Апрельское, или Секрет забытого письма
Шрифт:
Совершенно без настроения я сделала себе кофе, включила телевизор и расположилась на диване. Рядом улёгся Лис. В последнее время он заметно раздобрел и весил уже больше восьми килограммов. Наверное, возраст начал давать о себе знать.
Я всё-таки решила посмотреть новости. Мучила мысль, что Максим глядел на меня в течение всей своей речи. Весь сюжет, посвящённый памятнику и презентации моей книги, сидела, не дыша. Нет, к счастью, он повернулся только на последних словах. Так что вполне можно было подумать, что он просто хочет передать мне слово.
Вечером Андрей всё-таки пригнал мою машину. Когда он
Глава 17
Кто-то настойчиво барабанил в двери и одновременно нажимал кнопку звонка. Я так спешила открыть, что даже в глазок не взглянула. Распахнула дверь и от неожиданности чуть не вскрикнула. Максим! В деловом костюме и в галстуке, но при этом настолько пьяный, что ему пришлось плотно припасть плечом к стене. Иначе, наверное, было бы крайне трудно удерживать равновесие. При моём появлении он изменил положение, упершись обеими ладонями в дверные косяки.
— Выходи, надо поговорить, — вполне членораздельно, но как бы рыча, бросил Максим и мотнул головой, приглашая меня в подъезд.
Мне стало жутко неудобно за свой старый халат с запахом. Надела то, что не жалко, чтобы навести порядок дома и не запачкать нормальные вещи. А теперь мой вид казался мне совсем жалким. Ни капли косметики, волосы удерживает заколка-крабик. Пряди у лица выбились и небрежно распушились.
Трактовав мою растерянность по-своему, он угрожающе добавил:
— Не выйдешь, буду песни под окном орать. Я жду.
Деваться было некуда. Что-то нужно предпринять, чтобы он не торчал тут, вызывая нездоровый интерес соседей. Неужто в таком состоянии ехал за рулём? Стало быть, когда я предлагала поговорить, он посчитал, что не о чем. А теперь, значит, набрался смелости. Видно было, что к разговору подготовился основательно. Солидно оделся, выпил для храбрости, даже какую-то сольную программу припас, раз обещал песни горланить. Странно, что без гитары. Обычно это делают под неё.
— Входи. Я одна дома.
Лицо его от удивления вытянулось. Не ожидал такой быстрой капитуляции или не рассчитывал, что вообще приглашу в квартиру?
— То-то же! — заметил, вваливаясь через порог.
Что имелось в виду — непонятно. Наверное, это было одобрение.
Откуда он узнал мой адрес? Хотя на самом деле это выяснить совсем не трудно. Например, спросить в издательстве. Они бы кому попало такую информацию не стали давать, а вот руководству благотворительного фонда — вполне. Там знают, что я с ними вроде как сотрудничаю.
— А где муж, дети? — Богорад с подозрением оглядывал чужую территорию.
— Муж в командировке, сын в суворовском училище. Мы забираем его только на выходные. Ступай на кухню, я тебе чаю сделаю. Или кофе?
Он, кажется, вообще не слышал меня. Разулся, сбросил пиджак и ни с того ни с сего принялся на ходу вытаскивать из брюк рубашку, щёлкнул пряжкой ремня, и та с металлическим звяканьем
— Светка... — прошептал, будто выдохнул.
— Максим, отпусти, — я завозилась, пытаясь освободиться из его крепких объятий.
Но побоялась слишком рьяно вырываться, иначе мой халат просто разъедется в стороны.
А ещё вдруг из закутка памяти всплыл тот момент в машине, когда он начал ко мне приставать и, получив отказ, страшно обиделся. Он ведь и сейчас может принять моё сопротивление как отворот поворот. А я... На самом деле я безумно хотела, чтобы он вот так ко мне примчался. Столько раз представляла эту нашу встречу! Эту сцену: себя в его объятиях. Замешкавшись, не заметила, что замерла в его руках. И это можно воспринять неоднозначно. Он, похоже, так и сделал. Бросив взгляд поверх моей головы, обнаружил открытую дверь в спальню и, что называется, поволок меня туда. От него пахло парфюмом и коньяком. Но не отвратительно, а наоборот — дурманяще, порочно.
— Максим!
Не знаю, с какой целью, я то и дело повторяла его имя, неуверенно упираясь ему в грудь и в то же время подчиняясь его напору. Чтобы остановить? Нет! Заколка моя потерялась ещё в коридоре. Рыжие волосы, едва достигавшие плеч, растрепались и спутались, как у какой-то безумной ведьмы во время некоего древнего ритуала. Я так нелепо пискнула, когда он рванул края моего халата и те легко разошлись.
— Максим! — снова зачем-то повторила, пытаясь всё же стянуть на себе одежду.
Тогда он рванул ещё раз. В итоге совсем сорвал с меня халат и отшвырнул его в сторону. Потом легонько меня толкнул, вынуждая опуститься на кровать. Это было феерическое безумие! Всё, что он вытворял и всё, что я творила в ответ. Было в его рваных, хаотичных ласках что-то граничащее с болью. Надрыв какой-то. Словно он боялся, что меня вот-вот, в любую секунду отнимут, что я исчезну, растворюсь, как сон. Я даже не успевала насладиться его поцелуями, прочувствовать их. Накатило нечто дикое, животное, необузданное. Я позволяла мужчине делать всё, что ему заблагорассудится, и содрогалась от наслаждения. Его руки и губы были, кажется, повсюду, на каждом миллиметре моего тела. Я словно помутилось рассудком. А ведь замужем была уже почти десять лет, но до такого умопомрачения с мужем никогда не доходила.
Утро для нас наступило ближе к полудню. Я проснулась первая. В крепких объятиях спящего Максима. Кое-как выбралась и помчалась в душ. Быстро привела себя в порядок. Пока вытирала полотенцем влажные волосы, разглядывала себя в зеркале. Взъерошенная, чумная, с тёмными кругами под глазами из-за почти бессонной ночи. Но при этом губы сами собой глуповато улыбаются, а усталые глаза довольно блестят.
Я будто переродилась и стала новой. Мне завтра тридцать шесть лет… И я впервые вступаю в свой новый год в таком состоянии. Это необычно. Осознанно ощущаю, что я благодарна всему, что происходит в моей жизни. Всему! Я никогда подобного не испытывала. И я сейчас не про плотское наслаждение, а про нечто гораздо большее. К своему дню рождения я всегда была спокойна, даже равнодушна. Иногда и вовсе его не праздновала. Но то, что происходит сейчас,— это новое! Хотелось жить, чувствовать, радоваться, каждой клеточкой впитывать счастье и дарить его самой!