Арагон
Шрифт:
— Ты должен или делать так как решил, или уступить в угоду отцу, — развел руками Дэн, — по-другому не выйдет.
— Он сказал, что я ставлю свои интересы выше него, Дэни, — Сандро привстал и облокотился на локоть.
— А ты ставишь, — согласился Дэн, — но он же и восхищается этим. Принимай, как данность. Это твое решение.
— Когда-то, мне было лет шесть, — медленно начал Сандро, снова улегшись в траву, — я вошел к отцу в кабинет и увидел, что он что-то рассматривает. Когда отец меня заметил, он быстро спрятал это в ящик стола и запер, — Сандро умолк и долго рассматривал небо. Дэн локтем
— Я дождался, когда отца отвлекут, вошел в кабинет, вскрыл ящик и нашел там бумажное фото. Они были там втроем — отец, имератрица Алессандра и Кристиан. Она правда была очень красивой, а он похож на мать.
Это Сандро о брате, понял Дэн. Ну да, не об Армане же.
— И что ты сделал? Спрятал фото назад?
— Я порвал его на клочки, я помню очень хорошо, как я их разрывал на мелкие кусочки, — Сандро говорил нехотя, видно даже воспоминания были ему неприятны. — Когда отец вошел и увидел… Я никогда не забуду его лицо. Он как будто… как будто потух. Я думал, он будет кричать, ругаться, может даже ударит меня. Честное слово, лучше бы он меня ударил. А он просто стоял и смотрел. Потом встал на колени, собрал все до единого кусочка и выбросил в мусор. После сказал очень спокойно, даже ласково: «Пойдем, сын», — взял меня за руку и мы ушли. И никогда меня этим не упрекнул.
Они снова надолго замолчали.
— Постой, — додумался Дэн, — а как ты ящик вскрыл в шесть лет-то?
— Я же кронпринц, — усмехнулся Сандро, — мои ключи биометрической идентификации действуют и на кабинет отца.
— Точно, — Дэн кивнул, — я не подумал. Ты же этим не пользуешься.
— Никогда, — подтвердил Сандро, — тогда был первый и последний раз.
Они снова уставились на звезды.
* * *
Эта ноша плюс грызшая душу совесть были слишком непосильными для Дэна, поэтому он все рассказал отцу в тот же вечер, когда вернулся в Бадалону. Они сидели на террасе, выходящей в сад, Плери принес чай с булочками, и Дэн поведал отцу все с того момента, как услышал их шаги в библиотеке до разговора с Сандро.
Отец несколько раз подносил чай к губам и тут же ставил обратно. Боялся поперхнуться, думалось Дэну. Зато как стало легко и свободно, когда он выплеснул все это наружу, пусть теперь отец делает с ним, что хочет — наказывает, ругается, топает ногами, сажает под домашний арест, ему все в радость. Главное, что исчезла эта тяжесть с души.
Эдмунд Эгри долго молчал, потом посмотрел на сына и, наконец, сделал глоток:
— Значит, все это время пока мы пили коньяк, вы сидели за диваном и подслушивали?
Дэн беспомощно развел руками. Отец сделал еще глоток и покачал головой. А потом начал смеяться. Он смеялся так долго, что даже начал всхлипывать и вытирать салфеткой слезы. Дэн решительно не видел ничего смешного, однако молча ждал, пока отец успокоится.
— Надо же, — старший Эгри снова всхлипнул и потер правый глаз, — теперь всякий раз, когда мне захочется выпить с друзьями, я должен заглянуть за все диваны и кресла. И в шкаф. И под стол полезть, чтобы убедиться, не сидит ли там какой-нибудь молодой охламон, — и он снова затрясся от смеха.
Дэн терпеливо ждал. Наконец, отец угомонился и принялся за чай.
— Пап, — позвал Дэн, — а почему император называл императрицу Саша? Она ведь Алессандра.
— На самом деле она Александра, — ответил отец, надкусывая ароматную булочку. Дэн тоже взял булочку и налил себе чай. Вкуснотища какая. — Алессандрой ее называл Арман, на арагонский манер. А Саша — это сокращенное от Александры, как Дэн от Даниэля. А вообще, я считаю, эти разговоры ни к чему, они оба уже в прошлом, Арману не стоило все это ворошить. Это, конечно, была трагедия для Армана-человека, но я тебе честно скажу, сынок, — Эдмунд серьезно взглянул на Дэна, — это был лучший исход для Армана-императора и в целом для Арагона.
— Почему? — удивился Дэн. — Что хорошего в смерти кронпринца?
— Он был полукровкой, такой император наполовину. Ладно еще принцесса с Земли, но императрица, а тем более, император! Да еще и Фаэльри дали от ворот поворот. Ты просто не представляешь, что тогда творилось на Арагоне, мы были в шаге от гражданской войны. Любовь не всегда созидает, сынок, она разрушает с не меньшей силой. Посмотри на Армана, он любил Коралию по-настоящему, я же помню, как он ее добивался. А ради прихоти, ради чужой девушки все разбил и разрушил.
— Чужой? — изумился Дэн. — Она же стала его женой!
— Она не любила Арагон, и Армана, мне кажется, она не любила. Ей просто хотелось быть принцессой, а потом и императрицей. Она прямо сияла от счастья, когда их короновали, и даже не скрывала этого, хотя весь Арагон был в трауре по Клермону и Эральду. Она так и не приняла наши правила, как те мигранты, о которых я говорил Арману. Арагон был ей чужой, и она была чужой здесь. Кристиан был да Сарна, конечно, но если бы потом вдруг Фаэльри вздумалось заявить права на трон, неизвестно, чью сторону принял бы народ. А эрлы точно были бы за Фаэльри. И да Сарна, и Фаэльри — два древнейших рода, их общий наследник — наш Сандро — лучшее, что можно придумать для Арагона. Но Арман тогда никого не слышал, он как с ума сошел. И знаешь, — отец задумчиво пожевал губу, — мне кажется с этого начались все его беды. И это длится до сих пор. Арман прав, это похоже на рок. Сокрушительный рок.
— Что длится? — по спине Дэна прошел неприятный холодок. Может, зря они начали этот разговор?
— У меня нехорошее предчуствие, — признался отец, — будто что-то должно случиться. Происходит много того, чему я не могу дать объяснения, того, что мне не нравится. У меня такое чувство, будто на Арагон идет беда.
— Но почему, отец?
— Я не могу сказать, просто чувствую. Хотя, может, я и ошибаюсь, может это старость подступает, — отец понял, что перегнул палку и попытался перевести все в шутку.
— Ты же сам говорил, что был влюблен в императрицу, — решительно сменил тему Дэн, уж слишком тревожно звучали слова отца.
— Да, был. Она была не просто красива, в ней было что-то… Сложно объяснить. Она была очень хрупкая, точеная, как эльф, с длинными темными волосами. А когда она улыбалась, в ней улыбалось все. За нее сразу хотелось умереть, но я никому об этом не говорил, даже Арману. Особенно Арману, — поправился отец, — и я любил маленького Кристиана. Может из-за Александры, да и он сам был ко мне привязан. Арман везде брал его с собой, мы с ним очень подружились.