Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры
Шрифт:
– Сколько тебе лет? – вдруг спросил он. Вопрос прозвучал грубо и немедленно нарушил созданную Луизой искусственную атмосферу слащавой пасторали.
– Двадцать три, – улыбнувшись, ответила она, взглянув на него без удивления или обиды, словно считала вопрос оправданным и справедливым.
– Значит, в восемьдесят девятом тебе было восемнадцать? – зачем-то уточнил Лузиньяк.
– Угу, – кивнула она, не отрывая губ от бокала с шампанским. И опять не удивилась.
– И что же ты поделывала в то славное время?
– То
– И пила шампанское в обществе богатых поклонников, – добавил Лузиньяк.
– Ну, поклонники у меня тогда были не особо богатые, – доверчиво призналась она и улыбнулась странной, как будто извиняющейся улыбкой.
– А сейчас?
– Всякое бывает.
– Ты сохранила отношения с кем-то из своих бывших воздыхателей?
Тут Луиза, наконец, подозрительно покосилась на любознательного богача, развалившегося в кресле напротив и не спускавшего с нее немигающего взгляда холодных голубых глаз.
– Не слишком ли ты любопытен? – настороженно спросила она.
– Если хочешь часто бывать в моем доме, мне надо знать о тебе как можно больше. Я не привык делить женщин с другими мужчинами, так что если у тебя есть крепкие привязанности, наше знакомство ограничится сегодняшним вечером.
Похоже, перспектива «часто бывать» в доме Лузиньяка заинтересовала девушку: подозрительность исчезла с ее лица, уступив место пленительной улыбке, наиболее удавшейся за вечер.
– У меня нет крепких связей. Ни одно из моих увлечений пятилетней давности не получило продолжения.
– А ты желала бы продолжить некоторые из них?
Лузиньяк чувствовал, что вплотную подошел к интересовавшему его сюжету: еще немного – и она расскажет историю своих отношений с Сен-Жюстом до мельчайших подробностей. И он не ошибся. Луиза задумалась на долгое мгновение, отставила в сторону недопитый бокал и проговорила без былой игры, возможно, впервые с момента их знакомства:
– Разве только одно, – она помолчала. – Но с ним покончено, – снова пауза. – Не по моей вине, – она сама не знала, зачем добавила эти слова, ненужные и даже лишние.
Лузиньяк молчал, ожидая продолжения, которое не замедлило последовать:
– Ты знаешь депутатов Конвента? – щеки Луизы пылали то ли от выпитого шампанского, то ли от нахлынувших воспоминаний.
– Я стараюсь держаться подальше от этой публики, – легкое презрение в его голосе не ускользнуло от ее цепкого внимания.
– А я вот приблизилась к нему очень близко, даже не отдавая себе в этом отчета, но… – она театрально взмахнула тонкой ручкой, словно посылала кому-то прощальный знак.
– И кого же ты околдовала?
– Сен-Жюста, – вздохнула Луиза. – Впрочем, пять лет назад, когда я впервые увидела его, он не был ни знаменит, ни влиятелен, ни богат. Но я чувствовала, что впереди у него блестящее будущее, хотя вовсе не это привлекло меня в нем. Мы познакомились в Пале-Рояле, и меня сразу покорил его серьезный азарт, его убежденность, что шарик вкатится именно в ту лунку, что ему необходима, что следом выпадет именно та карта, что нужна ему для выигрыша. В нем было что-то от школьника и учителя одновременно. Странное сочетание, которого я больше ни в ком не встречала.
– И долго продолжалась ваша?.. – Лузиньяк замялся, подбирая слово. – Дружба, – насмешливо завершил он.
– Три-четыре месяца, пока он не вернулся в свою провинцию. Как же назывался его городишко? – девушка наморщила лоб и затрясла головкой, будто собиралась извлечь оттуда забытое слово. – Впрочем, неважно! – сдалась она. – Мы так весело проводили время! Кутили в основном на то, что дарили мне ухажеры. Сен-Жюст пытался пристроить какой-то свой трактат, даже ходил к Камиллу Демулену. Он так восхищался им, называл величайшим журналистом нашего времени. Демулен обещал помочь с публикацией, но слова не сдержал. Сен-Жюст был страшно зол, хотел даже уничтожить рукопись, да я не позволила. А потом он уехал.
– И через пять лет отправил Камилла и его жену на эшафот, – пробормотал Лузиньяк.
Луиза ничего не ответила, возможно, не расслышав его слов, а возможно, мысленно с ними согласившись.
– Ты встречалась с ним после? – продолжил допрос Лузиньяк.
– Однажды, когда мы пошли смотреть, как рабочие разрушают Бастилию, Сен-Жюст поклялся мне, что вернется в Париж, покроет себя славой и женится на мне. Он говорил так убежденно, что я поверила ему. И верила до того самого дня, когда…
Она замолчала, отягощенная неприятными воспоминаниями, и тоскливо посмотрела на пустой бокал шампанского. Лузиньяк услужливо наполнил его снова. Луиза сделала пару глотков и задорно улыбнулась.
– К чему ворошить старые истории? – с наигранной веселостью проговорила она. – Все это осталось в прошлом. Я свободна. Ведь именно это ты хотел знать?
– Что же все-таки произошло между тобой и Сен-Жюстом? – Лузиньяк легко передернул плечами, демонстрируя безразличие, но голос его звучал настойчиво.
– Ничего не произошло, в том-то все и дело, – ответила она, отворачиваясь. – Я прознала о его приезде в Париж в сентябре девяносто второго, когда открылись заседания Национального конвента. Кто-то из знакомых по Пале-Роялю увидел его в Якобинском клубе и сказал мне. Я ждала, что он сам придет. Но он не приходил. Я ждала вплоть до начала процесса короля, когда речь Сен-Жюста, потребовавшего отрубить голову королю как предателю отечества, потрясла Париж. Тогда я постучалась в его квартиру – и он прогнал меня. Просто выставил за порог, холодно заявив, что мы не знакомы и он не понимает, чего я от него хочу. Он закрыл за мной дверь с такой поспешностью, что я не успела даже возразить, напомнить о данной им клятве!