Аполлон-13
Шрифт:
– И это ты мне говоришь?
– с нервным смехом сказал Лоувелл.
Как только Лоувелл начал работать с пультом управления, индикаторы ориентации на борту ЛЭМа и индикаторы углов в Хьюстоне начали регистрировать беспорядочные перемещения корабля. В Центре управления забил тревогу следивший за системами навигации посадочного модуля на терминале ЛЭМа Хэл Лоуден, когда обнаружил движение на своих приборах. Благодаря этому бесконтрольному движению бешено прыгали показания индикаторов всех трех гироскопов, повышая вероятность блокировки осей. Если произойдет блокировка, то будут потеряны данные ориентации, которые Лоувелл с таким трудом перебросил из компьютера «Одиссея», а тогда резко сократятся шансы на удачный исход запуска двигателя.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ,
– Слушаю, УПРАВЛЕНИЕ, - ответил Ланни.
– Похоже, мы близки к углу блокировки. Еще полтолчка стабилизатором и произойдет блокировка. Я полагаю, он знает, что делает. Но если он не смотрит на индикатор, то может случайно заблокировать гироскоп.
– Может, он ищет опорные звезды, - сказал Ланни.
– Может быть. Не стоит ли убедиться в этом?
– Понял, - сказал Ланни, - КЭПКОМ, попросите его посмотреть на индикатор угла блокировки.
– Понял, сказал Лусма, переключаясь на связь с кораблем, - «Водолей», это Хьюстон. Вы следите за гироскопами?
Лоувелл, пытаясь научиться управлять стыкованными модулями, повернулся к Хэйзу и сделал круглые глаза. Да, он следил за гироскопами. И за стабилизаторами. И за индикаторами ориентации. И за облаком мусора за окном. Лусма дежурил за терминалом КЭПКОМа с самого полдня, и Лоувелл был благодарен за его дружескую помощь астронавта. Но спрашивать у пилота лунного модуля, не забыл ли он следить за гироскопами, было подобно тому, что спрашивать у пилота самолета, не забыл ли он про закрылки. В обоих случаях это был лишний вопрос.
Лоувелл медленно повернулся к Хэйзу.
– Скажи ему, - произнес он с еле сдерживаемой злостью, - Что мы следим.
Лусма, который сам провел много часов на тренажере «Аполлона», услышал ответ и понял достаточно, чтобы больше не тревожить командира.
Пока Лоувелл занимался стабилизацией положения корабля, а Лусма пытался сохранить самообладание, Джерри Бостик, Чак Дейтерих и другие операторы терминалов ВОЗВРАТ, ДИНАМИКА, НАВИГАЦИЯ, не занятые текущей работой, продолжали разработку процедуры запуска для возврата экипажа на Землю. Полетные планы и наземных служб и астронавтов предусматривали набор готовых сценариев возврата, известных как «блоки данных для маневра», которые содержали необходимые координаты корабля, положения дросселя и другую информацию для самых вероятных ситуаций возврата экипажа. Было несколько блоков данных для «прямых возвратов», «блоки данных» для различных возвратов «ПК+2», блоки данных для возврата, при котором корабль остается на траектории свободного возврата и требуется легкий толчок для выхода на прямую. Все эти планы предусматривали наличие работоспособного командного модуля, работоспособного сервисного модуля и ЛЭМа, который в самом лучшем случае рассматривался, как рабочий придаток. Просматривая свой блок данных, Бостик и Дейтерих не ожидали обнаружить готовый сценарий возврата, удовлетворявший текущей ситуации. Они его и не нашли.
Работая совместно со своими командами поддержки, операторы могли рассчитать координаты для так называемого «запуска ПРС в пристыкованном состоянии» - запуска посадочной реактивной системы с пристыкованным командно-сервисным модулем, который планировался, но никогда не испытывался. Этот маневр был беспрецедентным, но, как говорили Бостик и Дейтерих, относительно простым. На расстоянии четверти миллиона миль в космосе поправка к траектории заключалась в легком толчке двигателя, что позволяло нацелить корабль на 40 тысяч миль ближе к Земле. При громадной протяженности межпланетного пространства, которое отделяло корабль от дома, изменение ориентации всего в доли градуса в начале путешествия вызывало отклонение в тысячи миль на другом конце пути. Сейчас «Одиссей» и «Водолей» летели на скорости 3000 миль в час или 1340 м/сек. Для поправки к траектории, которую разработали Бостик, Дейтерих с остальными специалистами, требовалось ускорить корабли всего на 5 метров в секунду, чтобы не пролететь мимо Земли, а безопасно спланировать
Операторы были уверены в возможности выполнения этого маневра, и они, как и Крафт, знали, что вскоре придется попытаться. Чем позже они произведут запуск двигателя для возврата к Земле, тем дольше придется ему работать. Но прежде, чем пытаться запускать двигатель, они обязаны доложить об этой идее Ланни. Прежде, чем Ланни согласится, он сообщит Кранцу и Крафту. Операторы, не находившиеся на дежурстве, подталкивали друг друга, чтобы кто-нибудь решился на доклад начальству.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это ДИНАМИКА, - сказал Билл Бун, офицер полетной динамики из команды Ланни.
– Слушаю, - ответил Ланни.
– Разрешите доложить вам то, чем мы сейчас занимаемся. Мы рассчитываем маневр, который, по нашему мнению, переведет корабль на свободный возврат.
– М-м-м, - произнес Ланни уклончиво.
– Наши команды поддержки сейчас готовят все параметры, и через десять минут я получу готовый маневр, который мы сможем выполнить на отметке 61:30 полетного времени.
Ланни посмотрел на стену, где часы показывали полетное время. Полет продолжался 59 часов 23 минуты, примерно три с половиной часа после аварии.
– И это будет свободный возврат?
– спросил Ланни.
– Так точно, - заверил его Бун, - Это будет запуск с коррекцией на 5 метров в секунду. Вы можете использовать это значение.
Ланни ничего не сказал. Бун с нетерпением ожидал, а на директорском терминале зеленая лампочка офицера навигации переключилась на желтый цвет, вызывая на переговоры.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это НАВИГАЦИЯ, - сказал Гэри Реник.
– Слушаю, НАВИГАЦИЯ.
– Мы только что получили хорошие данные для ориентации и навигации, - сказал Реник, - и у нас, возможно, получится удачный запуск двигателя, который переведет нас на свободный возврат.
– Принято.
Ланни снова замолчал на линии внутренней связи. Он все еще не знал деталей предстоящего запуска двигателя, но он знал, что это ему и не надо. Он понимал, что это было работой ребят из службы навигации - знать всю специфику любого маневра, и если они сказали, что у них есть все данные для запуска, то, возможно, это так. Его работа заключалась просто в том, чтобы дать им добро на попытку.
Однако во время экспедиции, подобной этой, Ланни, несмотря на его директорское всемогущество, не мог дать добро без консультаций. Убрав микрофон от лица, он повернулся в проход позади своего кресла, где за последние десять минут собралась небольшая группа. Помимо Кранца и Крафта здесь были директор Космического Центра Гилруф, директор космических экспедиций Джордж Лоу и руководитель отряда астронавтов Дик Слэйтон. Пятеро мужчин разговаривали друг с другом, а когда Ланни повернулся к ним, вдруг быстро приблизились и, оживленно беседуя, встали вокруг него тесным кругом. По всей комнате полетные операторы с напряжением вслушивались в свои наушники, но ни слова не было слышно из этого совещания, продолжавшегося в проходе. Они вытягивали шеи, чтобы рассмотреть, но вид шестерых мужчин давал не больше информации, чем молчание на линии. Через несколько минут Ланни вызывал по внутренней связи:
– ДИНАМИКА, это ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ.
– Слушаю, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, - откликнулся Бун.
– Ответьте, сколько времени займет выполнение того маневра свободного возврата? Можно его произвести в 61 вместо 61:30?
– О, я понял, - сказал Бун, - Я могу. Остается вопрос в выборе курса.
Ланни повернулся кругом. И снова на несколько минут воцарилось молчание на линии и оживленная беседа позади терминала. Наконец, руководитель полета вернулся на связь.
– Господа, - произнес Ланни на весь зал, - Мы собираемся выполнить маневр выхода на свободный возврат с коррекцией 5 метров в секунду на отметке 61 час. Первым делом, мы хотим вернуться на свободный возврат, а потом выполнить «ПК+2». ДИНАМИКА, немедленно предоставьте данные для отметки 61 час и еще два запасных варианта с шагом 15 минут после нее на случай, если у нас не получится первый.