Апрельское, или Секрет забытого письма
Шрифт:
Пока шла к входу, невольно посмотрела на припаркованные поблизости машины. Взгляд зацепился за чёрный джип. Но потом я заметила ещё штук пять похожих.
Главным украшением этого места были лилии. Неоновые и в виде пурпурных узоров на обитых пепельным шёлком стенах, посуда и зеркала также в форме цветов. В общем, они были везде. Неудивительно, ведь Пурпл Ай — это сорт азиатской лилии бесподобного ярко-розового цвета с почти чёрным центром и напылением. Здесь всё радовало глаз и вызывало эстетическое удовольствие. Даже по фасаду здания можно было сделать вывод, что место шикарное. Что уж говорить о внутренних интерьерах. Организаторы явно не поскупились на то, чтобы порадовать своих гостей. Хотя, признаться, отдых в таком
Вместо обещанного фуршета меня ждал настоящий банкет. И гостей оказалось совсем не много. Очень уж узкий круг. Габриелян, Ростовский и Богорад сидели за одним столиком. С ними ещё какая-то хохотушка. Её звонкий смех я услышала ещё на лестнице, ведущей в зал. Ирина помахала мне, приглашая за свой столик.
— Я для вас тут местечко стерегу, — шепнула она.
Кухню ещё не успела оценить, но антураж определённо располагал к приятным беседам за чашкой кофе или бокалом вина. Потому что Максим с этой громкой, без устали смеющейся леди, увлечённо беседовал уже минут пятнадцать. Я даже засмотрелась на него. Такой весь респектабельный, официальный. И в который раз отметила про себя, что у него абсолютно цыганская внешность. Тогда в Апрельском я даже как-то пошутила на эту тему, когда мы обсуждали цыганские гадания. У него смуглая кожа, почти чёрные глаза и волосы, прямой нос, чуть вытянутое лицо, довольно пухлые чувственные губы. Такой как обожжёт взглядом, и кажется, что вот-вот зазвучит: «Спрячь за высоким забором девчонку».
К нашему столику подошёл официант и предложил выбрать напитки. Я предпочла красное вино. Ирина и ещё пара гостей, сидевших с нами, белое или коньяк. Вишнёво-алая жидкость в моём бокале красиво искрила в приглушённом свете зала. Габриелян, убедившись, что у всех есть, что выпить, попросил слова и сказал короткий тост. Бокалы нежно зазвенели, соприкасаясь. И всё же вечер был прекрасен! Я не жалела, что приехала сюда. Вино оказалось прохладное, чуть терпкое, с тонким ароматом.
Максима со своего места я не могла видеть. Только если обернусь. Мы сидели друг к другу спинами. Поэтому взглянуть в его сторону я получила возможность, лишь когда Борис Каренович произносил свою речь. Но он в этот момент глядел на Габриеляна. Тем не менее, благодаря этому короткому мигу я успела заметить свою книгу у Богорада на столе. Она лежала рядом с его приборами, а на ней — телефон Максима. Обложку я узнала бы в любом месте и при любом освещении, так что сомнений быть не могло!
Все общались и выпивали, пока ждали основные угощения. После нескольких тостов и безжалостного уничтожения первого блюда гости заметно расслабились и оживились. Многие принялись ходить по залу, подсаживаться к другим. Кто-то вышел покурить. Когда я обнаружила, что Максим остался за столиком один, — даже веселушка куда-то упорхнула, — то решила подойти. Присела рядом и увидела, что он листает книгу. Так увлёкся, что даже не сразу посмотрел на меня. А когда заметил моё присутствие, то отложил её в сторону.
— Ты не находишь, что нам нужно поговорить? — спросила прямо.
— О чём? — Максим упорно прятал от меня глаза.
— Ну, объясниться, внести ясность... — я тоже смешалась.
— Думаю, между нами всё и так предельно ясно. Мы — партнёры по этому делу. По-моему, очень благородному делу. Вон сколько хорошего сотворили.
— Да, ты прав, — согласилась я.
Что ж. Меня воспринимают как предмет интерьера. Который есть, но особых эмоций не вызывает. Значит, его красивые слова на конференции были лишь рисовкой, способом привлечь к себе внимание, показать, какой он благородный? Не удивлюсь, если вопросы журналистки, спровоцировавшие это его демонстративное извинение, были срежиссированы заранее. Я невольно вспомнила его лицо за окном больничной палаты. Оно, как фотография, навсегда впечаталось в мою память. А ведь тогда он и приходил,
— Хотела подарить тебе свою книгу, — я показала взглядом на лежавшее рядом издание.
— Я уже купил.
— Да? — даже сама уловила в своём голосе нотки разочарования. — А я... хотела с авторской подписью...
— Ну, извини, — он виновато развёл руками.
О том, что подписать можно и уже купленный экземпляр, не подумала. Да и что я там ему напишу? «Господи, какая же дура!»— думала про себя. Десять лет назад всей душой ненавидела его за несколько брошенных слов, а сейчас от одного его присутствия у меня крышу сносит настолько, что я говорить связно не в состоянии. Он тогда, быть может, просто перед друзьями кривлялся, хотел показать, какой крутой. Вот. Я уже его оправдываю.
— Как получилось, что ты стал соучредителем этого фонда? — спросила, дабы нарушить неловкое молчание.
— Долгая история. Как-нибудь расскажу.
В смысле, он думает, что мы после этой встречи ещё будем общаться? Я не стала вслух возражать, но на самом деле не была уверена, что стоит продолжать общение.
— Ты не знал, что я тоже приглашена на ваше мероприятие?
Не верилось, что главный меценат не был в курсе того, кто участвует в пресс-конференции.
— Не знал, правда. Организацией занимался Борька. Я ему сказал, чтоб меня только предупредили, когда конкретно всё состоится, дабы я свои дела мог подстроить. Он вроде обмолвился, что будет ещё презентация какой-то книги. Но я не вникал в подробности.
— Почему не поехал на открытие памятника?
— Не важно.
— Надеюсь, не из-за меня?
Он чему-то усмехнулся.
— Нет, конечно.
— И всё-таки, почему ты не желаешь, чтобы все знали о твоей причастности? Ты ведь столько для этого сделал!
— Есть на то причины.
— Не хочешь там появляться?
— Почему, я езжу иногда.
— Они ведь всё равно могут пресс-конференцию увидеть по телевизору. А там точно о тебе скажут. Не понимаю, какой смысл скрывать. Ладно, твоё дело. Поступай, как знаешь.
Вернулись все, кто выходил курить. Потянуло ароматом дорогих сигарет и стало шумно. Нас обступили Габриелян, Ростовский и неизвестная мне дама. Я поднялась, освобождая стул.
К слову, представительниц прекрасного пола в нашей компании можно было по пальцам перечесть. Я, Ирина, всё ещё незнакомая мне девушка, наконец переставшая беспрерывно хохотать, да две тётеньки с начёсами, которых я уже видела около Максима. Из всех них наиболее симпатична мне была только Ира, поэтому преимущественно с ней я и общалась. А она в свою очередь улыбалась и болтала со всеми. Поэтому к середине вечера так вышло, что те две женщины перекочевали к нам. Только шумная блондинка всё ещё оставалась за тем же столом, что и организаторы.
Публика совсем развеселилась. Даже Максим, наконец, встал со своего места, и куда-то ушёл в компании Габриеляна. Но они вскоре вернулись. Решив, что не следует так открыто наблюдать за передвижениями Богорада, я отвлеклась на болтовню Ирины. Та как раз увлечённо рассказывала, какие казусы с ней случались на работе.
— Послали нас как-то на круглый стол по экологии. Со мной были оператор и фотограф. Вроде всё, что нужно, отсняли, собрались тихонько уходить. А круглый стол был в самом разгаре. Они там что-то вещают, парни мои гуськом за спинами участников бегут к выходу. И машут мне, типа пойдём. А я давай вставать и чувствую — шнурок моей куртки застрял в стуле. Дёргаю — никак. Ужас! Парни двери открыли и ждут, у обоих умоляющее выражение глаз. Ну не со стулом же мне бежать? Потом думаю — будь что будет. До двери не далеко, от силы метр. Тихонько поднимаю этот несчастный стул и вместе с ним к выходу. Глаза ребят становятся раза в полтора больше. А я перед самой дверью вдруг этот гадский стул роняю и шнурок из него, наконец, выскальзывает. Страшный грохот. Все оборачиваются. Я почти в обмороке…