Апокалиптическая фантастика
Шрифт:
— Меня зовут Ной, — представился я.
Мэй не просто улыбнулась. Она повторила мое имя, заставив его прозвучать лучше, чем обычно, и протянула ладошку, теплую и уютную. Пожав мне руку, она чуть задержала свою ладонь в моей.
Вдохновленная солнышком или свежим воздухом, бабуля стояла без посторонней помощи. Благочестивые жители Спасения подошли ближе и принялись разглядывать ее и трейлер. Старуха вгляделась в их лица, затем повернулась и с легким любопытством уставилась на трейлер. В ее взгляде читался невысказанный вопрос: «Что это за штуковина?»
Я уже не держал Мэй за руку, но мы стояли рядом. Бабуля совершила медленный поворот, по-своему величественный. Потом ее взгляд остановился на одном из ближайших домов — трехэтажном
— Что это за город? Где я?
Ее безобидное смущение меня едва не рассмешило.
Мэй подмигнула мне и ответила:
— Это город Спасение, бабушка. Он точно такой, каким ты его описывала. И какой он чудесный, правда?..
Мой отец уехал. Он не был официально выселен и уж тем более не был изгнан, и другие взрослые стали относиться ко мне с необыкновенной предупредительностью. Участливые голоса спрашивали, как я себя чувствую. Едва знакомые люди ободряли меня, дружески похлопывая по плечам или спине. Теперь я был одним из семьи, и каким хорошим молодым человеком я стал. Но те же голоса принялись нашептывать: мол, нашей общине стало лучше без этого очень трудного ее члена. Никто не жалел о моем отце. Никто не хотел его возвращения. Проблемами были его странные идеи и поведение, но недоброжелатели предпочитали высмеивать его кривые плотницкие изделия и неумение выращивать томаты. Нынешний мир требует сотрудничества и компетентности, и как сможет выжить человек, почти ничего не умеющий делать руками?
В один из дней учительница предупредила мой класс, что легкая добыча кончается. Хорошую воду стало труднее найти, а плохая вода портит консервированные продукты. Потом она взглянула на меня и одним взглядом поведала, что думает о моем отце. А затем с победной улыбкой пообещала, что скоро, очень скоро последние из нечестивцев попадут на суд Божий.
В Спасении изначально не имелось школы. Жившие там дети учились дома с помощью Интернета и «умных» программ. Моя школа находилась в бывшем магазинчике экологически чистых продуктов, в котором демонтировали кладовые и холодильники, а освободившееся место разделили на классные комнаты. Моими учительницами стали женщины с малым жизненным опытом и случайными талантами, которые тем не менее добровольно вызвались стоять перед толпой детишек, предоставив нам возможность заняться чем-то другим, нежели прополка грядок или выполнение поручений по дому.
Одна из таких дам очень старалась преподавать нам историю. Наши раздобытые в разных местах учебники описывали кое-какие исторические периоды до тошноты подробно, в то время как большая часть прошлого оставалась пустой и неизвестной, как окраины Вселенной. Учительнице нравилось показывать нам фильмы, которые были еще старше, чем она сама. Подключая к телевизорам стареющие DVD-проигрыватели, она просвещала нас о тех давно ушедших днях, когда все курили и все умели петь и танцевать. Но еще полезнее были ее воспоминания о жизни, какой она была в недавнем прошлом. Она была одаренным рассказчиком, которому достались слушатели как раз подходящего возраста, чтобы помнить кое-что о прежнем мире, и она целыми днями болтала о своей потерянной жизни, как у них с мужем было четыре машины на двоих и как они жили в большом прекрасном доме — только вдвоем. У нее была маленькая семья — не было детей. Они с мужем пережили худшее, но он умер от сердечного приступа всего через несколько дней после их приезда сюда. Мало кто мог с такой легкостью рассказывать о конце света. Большинство взрослых лишь при упоминании этой темы становились молчаливыми и странными. По наша учительница не потеряла столько, сколько потеряли другие, и, благословленная неувядающим оптимизмом, заявляла, что совершенно уверена в Божьем милосердии и существовании рая.
Но больше всего нам хотелось знать об эпидемии и ее последствиях. Она выслушала наши вопросы и предупредила, что она не специалист-медик, но тут же старательно перечислила все симптомы: волдыри, кровь в легких, высокая температура и мучительная смерть от удушья. Китай находился на другом конце планеты, но новые болезни часто приходили оттуда. Дважды за два года китайскому правительству едва удалось сдержать вирусного монстра. Поэтому мир и цепенел от ужаса — а что, если зараза однажды проберется на борт самолета или в организм птицы и распространится по всей беззащитной планете?
Для нас стало каким-то мрачным развлечением сидеть в этой тихой комнате и слушать об ужасах, которые никогда не причинят нам вреда. Однажды учительница пришла к нам с неожиданным сокровищем. Первые жители Спасения оставили после себя одежду и мебель, а также хитроумные приспособления вроде тарелок спутникового телевидения и цифрового записывающего оборудования. В подвале одного из домов, обустроенном как убежище от торнадо, нашлась ничем не примечательная коробка. Она была полна записями выпусков новостей — сотни, если не тысячи часов. Кто-то упорно работал, чтобы задокументировать конец цивилизации. Каждый из блестящих серебристых дисков был аккуратно помечен датой и названием телеканала, передававшего новости. Не все диски оказались в рабочем состоянии, а большинство записей были на удивление скучны. Но учительница твердо решила отыскать самые интересные из тех, что уцелели.
Запускался старый проигрыватель. И полный класс терпеливых детей зачарованно смотрел, как китайская чума дважды вспыхивала и дважды угасала. Почти десять процентов заразившихся умерли, а около половины выживших остались со шрамами на лицах и с пораженными легкими. Если этот вирус вырвется на свободу, около десяти миллионов человек умрет, а еще сто миллионов останутся инвалидами. Вот почему во всем мире упорно разрабатывали вакцину. И вот почему все так радовались, когда одна фармацевтическая компания начала массовое производство вакцины, которая защитит любого, кто закатает рукав и протянет руку для инъекции.
В некоторых странах дела обстояли лучше, чем в других. Для меня Канада была большим зеленым пятном в верхней части любимой старой карты. Но это была и страна с деньгами и эффективной системой здравоохранения, поэтому канадцам удалось добиться почти стопроцентной вакцинации. Финляндия, Дания и Коста-Рика были столь же успешными. В Японии и на большей части Европы уровень вакцинации превысил девяносто семь процентов. Но Соединенные Штаты отставали в этой важнейшей гонке. Слишком многие из нас были бедны или изолированы. Огромной проблемой были глупые слухи и дурацкие предубеждения. Но в конце концов законы о чрезвычайной ситуации и Национальная гвардия смогли повысить этот процент. Каждый врач и медсестра, учитель и полицейский были вакцинированы. Каждый солдат, заключенный и пациент в больнице были вакцинированы. Но всегда оставались упрямцы, которые отказывались, и в результате мы так и не достигли даже девяноста пяти процентов.
Я помню себя в пять лет. Я сижу у себя в спальне и слушаю, как спорят родители. Мать не хочет подчиняться «закону Кесаря». Она не хочет, чтобы правительство заставляло ее что-либо делать. А отец не хочет слушать о том, как молитва и божественная благосклонность оградят нас от болезни. Но мать продолжает настаивать, отметая отцовскую логику, пока тот не находит собственный выход из этой ловушки: если все будут вакцинированы, то и нам уже ничего не будет угрожать.
И тогда мы всей семьей поехали к какому-то низенькому толстячку, который лишь выглядел врачом. Тот взял у родителей деньги и заполнил соответствующие бланки, после чего для властей штата мы стали вакцинированными. Потом мы отправились домой, и отец пришел ко мне в комнату, сел на кровать и объяснил, что так поступают женатые люди. Они находят компромисс. И хотя он знает, что следовало поступить иначе, мы можем спать спокойно, потому что очень многие люди поступили умно, правильно и благородно.