Аптека на болоте
Шрифт:
Естественно, это лишь отдельные штрихи в особой «науке» ходьбы по болотам. Каждый из Вас, побывав на болотах 2–3 раза, быстро наберется собственного опыта. Но лучше, если рядом с Вами знающий человек. «В распутицу хляби не одолеть. В болотах держитесь трилистки. Бойтесь ключей и обходите каждое бучило», — так напутствовал проводник топографа В. М. Питухина. А студенты, работавшие с нами на болотах, представляют это так:
Понимаем теперь мы растений Незатейливый вечный язык, Где осока — там топь, без сомненья, Там, где вереск, — иди напрямик…Уже более 30 лет каждое лето я работаю на
В 1970 г. мы были в экспедиции в Забайкалье, в долине р. Селенги, вблизи ее устья. Как-то в конце дня мы решили возвратиться в лагерь напрямик, вдоль берега Байкала. Берега там низкие, заболоченные, а местами покрыты лишь отдельными крупными кочками осок, хвощом и другими травами, постепенно все более редкими кустиками, уходящими в воду.
В сентябре темнело быстро, и мы с коллегой торопились. Тем более что погода портилась: с озера шел сильный накат, на горизонте темнели тучи. Нам не хотелось забираться в глубь болота, и мы шли самым краем берега, на контакте озера и болота. Кочки вначале держали хорошо, хотя и крутились под ногами, и мы бойко прыгали с кочки на кочку, иногда лишь проваливаясь между ними. Но ветер крепчал, воды нагоняло на берег все больше и больше. Скоро из-под мутной пенящейся воды выглядывали только верхушки кочек. Идти стало труднее, вода заливала сапоги… Нам казалось, что мы прошли большую часть пути. И, конечно, возвращаться не хотелось. Вот здесь-то и был момент, когда еще можно было обойтись только мокрыми ногами. Но здравого смысла не хватило, и мы с трудом, но шли вперед. Вдруг под ногами мы перестали чувствовать «твердь», а кочки, как в бездну, уходили вглубь. Вытаскивать ноги становилось все труднее. Интуиция подсказывала, что задерживаться нельзя и из каждой очередной западни надо как можно скорее выбираться. Быстро темнело; поэтому мы не сразу поняли, что попали в плывун. Что такое плывун, думаю, особенно объяснять не надо. У нас же это был очень мелкий песок с торфом, на значительную глубину взвешенный в воде. А тут вода еще сверху прибывала.
Мы поняли, что спасти нас может только чудо. И вдруг «чудо» в виде небольшой лодочки запрыгало на волнах вдали чуть заметной точкой. Наши отчаянные крики были услышаны. А может быть, случайно посмотрев на берег, сидящие в лодке увидели, как мы размахиваем руками. Во всяком случае, лодка стала приближаться к нам. Скорее всего, местные жители знали это страшное место. Но к самому берегу подойти оказалось невозможно. Собственно говоря, и берега, как такового, здесь не было. Лодка остановилась в отдалении, ближе подходить было рискованно. И нам ничего не оставалось, как забираться в ледяную воду Байкала. Но это было спасение, и ничто уже не страшило: ни холодная вода, ни мое неумение плавать. Хорошо, что залив был мелкий, вода доставала только до плеч, а волны лишь иногда закрывали с головой. Вот так благополучно окончилась наша встреча с плывуном на прибрежном болоте. Правда, чувство беспомощности перед грозной стихией осталось надолго.
Но не всегда в литературе мы читаем о трагических историях, связанных с болотами. И вновь обратимся к представлениям о них публицистов и писателей. Начнем с рассказа А. Никитина: «Несколько лет назад мне довелось совершить одно из самых необычных путешествий… И целью этой экспедиции были болота… Работая достаточно долго в краю переяславских болот, не раз отшагивая нелегкие километры по пружинящим бурым торфяным полям торфоразработок, где добыча велась когда-то вручную, я не был совсем уж новичком и потому мог представить, что именно скрыто от нашего взгляда под обманчивой ярко-зеленой оболочкой мхов, тонких сосенок, елочек и берез. Между этим и тем было такое же соотношение, как между жизнью и ее результатом. Не смертью, нет. Именно результат жизни тех биологических сообществ, которые мы наблюдали на поверхности болота и в самом верхнем слое. Он оказывался перед нами, когда мы извлекали на поверхность трубку торфяного бура, уходившего иногда на восемь, девять и даже двенадцать метров. В рыжей или темно-оливковой массе осоки, сфагновых мхов, веточек кустарничков и почти целиком сохранившейся пушицы, белыми султанчиками качавшейся на грядах среди мочажин, ощущалось нечто изначальное: не грязь, не отбросы, не трупы, а нечто большее, чем холодные пласты глины, выстилающие дно болот. Пожалуй, иное состояние жизни».
В этих высказываниях — еще один поворот темы: функционирование болот, но взглядом неспециалиста. На самом деле все гораздо сложнее. При изучении функций (жизни) болот специалистами собрано огромное количество цифр по приросту фитомассы, ее опаду, запасам, поступлению и накоплению химических элементов в фитомассе, торфе и др. Но не будем особенно углубляться в эту тему. Позволю себе напомнить лишь несколько азбучных истин: болота — живые системы; они растут вверх и вширь. Теперь попробую ответить на такой часто задаваемый вопрос: как и когда возникли наши болота, или, иначе говоря, сколько лет болотам разных географических зон.
По канонам детективного жанра
В начале был единый океан,
Дымившийся на раскаленном ложе.
И в этом жарком ложе завязался
Неразрешимый узел жизни: плоть,
Пронзенная дыханьем и биеньем.
Сползая с полюсов, сплошные льды
Стеснили жизнь, кипевшую в долинах.
Тогда огонь зажженного костра
Оповестил зверей о человеке.
Здесь, как видите, только два крупных этапа развития жизни. Мы же изучаем более мелкие этапы: развитие болотообразовательного процесса. Известно, что после отступления последнего Валдайского ледника болот совсем не было. А сейчас? Их теперь очень и очень много. А как узнать обо всех этапах развития, причинах и следствиях процессов? К сожалению, мы не можем увидеть то, что было много тысячелетий назад. Поэтому приходится искать какие-то особые методы.
Наши методы исследования прошлого болот, озер и всей природной обстановки (палеоклимата и палеогидрологии) вполне сопоставимы с дедуктивно-индуктивным методом Шерлока Холмса. По крохам мы собираем информацию, проверяем ее достоверность (с помощью других методов) и, экстраполируя современность на прошлое, строим его модель, затем снова и снова подвергаем ее проверке. Как на перекрестном допросе. Понять причину, увидеть следствие — и все это в великом многообразии пространства и времени. Разве это не детектив?
Методы детективного жанра нужны нам, чтобы знать, как и когда образовались болота и озера, какова связь между ними, с какой скоростью болота завоевывали сушу и озера, как эти процессы соотносятся с историей цивилизации, какова связь болото-образования с палеоклиматом и т. д.
Конечно, ответы на все эти вопросы приносят не сиюминутную, но довольно весомую пользу. Можем ли мы, например, знать будущее, не представляя законов развития болот и климата в прошлом? Нет и нет! За такой промежуток времени, как послеледниковый период, называемый голоценом (10–12 тыс. лет), мы получаем длинный ряд точек-сведений. Этот ряд становится еще длиннее, если привлечь сведения по ближайшему и более отдаленным межледниковьям.
И вот уже «выстраиваются», кривые, где явления повторяются закономерно. В этом случае мы вправе продолжить кривую на будущее. А это уже прогноз. Думаю, практическая значимость конкретных прогнозов не вызывает сомнений, поэтому познакомимся с некоторыми методами и полученными результатами.
Много миллионов лет назад на Земле появилась растительность. Отмирая, растения оставляли после себя следы в осадках своего времени. В каменном угле, в известняках и других отложениях сохранилось множество отпечатков стеблей, листьев, семян. Масса спор и пыльцы ежегодно осыпалась на землю и погребалась все новыми слоями осадков. И так происходило год за годом, тысячелетие за тысячелетием.