Арабески

Все, что я скажу ниже, скажется стонущим, до жути монотонным голосом:

«Все умрут!»

Умрут правители, законодатели, члены парламента, члены Совета Федерации, просто члены какой-нибудь иной федерации, и просто не члены, и я, награжденный сверхъестественным видением будущих процессий, вижу только гробы, гробы и гробы не только до самого горизонта, но и далеко за ним.

Некоторые умрут, так и не достигнув пенсионного возраста, который те же самые члены собираются отодвигать в сторону увеличения, после чего народ будет выглядеть, как осел, снабженный морковкой для правильного движения в пространстве и во времени. Другие же умрут, так и не переместив средства за границу, или же они умрут, переместив и не воспользовавшись, что, по сути своей, есть одно и то же.

Так что, увидев по телевизору очередное лицо, радеющее за общее благо, – безотраднейшее из человеческих убеждений, судя по самому этому лицу, – я всегда ловлю себя на мысли, что все тщета, что не попало ему в желудок.

Но, к слову, и то, что попало ему в желудок, – не всегда витамин, так что сдохнуть-то ему придется, несмотря на инвестиции и бюджет.

И тут можно сколько угодно полагаться на артиллерию, каким бы точным и густо направленным ни была вся сила ее огня,

Хер – это буква старинного русского алфавита, смысл которой до сих пор неясен только ученым и младенцам, – считать ли ее частью слова «херувим» или «похерить» – но нам-то с вами все-все понятно, и мы вслед за Далем считаем, что сделать им «ноги хером», то есть «иксом», это почти ничего не сделать.

Так что постоянные размышления над каким-либо несчастием или бедствием в книге зародышевых зол, способным раскачать их скелет и спутать все волокна их тел в зловонный клубок, когда сила воображения, первичная теплота и влага, как и все остальные элементы, которым надлежит упорядочить их телесный состав, остывали бы и высыхали, составляют главную цель моего сегодняшнего существования.

Начальник в России вечен. Даже если его меняют, то это совсем не означает, что начальников тут стало меньше. Это означает, что сквозь меняемого прорастает новый начальник. Он растет, как молодой тополь, – нет ему преград, он ломает над собой даже асфальт, а потом он раскидывает всюду свои ветви, и глядишь, через какое-то время на месте одного начальника уже выросло целое дерево, где каждая веточка – это свой, отдельный начальник. Срежь его и поставь в воду – и вот он уже пустил свои корни, а макушка его украсилась молодыми веселыми листиками.

А меня теперь все радует.

Как только наши руководители что-то сделают или скажут, так сразу же и умиление.

Вот поехал премьер на Урал, чтоб о здоровье наших танков там справиться, так сразу же и умиление. А когда президент про энергосберегающие лампочки сказал или там о сокращении выбросов обмолвился, так у меня и вовсе случился пароксизм счастья – дисфункция какая-то с вегетативной нервной системой – и на тебе оно – счастье.

А все оттого, я считаю, что я очень долго размышлял на тему боеготовности: «Булава», «Синева», замена одной на вторую – ничего не получается. Получаются только три несчастных князя – Долгорукий (Юрий), Невский (Александр) и Мономах (Володя).

Дали они имена трем нашим подводным богатырям, и, похоже, остались эти богатыри без дубины. А заменить одну дубину на другую – «Булаву» на «Синеву» – это все равно что новых подводных богатырей выстроить. Так что самое время проверить, как там у нас с танками.

А с танками у нас почти так же, как и с самолетами. Су-37 (СУ-47, «Беркут») был обещан войскам в 1998–1999 годах, но в 2002 году опытный образец этого летающего чуда еще продолжал испытания и в полном одиночестве совершил 150 вылетов – нам есть чем гордиться. Теперь говорят, что он поступит в войска в 2010-м – ой, мама!

Так что ждем.

Мы много чего ждем, годами-десятилетиями.

Мы ждем чудо-вертолеты, чудо-лодки, чудо-автоматы и чудо-бронежилеты.

А пока мы это все ждем, надеваем иногда бронежилеты с убиенных в недавней войне грузин, и по нам тут же начинает молотить вражеская артиллерия, потому что на этих жилетах стоит опознаватель – «свой-чужой».

А еще у них там, глубоко на Западе, скоро поступит на вооружение стреляющий робот. Представляете? Выходит наш солдатик восемнадцати сопливых годков в чистое поле в одежде от Юдашкина и в кирзовых сапогах, а против него выходит робот, который тоже опознает «свой-чужой» и у которого патроны совершенно не кончаются.

Интересно, за кем будет победа?

Я полагаю, что победа будет за нами.

А почему?

А потому! Вдумайтесь: из 250 атомных подводных лодок, построенных когда-то Советским Союзом, у нас осталась сущая ерунда. Из надводных кораблей остались слезы какие-то, а от ударной авиации ВМФ вообще ничего не осталось.

А это время у них там, на Диком Западе, они перешли на атомный авианосец сразу же на электродвигателе!

А у нас если б и был атомный авианосец, то только на пару – паросиловой он был бы.

А для взлета с палубы они уже давно применяют не паровые катапульты, а электромагнитные. А у нас никаких катапульт нет.

Так что воевать мы, дети подземелья, будем с терминаторами.

Против них, говорят, хорошо бы использовать служебных собак, потому что по-другому этого робота от человека не отличишь.

Ах какая причудливая гипотеза – у нас не внедряется наука в производство!

То ли наука слишком уж высоко, то ли производство очень низко, но не внедряется.

А я полагаю, все дело в том, что внедряльщики у нас – это нечто.

Это просто шантрапа какая-то.

Те, кто должен подхватить из рук ученого вываливающееся от избытка изобретение, не обладают у нас космическим сознанием. Они вообще никаким сознанием не обладают. Вместо того чтобы взять и убить наповал одним ударом двух крупных зайцев (а возможно, и трех, если не четырех), они просто воруют из бюджета деньги.

Нехорошо.

Столько враждующих между собой стихий будто с цепи сорвались и учинили дьявольскую свистопляску в каждом уголке нашего дома. Как сохранить ум среди бурь? Все перевернуто, все вверх дном. И при этом все время хочется сдать кому-нибудь эту страну в длительную аренду, а самому – в собственный замок, окруженный вековым лесом.

И чтоб при том в кармане непременно был орден Почетного легиона.

С ним Франция даже людоедов никому не выдает.

Мне никак не удалось сегодня сомкнуть глаз в постели. Мне и потом не удалось их сомкнуть, несмотря на то что я изо всех сил пытался это сделать, и я так и остался сидеть совершеннейшим сиднем с растаращенными глазами. А все почему? А потому что частным предпринимателям, открывающим свое дело в 2010 году и нанимающим для работы еще одного человека, удвоят единовременное пособие. В 2009 году оно составляло 58,8 тыс. рублей – есть от чего онеметь. Дали. В 2009-м. А в 2010 догонят и еще добавят!

Вот она – могутная Россия!

Непомерная аренда, инспекции, милиция, пожарники, местная администрация четверорукая с ее ненасытными ртами, налоги, бухгалтерия, пенсионный фонд и все прочие – все это будет потом, а сначала будут деньги.

Пацаны рассуждают о том, как нам обустроить Россию. Уголовникам свойственна любовь к родимому Отчеству. Ранее все это отрицалось, конечно, но потом даже такой искусный логик, как я, сдался и признал свое полное поражение.

Трудимся в поте лица. Уже глаза заливает, не проморгаться, а все трудимся. В Грузии памятник взорвали на куски, так премьер наш сейчас же предложил восстановить его в Москве. Вот так. Живым, чтоб о них так печалились, следует только умереть.

Душа умирающего всегда дожидается попутного ветра, после чего она покидает этот мир без проклятий и богохульства.

Всюду открываются приемные президента России.

Вот так мы отвечаем на слухи об очередном приближении конца света.

Я на секунду только прервусь, чтоб подумать о матери. Не о той, конечно, матери, о которой все сейчас же подумали, читая эти строки, но о другой. У нас в Петербурге есть своя, отдельная мать. О ней и подумалось. Она заботится.

Тут недавно она выступала и сказала, что безработных у нас один процент.

Я сейчас не просто заплакал, я покрылся слезами весь – так меня проняло.

Так и хочется возвести в ее честь собор. И назвать его: Собор Питерской Нашей Матери.

Поездка в Самару называлась «зимний Грушинский». Я должен был прилететь в Самару, а потом мы должны были поехать в Похвистнево – небольшой городок в Самарской области. Встречи, разговоры, все такое. С Сережей Кур-Аджиевым и с Людой болтали. Люблю болтовню. Так, про все на свете. В Самаре сильный мороз – минус двадцать шесть. В Похвистнево – все тридцать шесть. У нас там выступление в Доме культуры. А разместят нас в бывшем пионерлагере.

Это тихий городок. И местный мэр тут ходит без охраны, и здоровается он со всеми встречными, и они ему кивают с улыбками. Мэр здесь свой. Он говорит, что заботится о своей малой родине. Есть у тебя родина, пусть даже малая, вот ты о ней и заботься, и тогда будешь ходить без охраны, и все встречные будут тебе улыбаться.

Мэр отремонтировал Дом культуры – очень хорошо он все сделал, уютно, теперь здесь театральная студия, театр, люди с цветами. Мороз, а они с цветами.

Саша Амелин, заслуженный артист, будет читать мои рассказы, девушка Ирина петь песни, а я буду отвечать на вопросы ну и просто так разговаривать.

Все читали и пели, а я болтал. Часа два. Всем понравилось, смеялись.

А потом мы уехали в пионерлагерь, где нас ждал ужин.

Это ужасно, когда надо столько есть. Обжорство – самый большой, как мне кажется, грех.

Но все говорили ни о чем, пели и опять – ни о чем. Амелин с Володей Колосовым пикировались, в промежутках обрушиваясь на Серегу Курт-Аджиева. Это такое возвращение в юность, в стройотряд. Саша Шулайкин притащил парное молоко.

Они все родом из студенческого стройотряда.

Студенчество не болезнь, не проходит.

В Похвистнево чистый воздух, мороз, мы замерзаем, все время что-то едим и песни поем.

Приехали какие-то охотники за кабаном и лосем. Убили и того и другого.

Расплодились кабаны, лоси, а волки заходят в деревни. Все расплодились, но я все равно не люблю охотников.

Мэр говорил, что ему не хватает денег на дорогу.

Были б у меня деньги, дал бы этому мэру, и он построил бы дорогу.

Я нисколько не противоречу нынешним. Я их люблю. Для меня они часть природы, а ее нельзя не любить, пусть даже она нища духом, не в себе или пьяна безбожно.

Удивительна слабость человека: стоит только какой-либо тезе подвернуться ему под руку, и он уже при всех своих стараниях все никак не может от нее отделаться.

Теперь у нас инновации – вот ведь какие дела, не поперхнуться бы, не изойти на икоту.

Это как «Сим-сим, открой дверь». М-да. Тут главное не перепутать, не сказать «ячмень».

Что и говорить, мы подвинтили каждый свой нерв, каждый мускул на своем лице до необходимой точки.

Я мог бы рассказать вам множество самых занимательных историй о том, как у нас в России все складывалось и откуда тут взялась власть.

Но не буду.

Очень хочется еще пожить.

Всякому известно: против ветра нельзя… плыть, скажем так для благозвучия, – такая вдруг тебя охватывает гадость, доложу я вам, такая гадость, такая…

А у нас теперь собирают собачье дерьмо – цивилизация, знаете ли, накатила.