Арбалетчик с Тверской 3
Шрифт:
Самое обидное нас уволили из роты и попытались отобрать мой арбалет — обломались опять — достали бумаги я прибыл на войну со всем своим и оружием и доспехами. Уволили и солдат из тех двух плутонгов, что были со мной на том холме. Но меня эти глупости больше не волновали. У меня были деньги и Тилли согласился нанять меня с ротой в свое войско. Теперь правда надо было набрать эту роту. пока у меня было пятнадцать человек. Пятеро свалили посчитали, что с награбленными трофеями они прекрасно создадут крестьянское хозяйство и накупят коров, и будут на своем селе первыми парнями. Мое видение ситуации, что ближайшие тридцать лет пахать землю будет не модно их не убедила. Оставшимся не хотелось ходить за плугом или кормить коров им и здесь на войне наливали и кормили прекрасно. Плюсом шли женщины.
Теперь у меня стояла задача. Создать роту и окончательно подписать контракт с Альбрехтом. Этот человек будет на коне до 1634 года потому и надо держаться около умного человека. спросите кто такой Валленштайн и и почему держаться около него надо до 1634 года.
Альбрехт Венцель Эусебиус фон Валленштейн/Валленштайн (Вальдштейн, также Вальдштайн) (нем. Albrecht Wenzel Eusebius von Waldstein (Wallenstein), чеш. Albrecht (Vojtech) Vaclav z Valdstejna, 24 сентября 1583, Гержманице, Богемия (ныне — Краловеградецкий край) — 25 февраля1634, Хеб, Богемия) — имперский генералиссимус и адмирал флота (21 апреля1628) чешского происхождения, выдающийся полководец Тридцатилетней войны. Герцог Фридландский и Мекленбургский.
Вот и раз мы знаем, что в 1634 году его могут убить, то и посмотрим на его поведение и как он будет себя вести. Если хорошо то и можем и обломать императора Священной Германской Империи и не дать пресечься жизни нашего Валленштайна.
Глава 33
Сон из прошлого.
Ногу мне перевязали и привалившись спиной к колесу телеги стал раздавать указания по сбору трофеев и прочего добра. В первую очередь проверили пломбы опечатанного груза и убедившись, что они хвала Господу остались в неприкосновенности вознесли молитву господу Богу тут я сработал на местные реалии — без ссылок на Волю Божью не обходиться ни одно дело. У нас в обозе было два десятка телег и теперь надо было добыть лошадей и ещё телег — надо было вывозить раненных и убитых. Те раненные, что были в сознании очень внимательно прислушивались к моим приказам — они подозревали, что раненных бросят и будут вывозить только груз и тех, кто двигается. Лечение раненных дело весьма затратное и во многих ротах предпочитают добить раненных, чтобы не мучились и часто злоупотребляют таким «милосердием» и добивают и тех, кого можно вылечить. Причины такого «милосердия» сугубо экономические-стоимость лечения велика и никаких гарантий и делить трофеи на меньшее число долей всегда удобнее и прибыльнее.
Озверение ещё не дошло до конечной точки, и крестьяне ещё имели лошадей и телеги и соглашались наняться к солдатам для перевозки грузов. До деревни от места засады и боя было всего пять километров, и группа посланная за лошадями и телегами вернулась еще до трех часов дня. В деревне оказались и лекари — две женщины местные лекарки и целых четыре дипломированных врача. Местные лекарки мать и дочь — лечили местных крестьян, дипломированные врачи ехали на войну — грести золото за лечение раненных наемников. До раненных я допустил только местных лекарок — только они правильно ответили на тестовый вопрос на капчу так сказать. Вопрос был самый простой — что делает лекарь перед тем, как преступить к лечению ран. Лекарки ответили — чисто моет руки, дипломированные долго рассказывали о разных стадиях лечения ран и даже наводящий вопрос не помог. Наводящий вопрос был совсем простой в самом вопросе содержалась подсказка — чем моет руки врач перед осмотром ран и началом лечения. Ответом мне было полное непонимание — зачем мыть руки я же в перчатках и мне продемонстрировали свои кисти рук в перчатках. Руки дипломированные врачи не моют сейчас вообще — зачем.
Потому и остались только лекарки — врачей попросили уйти. Объяснять причины своих поступков я не стал. Франта решил мне помочь и притащил мешочек земли с могилы какого-то святого и предложил насыпать на рану. Хотелось ответить на х. р себе насыпь собака бешеная, но не стал обижать друга и сказал, что у меня есть другое средство и залил рану водкой, водка здесь редкость но я нашел. Лекарки быстро провели сортировку раненных и перевязали тех, кого можно было вести дальше без операции и отложили в сторону тех, у кого надо было удалять из ран посторонние предметы или складывать кости при переломе. Раненных которых можно было везти было тридцать два человека, тяжёлых было дюжина и операция им была необходима срочно. Деньги у меняя были и операции я оплатил сразу и в сопровождение тяжёлых оставил пятерых и с остальной дюжиной солдат, которые были на ногах остался собирать трофеи. Трофеев было много только после сбора рейтарских доспехов оказалось у нас в наличии четыреста полных комплектов которые после косметического ремонта можно было продать за пару тысяч талеров. Ещё были солдатские доспехи и мушкеты. Этих было двести пятьдесят комплектов. И оказалось в округе бродило семьдесят рейтарских коней, кони сбросили всадников, но далеко не убегали и мы смогли собрать этих коней. Ещё были деньги на трупах собрали двадцать тысяч талеров и деньги в ротной корпорации были — учет денег и трофеев вели те выборные, которые уцелели и по их возгласам и раненные понимали трофеи очень богатые и даже тяжело раненные не хотели покидать роту для лечения опасаясь пролететь мимо своей доли. Но тяжело раненных увезли, не слушая их требований. Меняя, перевязали последнего и подозрительно спросили — зачем залил рану водкой. Я ответил честно — обеззаразил от микробов. Уважение у лекарок я заработал, но вот про микробов они явно не поняли. Но всё равно про заразу и недопустимость грязи они оценили.
Наконец вся эта суета с погрузкой трофеев и формирование строя обоза закончилась, и мы тронулись в путь. Если и были желающие напасть на нас и лишить нас законных трофеев, то они себя никак не проявили. Оставшиеся тридцать километров до имения, где мы должны были сдать груз мы прошли быстро и без приключений и уже в темноте ночи разгрузили сундуки. наличие пломб встречающий нас управляющий проверил не просто тщательно я бы назвал его действия придирчивым издевательством. Он видел изодранные пулями тенты видел, что лошади совсем другие — по клеймам /тавро/ это было ясно. Но тем не менее принимал очень внимательно и придирчиво. Лошадей я покупал взамен погибших и этих лошадей оценили и предложили мне доплатить разницу в сорок два талера. Я плюнул и оплатил. Забрал акт приёма-передачи груза и ушел к возчикам телег, на которых мы везли свои трофеи и с этими телегами мы вернулись в деревню, где рота оставили своих раненых.
Всё что произошло, оказалось вакциной против верности присяги Тилли. Отсутствие помощи в бою и такое издевательство при приеме этого' бесценного' груза и эта издевательская точность в сорок два талера весьма повлияла на мои чувства верности и преданности как герцогу, так и любому другому генералу.
Наш приход в деревню не обрадовал местных крестьян они не ждали ничего хорошего от солдат. Но щедрая оплата и приказ солдатам не обижать крестьян и платить за любую курицу полную цену слегка оттаяли ледяное недоверие и настороженность местных жителей. Теперь и я мог заняться лечением. рана оказалась удачной — сухожилия и мышцы не пострадали и через неделю мне обещали буду прыгать с коня как здоровый. Пока де передвигаться пришлось на повозке или с палкой. Лекарки оказались умелыми и удачливыми врачевателями и раненные быстро пошли на поправку. В деревне отношения к этим женщинам было весьма настороженное и были доносы на них в инквизицию. При нас и приехали арестовывать этих женщин. Приехал старый знакомый монах Иона потому и удалось договориться с ним, чтобы ареста не было. Следствие провели на месте, и инквизиторы не нашли никаких доказательств колдовства или атеизма или ереси и уехали — вопрос решился просто — секретарь и по совместительству оценщик монах Павел, оценил имущество в сто талеров и получив триста талеров наличными — председатель комиссии Иона согласился с моим мнением, что донос ложный. Вот только деревенские женщины не собирались останавливаться и были намерены опять подавать прошения и доносы, и цель у этих деревенских женщин была одна, но очень прозаическая. лекарки были очень красивые. Раз красивые значит ведьмы — логика «железная». Потому и предложил я этим несчастным уйти с нами и стать ротными лекарями. Из наемной роты выцарапать человека сложно. Даже инквизиторы хорошо подумают — оно так надо, чтобы так рисковать.
В ротах была дикая смесь протестантов и католиков и наемники больше верили в свою корпорацию, чем в святые дела.
Продажа трофеев не затянулась. Мы не завышали цены, и покупатели быстро нашли к нам дорогу. Новые комплекты рейтара стоили от двух тысяч талеров и до бесконечности / в зависимости от отделки/ мы же цену не задирали и оставили две тысячи талеров ценой каждого рейтарского комплекта и двести талеров для солдатского комплекта. Разобрали за неделю и у нас после продажи всех трофеев осталось на руках после всех расходов на лечение раненных и проживание — девятьсот тысяч талеров ровно. Считали три раза, но сумма всё равно выходила одна — ровно девятьсот тысяч талеров. Мне из них ушло сразу — триста тысяч талеров. Оставшиеся шестьсот разделили на шестьдесят пять долей — десять долей это капитанские, пять у Франты он теперь лейтенант и оставшиеся двадцать пять человек с этого момента были солдатами на двойном окладе. Вот так и получается шестьдесят пять долей.
Каждая доля вышла — 9 230, 77 талера. Таким образом мне упало ещё — 92307,7 талера и Франте причиталось –46 153,8 талера. Мгновенно все, кто остался в живых стали очень богатыми людьми, и сразу возникли шатания. За солдатскую долю можно было приобрести трактир с гостиницей и ещё оставалось на лет пять безбедной жизни. И сразу десяток солдат из тяжелораненых сообщили о своем желании уйти из ротной корпорации и не испытывать более судьбу. Франта просто купил дом в Праге и лавку по торговле тканями и посадил там управляющей свою жену у него был прекрасный тыл. Но из ротной корпорации он не стал уходить — верил в меня и считал, это не последний такой куш — будет и ещё. Примерно так же поступили, и оставшиеся солдаты они выкупили постоялые дворы в пригородах Праги и оставив там жен и старших сыновей остались в роте. Все десять из них стали капралами и получали под свое командование по плутонгу и остальные пятеро стали сержантами. И сразу же взвыли от того, что я заставил новых младших командиров учиться писать и читать. Особо учеников раздражало, что рядом с ними сидят их жены и сыновья. Убедить учиться я смог только тем, что грамотные лучше воют и мне получиться в новом контракте для грамотных выторговывать условия получше. Женам грамота нужна — что бы управлять постоялым двором и правильно писать отчеты мужу. Это слегка примирило мужей- правда женщины быстрее освоили грамоту и отправились заниматься хозяйством, чтобы не смущать своим умом своих мужей.
Я же купил в Праге оружейную мануфактуру, производящую мушкеты и мануфактуру, производящую сукно. Тот химик который искал золото но смог сделать мне хим.ловушку тоже не остался без дела. Он производил мне особо чистый порох и красители для окраски сукна, которое шло на мундиры солдат роты. Теперь у меня было законченный цикл — мушкеты шли с моей мануфактуры и снаряжение и ткани на форму тоже шли от моих фирм. Два имения поставляли продовольствие.
Когда я всё это выкупил и запустил производство, то и триста тысяч кончились. Но теперь я не зависел от Тилли. Он делал всё то же самое, но в гораздо большем объеме у него были гораздо более масштабные планы. Но после инъекции цинизма в бою в той засаде я более не доверял Тилли и собирался в случае чего выплывать самостоятельно. Ставит на герцога я более не хотел, слишком легко он бросал своих людей и до сих пор резала та