Арбатская повесть
Шрифт:
Далее сообщалось, что «в свободное от работы время» (я жил тогда в Мурманске) «Елкин шнырял по разбитому Кенигсбергу», где у меня «проснулась коммунистическая бдительность» и я нашел «штаб немецкой морской разведки»… И т. д.
Все это читалось как восхитительный приключенческий роман, и когда я познакомил друзей с означенными «документами», они сразу не поверили глазам своим: «Не может быть. Что же в этих газетах — абсолютно неумные люди сидят?!»
К сожалению, я ничем помочь «историкам» не мог: что посеяли, то и пожали…
В одном мнения всех сходились: «снаряды» упали где-то рядом. «Цель» или «накрыта», или косвенно «зацеплена»: иначе из-за чего же такой переполох?!
Среди моих корреспондентов оказался и сын бывшего командующего Сибирской военной флотилией В. М. Томич. Он писал:
«…Мое внимание особенно привлекла весьма хорошо продуманная статья А. С. Елкина «Тайна «Императрицы Марии», значительно подробнее и обширнее изложенная, чем ранее помещавшаяся в номерах журнала «Техника — молодежи». Гибель этого линейного корабля и связанная с ней тайна интересовали меня еще с малолетства, т. к. я очень часто слышал о ней в разговорах
В журналах русского масонства, называвшихся не то «Северный маяк», не то просто «Маяк»… имелся отдельный раздел под названием «Из прошлого русского масонства». В одном из номеров названного журнала под упомянутой рубрикой имелась статья, содержавшая подробности переписки между адмиралом Грейгом и наследником шведской короны — герц. Зюйдерманландским…
Меня больше всего ошеломило то, что адм. Грейг, обращавшийся к герц. Зюйдерманландскому просто «дорогой брат», ссылаясь на постановление масонского «Верховного Совета»… одной из крупных лож, требовал от него ни больше и ни меньше, как измены, т. е. такого расположения его кораблей в предстоящем сражении, чтобы шведский флот понес поражение, ибо так было желательно тому же «Верховному Совету». Еще хуже подействовало на меня то, что герц. Зюйдерманландский, величавший адм. Грейга «знаменитым магистром», просил его заверить «Верховный Совет», что он неукоснительно выполнит все его распоряжения и подставит шведский флот под удары, а также просил подтвердить о своей преданности масонству и готовности и в дальнейшем выполнять все распоряжения «Верховного Совета»…
Много лет спустя, совсем взрослым человеком, изучая ход русско-японской войны 1904—1905 гг. по нашим и иностранным источникам, а также на местах боев и собирая материалы о Цусимской катастрофе, я случайно наткнулся на факт о том, что Рожественский, Фелькерзам и Небогатов были крупными масонами, из коих самой крупной степенью обладал последний. Невольно задумался, вспомнив статью о переписке Грейга с герц. Зюйдерманландским, не решение ли какого-либо масонского «Верховного Совета» они выполняли? Трудно иначе объяснить многие факты, особенно продолжение похода после последней стоянки на Мадагаскаре, когда отпали все стратегические предпосылки движения эскадры на восток для объединения с 1-й Тихоокеанской эскадрой, ввиду полученного известия о капитуляции Порт-Артура. Ведь эти люди, стоявшие во главе эскадр, отнюдь не были круглыми идиотами и абсолютными невеждами. Когда, кажется, и осел сообразил бы о всей бесцельности обреченного флота «на убой дальнейшим походом эскадры!».
Возвращаюсь к событиям 1-й мировой войны и гибели «Марии». Причастность многих бывших моряков к масонским ложам — общеизвестный факт, т. к. масонство было широко распространено тогда на флоте. Знаю, что командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард был таковым, но сведений о принадлежности к масонству адм. Колчака не имею, хотя, судя по «поддержке», оказанной ему «братьями» западными союзниками, можно предположить то же самое, а то, что они же потом выдали его, не опровергает предположений, т. к. иногда подобным образом ложи расправлялись с неугодными или «маврами, сделавшими свое дело»…
Отнюдь не являюсь «паникером» или одержимым ненавистью или «идеей фикс», все же возможность подобного заговора не исключаю и исследую его наряду со всеми другими возможными версиями, в том числе и немецкой подрывной работой».
Версия В. М. Томича была настолько неожиданной, что в нее трудно было поверить. Вероятно, какая-то косвенная причастность масонства к интересующей нас проблеме есть.
Но тщательное изучение всех материалов прямых данных «за» высказанное предположение не дает..
Впрочем, предположения В. М. Томича при внимательном изучении не покажутся фантастическими. Связь русских правящих кругов с масонством была теснейшей. Историк Н. Яковлев, специально посвятивший этой проблеме многие страницы своего замечательного труда «1 августа 1914», на основании впервые публикуемых материалов рассказывает, какие усилия прилагали и прилагают деятели белой эмиграции (в том числе Керенский, Милюков, Дан, Кускова и другие), чтобы общественности не стали известными их темные связи с масонством. Как и связь с охранкой, разведкой и многими иными учреждениями и организациями старой России.
Возможно, обнаружатся в будущем и какие-то материалы о причастности масонов к истории «Марии». Во всяком случае, уже и сейчас нам очевидно, что если и действовали здесь факторы такого рода, то не они определили главный ход событий.
4. МЕНЯ ПРЕДОСТЕРЕГАЮТ: «НЕ ВЕРЬТЕ КОЛЧАКУ!..» ТАЙНА, УШЕДШАЯ НА ДНО АНГАРЫ
Ходы и тропки научного поиска воистину неисповедимы!..
Помните, в «Утреннем взрыве» С. Сергеева-Ценского происходит диалог между двумя героями повести:
«— А каков он из себя, этот Колчак? Интересуюсь как художник, то есть мыслящий образами.
И, спросив это, Алексей Фомич смотрел на Калугина, ожидая от него рисунка головы, лица, фигуры этого командующего флотом.
— Колчак… он, говорят, из бессарабских дворян, впрочем, точно не знаю, — сказал Калугин. — Каков из себя?.. Брови у него черные, как две пиявки, нос длинный и крючком…
— Гм… Вон ка-кой! — разочарованно протянул Сыромолотов. — До него был адмирал Эбергард, швед по происхождению… Как мы гостеприимны!.. А я слышу, читаю: Колчак, и даже не понимаю, что это за фамилия такая!
— Гриб такой есть — колчак. Южное название, — пояснил Калугин.
— А-а, гри-иб! Вот что скрывается под этим таинственным словом! — протянул Сыромолотов.
— Гриб!..
Как вы уже знаете, сразу после катастрофы среди других версий бытовала и та, что якобы самому А. Колчаку, командовавшему тогда Черноморским флотом, был на руку взрыв «Марии», дабы… «уничтожить гнездо революционной заразы».
Не раз и не два во время нелегкого, порой изнуряющего поиска тайны «Императрицы Марии» приходила мне в голову мысль явно несостоятельная: «Как бы узнать — что думал и предполагал по этому поводу сам командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. В. Колчак?» Его свидетельство в таком деле немаловажно!
Но как такое свидетельство раздобудешь? Десятки раз перечитываю «Допросы Колчака», проведенные перед его расстрелом.
Заседание Чрезвычайной следственной комиссии 24 января 1920 года:
«Алексеевский. Что касается взрыва, то было бы важно, чтобы вы сказали, чему вы после расследования приписывали взрыв и последовавшую гибель броненосца.
Колчак. Насколько следствие могло выяснить, насколько это было ясно из всей обстановки, я считал, что злого умысла здесь не было. Подобных взрывов произошел целый ряд и за границей во время войны — в Италии, Германии, Англии. Я приписывал это тем совершенно непредусмотренным процессам в массах новых порохов, которые заготовлялись во время войны. В мирное время эти пороха изготовлялись не в таких количествах, поэтому была более тщательная выделка их на заводах… Другой причиной могла явиться какая-нибудь неосторожность, которой, впрочем, не предполагаю. Во всяком случае, никаких данных, что это был злой умысел, не было».
Колчак был знаком с выводами Комиссии, и «наивность» его размышлений несерьезна, деланна.
О «Марии» в стенограммах мало. Да это и понятно. Разве могли интересовать тогда следователей, допрашивавших едва ли не главного деятеля русской контрреволюции, подробности оттесненной грозными событиями на невидимо-далекий план трагедии 1916 года! Поважнее были дела у этих следователей.
И вдруг — еще одно письмо из-за океана:
«Прочитал ваши очерки в «Технике — молодежи», который купил по случаю в Нью-Йорке. Посылаю вам вырезку из здешних белоэмигрантских газет, которые резко выступили против вас. Конечно, вся их истерика несерьезна. Для них ваш очерк — лишь очередной повод вылить ушат грязи на Советскую Россию… Не знаю, может быть, мое письмо поможет вам в вашем поиске. Хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Вы, безусловно, читали стенограммы «Допросов Колчака» (они изданы в СССР). Так вот хочу вам сказать, что многому в показаниях Колчака верить нельзя. В том числе и тем из них, которые касаются причин гибели линейного корабля «Императрица Мария».
Мне, как офицеру русского флота, довелось быть во время описываемых событий в Севастополе. Работал я в штабе Черноморского флота. Наблюдал за работой Комиссии по расследованию причин гибели «Марии». И сам слышал разговор Колчака с одним из членов Комиссии. Колчак тогда сказал: «Как командующему, мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убежден — здесь диверсия. Хотя мы и не располагаем пока конкретными доказательствами…»
Почему Колчак на допросах говорил иначе? Мне, конечно, это трудно объяснить. Но понять адмирала можно: слишком за многое ему приходилось тогда отвечать, и брать на себя всякую давнюю, пусть косвенную «вину» в тех обстоятельствах было в положении Колчака явно нецелесообразно.
Сейчас слишком многое изменилось в мире. Вроде бы улеглись страсти (хотя поведение белоэмигрантской печати убеждает в обратном). Пришла пора объективно разобраться в истории. Потому я и решил написать это письмо…»
Автор этого письма просил не называть его фамилии.
Еще и еще раз анализирую стенограммы допросов. Да, ох как часто адмирал, мягко говоря, уклонялся от истины. Обратите внимание на показания Колчака Чрезвычайной следственной комиссии 21 января 1920 года («Допросы Колчака. Протоколы заседания Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака. Стенографический отчет». Центрархив. Гос. изд-во. Л., 1925):
«Колчак. Я родился в 1873 году, мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде, на Обуховском заводе. Я женат формально законным браком, имею одного сына в возрасте 9 лет.
Попов. Вы являлись Верховным Правителем?
Колчак. Я был Верховным Правителем Российского Правительства в Омске… Моя жена Софья Федоровна раньше была в Севастополе, а теперь находится во Франции. Переписку с ней вел через посольство. При ней находится мой сын Ростислав.
Попов. Здесь добровольно арестовалась г-жа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
Колчак. Она — моя давнишняя хорошая знакомая; она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам — больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней, и затем, когда я должен был уехать по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда до того времени, когда я был задержан чехами. Когда я ехал сюда, она захотела разделить участь со мною.
Попов. Скажите, адмирал, она не является вашей гражданской женой? Мы не имеем права зафиксировать этого?
Колчак. Нет.
Алексеевский. Скажите нам фамилию вашей жены.
Колчак. Софья Федоровна Омирова. Я женился в 1904 году здесь, в Иркутске…»
Но известно, что фактически женой Колчака уже давно была именно она — Анна Васильевна Тимирева…
Вместе с расстрелянным Колчаком на дно Ангары ушла, казалось бы, навсегда еще одна частичка тайны гибели линкора «Императрица Мария».
В поиске такого рода, какой я вел, дорога каждая открывшаяся вдруг новая тропка. Перечитываются сотни книг, рукописей, материалов. Вдруг какое-то упоминание, вскользь брошенная фраза дадут след!
В сборнике «Разгром Колчака» (М., Воениздат, 1969) о княжне Тимиревой сказано немного. Но существенно для понимания ее участия в событиях. Иван Николаевич Бурсак, коммунист с 1917 года, в январе — феврале 1920 года — комендант Иркутска и начальник гарнизона, в воспоминаниях «Конец белого адмирала» рассказывает: