельный мир, и он никоим образом не пересекается с планетой живых. Ты где жила в Москве, на улице Декабристов? Так вот, учти – там же расположена еще одна – мертвая улица Декабристов, вдоль которой стоят дома призраков прошлых эпох… но ты не можешь ее увидеть. Меня как-то посещала мысль, что есть в концепции мира мертвых толика буддизма: умирая, ты получаешь другую жизнь. И ее качество зависит от того, насколько правильно ты прожила прошлую. Гитлер превращен в проститутку в дешевом отеле Стамбула: ему порезали рот, подсадили на героин и трахают по сорок человек в день. Билла Гейтса отправят в Узбекистан, и там он станет возделывать поля с хлопком – двадцать часов подряд за полтора доллара в сутки. За безгрешную жизнь тоже положена награда: мать Тереза держит гостиницу на Бали, а летчик Чкалов переродился во владельца призрачного «Диснейленда». Миры никогда не должны смешиваться – если они пересекутся, наступит конец света. Что, собственно, и произошло.
– В Раю полно реальных людей, – отвлекается от ласк ангел. – Но это всегда особые личности. Если человек получает статус святого и факт согласован с Небесами – он автоматически попадает в Рай и в качестве начальника занимается конкретным отделом. Определения церкви, кто святой, а кто нет, нас не шибко-то волнуют. Ваши иерархи даже царя Николая Второго возвели в ранг великомученика, забыв, что этот парень на телеграмме из Питера о голодных бунтах написал красными чернилами: «А тогда надо стрелять!» Обычных же, безгрешных людских душ в Раю, собственно, нет.
Я вздыхаю. Вот так всегда. Даже оргия в России переходит в политику.
– В Аду тоже нет, – прерывает брата Агарес. – Существует определенная практика, когда новоприбывших VIP-грешников с недельку варят в котлах или жарят на сковородках – с профилактическими целями. Но потом их все равно возвращают в призрачный мир, созданный специально для мертвых. Ты была в Лондоне? Британцы очень консервативны. У них до сих пор по улицам ездят такси, стилизованные под машины сороковых годов, полиция носит головные уборы образца девятнадцатого века, а королева вместо «мерседеса» путешествует в карете с форейторами на запятках. У нас тоже так. Для начала мы мучаем элитных грешников, делаем цифровые фото, фильм, репортаж для масс-медиа. А потом стираем им память и отправляем к мертвым. Чем больше грешных душ – тем больше растут на бирже акции Ада. Чем больше праведных душ – в фаворе акции Рая. Апокалипсис, правда, нам всю биржу обрушил – рынок на всю неделю упал, торги не проводятся.
Демон мимолетно смотрит на часы: его рот приоткрылся. Не говоря ни слова, он вскакивает и начинает быстро одеваться. С сожалением (по крайней мере, как это кажется мне) он разглядывает мое обнаженное тело, особенно задержавшись на лобке, выбритом в честь несостоявшейся брачной ночи. Он так расстроился, вспомнив про пакет упавших акций на адской бирже? Ангел тоже слегка взволнован – он садится, обняв руками колени.
– В чем дело, – спрашиваю я с максимально блядской улыбкой. – Ты утомился? О, а я-то была о демонах лучшего мнения. У нас вся ночь впереди.
Он печально усмехается, натягивая майку Demonlord через голову.
– Нет, – ласково и грустно говорит демон. – Наше время уже кончилось…
Он приседает рядом, касаясь меня рукой, – напомнив момент, когда стирал с моего лица белую пыль, делавшую нас похожими на двух грустных клоунов.
– Прощай, Света…– говорит он и больше не улыбается.
– Прощай… – эхом отзывается ангел и целует меня в губы.
Видимо, я трахнула им последние мозги. Надо спросить, какого хрена…
ЧАСЫ БЬЮТ ПОЛНОЧЬ.