Ардабиола
Шрифт:
— Что это? — вырвалось у девушки.
— Это все мы с вами сейчас будем пить и есть, — не улыбнувшись, сказал бритый.
— Слушайте, если вы думаете, что я буду частью вашего психологического эксперимента… — вспылила девушка. — Остановите, наконец, машину!
Бритый вдруг круто завернул и затормозил, взобравшись правыми колесами на тротуар, так что музыкальная дрожь прошла по всем бутылкам. Мебельный фургон, громыхая, промчался мимо, и оттуда яростно погрозил волосатый кулак с наколкой.
Бритый выключил зажигание и, откинувшись спиной, закрыл глаза. Голубые шарики, светящиеся изнутри, исчезли под мертвыми веками. Лицо вдруг потеряло силу черт, стало безжизненным, как будто вот-вот распадется. Только морщины на лбу сохраняли свою резкость. Их было ровно три.
— Вы что, меня не слышите? — срывающимся голосом почти закричала девушка.
— Слышу, — ответил бритый. — Вы вышли из трамвая. Но вы не сели в мою машину.
«Сумасшедший, — подумала девушка. — А может быть, он просто болен и у него горячка? Белая горячка?» И вдруг, к своему ужасу, почувствовала, что не может открыть дверцу машины — рука не поднимается. «Гипнотизер? — мелькнула лихорадочная мысль. — Почему я сижу с ним, как дура, и не выхожу из машины? Нет, он не гипнотизер… и непохож на мошенника». И вдруг внезапно возникшим в ней материнским чутьем она догадалась: он смертельно устал, и ему просто-напросто хочется спать. Может быть, он уже спит? В бритом, беспомощно откинувшемся на спинку сиденья, было что-то от мальчишки. Вконец измотанного мальчишки.
— Что с вами? — осторожно прикоснулась она к его руке, словно стараясь убедиться в том, что он не умер. — Вы спите?
— Нет, я не сплю, — ответил бритый, не открывая глаз. — Но спать мне очень хочется. Я не спал уже трое суток.
— Ну и поспите… Хотите, я посижу рядом с вами, пока вы спите? — сказала она неожиданно для себя, сама пораженная тем, что не уходит и не может уйти.
— Хочу… А вот спать не смогу. Я только немножко отдохну. Можно?
Она даже не ответила «можно». Только спросила:
— А почему вы не спали трое суток?
— Самоутверждался… Пытался стать гениальным, — еле прошевелил он губами, пробуя усмехнуться над собой.
— И получилось? — попробовала усмехнуться и она, но тоже не вышло.
— Кажется, да… — Он открыл глаза, и она увидела красные прожилки бессонницы вокруг голубых шариков. — Черт с ней, с моей гениальностью. Но вы знаете, мне сейчас никак нельзя умирать. Я должен быть осторожен с собой, как с драгоценностью. Мне нельзя летать на самолетах, потому что они разбиваются. Мне не стоит водить машину, потому что какой-нибудь пьяный идиот может в меня врезаться. Мне даже на улицу лучше не высовываться — вдруг на меня свалится кирпич. Меня нужно запереть в четырех стенах лаборатории и приковать для надежности цепью. Я, кажется, сделал великое открытие… Знаете, может быть, я — сегодня самый нужный человечеству человек…
— Многие так про себя думают, — сказала девушка. — Я почему-то не могу выносить лицо одного телевизионного диктора. Он, безусловно, уверен в том, что он — самый нужный человечеству человек. А он просто-напросто жирный попугай в галстуке и запонках.
— Вы не очень нежны в определениях, — сказал бритый. — Еще в окне трамвая я заметил, что, несмотря на вашу растерянность перед жизнью, у вас жесткие серые глаза. Это спасет вас. Или убьет. От растерянности иногда становятся злыми. По-моему, и кепку вы носите от злости. Для вас кепка то же, что для меня бритая голова. Я ее обрил сегодня. Назло. Кому точно — не знаю, но назло. А все-таки вы думаете — какой человек сегодня самый нужный? Сразу для всех стран, для всех людей?
Девушка задумалась.
— Человек, который дал бы людям общую веру во что-то, — запинаясь, сказала она всерьез.
— Чепуха! — с веселой уверенностью воскликнул бритый, оживая на ее глазах. — Общей веры для всех никогда не может быть! Как может быть общая вера во что-то у мерзавца с честным человеком? На этом все христианство заклинилось, и не только оно… Общая вера во что-то — это слишком размыто, бесплотно… С конкретным злом можно бороться только конкретными идеями. Подумайте — какое конкретное зло сейчас угрожает всем?
— Война, — сказала девушка. — Вы что, изобрели антибомбу?
Бритый погрустнел, его голубые шарики на миг потеряли внутреннее свечение.
— Нет, антибомбы я не изобрел. А жаль, — тихо сказал он и опять ушел в себя, закрыл глаза. — Но я создал ардабиолу.
— Что? — не поняла девушка.
— Ар-да-би-о-лу, — терпеливо произнес он по складам, не открывая глаз. — Я никогда не отличался скромностью. Моя фамилия Ардабьев. Но это не только моя фамилия. Это фамилия моего отца. Моего деда. И дальше, дальше. По семейным преданиям, фамилия произошла от выражения «Орду бьем…».
— А что же такое — эта ваша ардабиола?
— Это растение. Хотите посмотреть? — Не дожидаясь согласия, он открыл снова засветившиеся голубые глаза и, обернувшись назад, извлек из-под груды зелени ничем особенным не приметную ветку, на которой висело несколько небольших зеленых плодов. — Не правда ли, они похожи на фейхоа?
— Я никогда не видела фейхоа, — призналась девушка. — Это, кажется, японский фрукт?
— Почему японский? Он растет и у нас, на побережье Черного моря, — словно обиделся Ардабьев.
— Я никогда не была на море.
— Будете… Море от вас не убежит. Но это растение ничего общего не имеет с фейхоа. Оно — дитя насекомого и другого растения.
«Сумасшедший, — утвердилась в своем опасении девушка и снова захотела выйти из машины, и снова не смогла. — А вдруг он вправду — гений?»
Теперь уже не сзади, а справа раздался воинственный клич грузовика, пытавшегося выехать из ворот, которые, оказывается, загородил оранжевый пикап. На воротах была надпись: «Швейная фабрика имени Рихарда Зорге».
Ардабьев с тяжким вздохом свел машину снова на трамвайные рельсы.
— Вы знаете этот район? — спросила девушка.
В его глазах появилось смущение, и ее испуг сразу растворился в их мальчишеской голубизне.
— Нет, — честно признался он. — Я просто ехал за вашим трамваем и понятия не имею, где мы сейчас.
— Поверните в следующий переулок направо. Вот так… Теперь поезжайте прямо под знак. Не бойтесь, здесь нет милиции, — скомандовала девушка. — Ну вот, мы и приехали. Здесь нам не будут мешать ни мебельные фургоны, ни грузовики швейных фабрик. Рассказывайте мне про вашу ардабиолу…