Апрельское, или Секрет забытого письма
Шрифт:
Когда меня перевели в обычную палату, то строго наказали не вставать первые несколько дней. Ко мне сразу пришла медсестра, чтобы уколоть обезболивающее и поставить капельницу.
— Там парень в коридоре сидит, просит его к тебе пропустить, — сказала она.
— Что за парень? — слабым голосом, едва слышно спросила я.
— Чёрненький такой, в джинсах, очень молодой.
— Не надо, не пропускайте.
— Как скажешь.
Вечером она зашла снова.
— Всё ещё сидит. Не уходит. Я цветы у него взяла, в воду поставила, а то завянут. Принести тебе в палату?
— Нет.
—
Я промолчала.
— Чаю ему предложила, он отказывается.
Я и это не стала никак комментировать. Утром Зоя Ивановна вновь явилась, чтобы сделать уколы.
— А он всю ночь тут провёл, — заметила медсестра будто между прочим. — Спал на скамейке. Может пустить, всё-таки?
— Нет!
— Ну как хочешь. Видать, сильно провинился. С другой, что ли, застала?
— Нет.
— Ладно, не моё дело. Сами разберётесь. Моя смена заканчивается уже. К восьми Лариса придёт.
Зоя Ивановна прошла по палате, проверяя, всё ли в порядке, а потом зачем-то подняла жалюзи на большом окне, выходившем в коридор. Мне стали видны сновавшие там люди и Максим. Он сидел почти напротив моей палаты. Выглядел задумчивым. Когда заметил меня, поднялся с места. Медсестра попрощалась, вышла и с озабоченным видом направилась мимо него в сторону поста.
Максим подошёл к окну, глядел на меня. А я на него. Он казался измождённым, уставшим. Каким-то жалким. Я, конечно, выглядела не лучше. Не помню, когда смотрела на себя в зеркало. У меня оказалась ещё и рана на голове, из-за которой меня обрили, перелом ключицы, куча ушибов и ссадин. Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь видел. А тем более он.
Богорад что-то говорил, но через стекло мне ничего не было слышно. Я отрицательно покачала головой, отвернулась и легла, накрывшись пледом. Сами собой хлынули слёзы. Впервые за всё это время. Что есть мочи закусила кулак, чтобы не вздрагивать от плача. На коже остались синевато-бордовые следы от зубов. Не знаю, сколько я так пролежала, и сколько там за окном стоял Максим. Было тихо. Я не заметила, как заснула. Проснулась к вечеру, когда снова пришли делать уколы. Его в коридоре уже не было.
Этим своим побегом в Апрельское и тем, что, попала под машину, я только утвердила свою семью в мысли, что ни на что не способна. Пока лежала в больнице, страшно похудела. Есть не хотелось от слова совсем. Я буквально заставляла себя принимать пищу, потому что мой лечащий врач за этим строго следил. Говорил, что иначе лекарства могут испортить мне желудок, вызвать внутреннее кровотечение.
Однажды взглянула на себя и обнаружила, что совсем потускнела, щёки запали, да и вся фигура сильно изменилась. Мама постоянно говорила, что я плохо выгляжу. Наверное, такой худой я бы больше понравилась его друзьям... Помню свои глаза в зеркале. Как провалы в какую-то черноту, бездну. Голубые, временами серые или синие, в больничном освещении они стали почти графитового цвета, как грозовые облака. И тёмные круги под ними.
После выписки дома выяснилось, что я скинула за месяц десять килограммов.
От его появления в моей жизни я обезопасила себя основательно. Добавила в чёрный список во всех соцсетях,
Даже если он и пытался, пробиться ко мне не было ни единого шанса. И от осознания этого мне было легче. Не хотелось даже случайно прочесть его сообщение или услышать голос в трубке. С работы я уволилась, а за вещами поехала вместе с отцом. Благо, у меня не накопилось ничего лишнего. Все моё добро поместилось в один чемодан.
Навсегда уезжать из Апрельского мне было несказанно грустно. Вспоминалось, с какими надеждами и воодушевлением я сюда ехала. Перед глазами мелькали лица людей, с которыми довелось тут познакомиться. Леокадия Сергеевна с ежом, весёлый и гостеприимный глава поселка Демьян Данилович, странная кошатница Нина Васильевна, моя сотрудница Саша... И дом, ставший почти моим за это время. Сколько всего я успела узнать об этом месте! Какие непростые бывают судьбы у, казалось бы, обычных и неприметных людей!
К слову, только в день своего отъезда я наконец-то узнала от Нины Васильевны, кто был тот несчастный, умерший в одиночестве. Им оказался родной брат Ильи Андреевна Богорада, Георгий. Они не общались много лет из-за какой-то серьёзной ссоры по поводу наследства. Тот говорил, что всё имущество, что перешло от родителей Илье Андреевичу, должно было достаться ему. И что отец Максима не имеет ни на что права. Из-за этих обвинений братья постоянно ссорились и, в конце концов, совсем разругались. У Георгия была семья — жена и сын. Они, конечно, стали на сторону отца. Но потом сложилось так, что жена ушла к другому, а сын уехал жить за границу. Незадолго до смерти дядя Максима спился, и вроде как немного тронулся умом. А потом соседи его нашли по запаху.
— Чокнулся он. Ходил по посёлку, такие вещи про своих богатых родичей, братца и племянника, рассказывал, что кровь стынет, — бросила Нина Васильевна пренебрежительно.
— А что именно говорил? — уточнила я.
Но она отмахнулась.
— Ой, да всякие страсти. Поговаривают, что сам Богорад его и кокнул. А может даже сынишка евойный. Палёнкой какой-нибудь угостили и всё, решена проблема с неудобным родственником.
— Но если бы покойный был отравлен, это показало бы вскрытие и завели бы дело, — я, сама того не замечая, защищала Максима и его отца.
— Тю! Да он кому хочешь заплатит и всё обстряпают так, как ему выгодно. Вот и замяли дело. Никто в смерти одинокого алкаша не станет разбираться.
Я сомневалась, что Илья Андреевич — настолько влиятельная персона, но спорить не стала. Да уж... Жить там, где к тебе и твоей семье вот так относятся, незавидная судьба, каким бы ты ни был обеспеченным и самодостаточным человеком.
Непередаваемо щемило сердце, когда я замыкала дом. Вспоминались наши прогулки с Максимом, посиделки за чаем на даче Лёки, мои занятия со школьниками, на которых я рассказывала им об интересных книгах нашего библиотечного фонда. Всё это имело свой вкус и аромат. Аромат цветущих деревьев весной, полевых цветов и дождя. Вкус поцелуев Максима, маминых пирожков и армянского чая Лёки.