Арена мрака
Шрифт:
– Итак, сколько сбежало? – спросил сержант.
– Четверо, – ответил Моска.
Сержант взглянул на него.
– Что же ты, мудак, наделал?
И в первый раз после обнаружения пропажи пленных Моска ощутил чувство стыда и страха. Но ярости он не почувствовал.
Сержант вздохнул:
– Все шло хорошо, пока оно шло. Теперь знаешь что тут начнется? – И добавил мягко:
– Вставят тебе, парень, по первое число, ты понимаешь?
Оба стояли, молча глядя друг на друга, и думали о беззаботной жизни, которая им тут выпала: ни побудок на заре, ни строевой подготовки, ни инспекций, ни вечного страха – почти как на гражданке.
Сержант расправил плечи и свирепо взглянул на пленных.
– Ладно, давай поглядим, что нам делать с этими гадами. Ахтунг! – заорал он и стал ходить перед вытянувшимися по стойке «смирно» немцами. Некоторое время он молчал, а потом начал говорить с ними по-английски:
– Ну ладно. Теперь ясно что к чему. Праздник закончился. С вами, ребята, обращались тут по-человечески. Неплохо кормили, мягко стелили. Работой не утруждали.
Когда кто-то из вас чувствовал недомогание, мы говорили: ну полежи, полежи в бараке, оклемайся. У кого есть какие-нибудь жалобы – шаг вперед! – Сержант сделал паузу, словно ждал, что кто-то и впрямь выйдет из строя. – О'кей, а теперь посмотрим, как вы нас за это сумеете отблагодарить. Кто-то ведь знает, куда ушли эти четверо. Скажите нам. Мы запомним и в долгу не останемся. – Сержант остановился и оглядел строй.
Он ждал, пока те перешептывались, переводя друг другу его слова. Но когда они успокоились, никто не вышел вперед.
Тогда сержант изменил тон.
– Ну ладно, скоты! – Он повернулся к джипу и сказал водителю:
– Поезжай к баракам и привези двадцать штыковых лопат и двадцать совковых.
Возьми еще четырех человек и джип. Если офицеры про это не прознают, может, и пронесет. А если этот мудачок-сержант из хозснабжения будет гавкать, скажи ему, что я вернусь и прошибу ему башку.
И он жестом приказал водителю выполнять приказ.
Потом усадил пленных на траву.
Когда приехали оба джипа с дополнительными людьми и прицепом, груженным лопатами, сержант выстроил пленных в две колонны лицом друг к другу. Он раздал лопаты и, поскольку на всех не хватило, приказал лишним пойти на дальний край вырубки и лечь там на траву ничком.
Никто не проронил ни слова. Пленные стали рыть длинную траншею: те, у кого были штыковые лопаты, копали грунт, те, у кого были совковые, относили землю в сторону. Они работали очень медленно. Охранники разбрелись по вырубке и стояли, подперши деревья и показывая своим видом, что им все безразлично.
Сержант подмигнул Моске и громко сказал:
– Умелый блеф всегда помогает. Смотри, что сейчас будет.
Он подождал, пока пленные выроют траншею поглубже, и приказал прекратить.
– Кто хочет что-нибудь сказать? – спросил он с мрачной усмешкой.
Все молчали.
– Ладно. – Сержант махнул рукой. – Продолжайте копать.
Один из пленных бросил лопату. Он был молодой, розовощекий.
– Пожалуйста, – сказал он. – Я хочу сказать.
Он зашагал прочь от своих соплеменников к охранникам.
– Валяй! – сказал сержант.
Немец молча стоял и смотрел на него. Он с опаской оглянулся на пленных. Сержант понял.
Он взял немца под руку и повел его к джипу. Там они тихо переговаривались под напряженными взглядами пленных и охранников. Сержант слушал, склонившись всем своим могучим телом над пленным, которому он по-отечески положил руку на плечо. Потом он кивнул и помог парню забраться в джип.
Пленные залезли в кузовы трех грузовиков, и караван двинулся через опустевший лес. В замыкающем колонну джипе ехал сержант. Его пышные усы трепал встречный ветер. Они выехали из леса и оказались в открытом поле. Было странно видеть знакомый пейзаж в непривычном освещении – в лучах яркого, красноватого предвечернего солнца.
Повернувшись вполоборота к Моске, сержант сказал:
– Твой приятель уже давно это замыслил. Но ему не повезло.
– Где он? – спросил Моска.
– В городе. Я знаю, где именно.
Караван въехал в лагерь, а оба джипа резко развернулись и помчались в город. Они ехали друг за другом, словно связанные коротким тросом, по главной улице и на углу перед кирхой свернули направо и остановились у небольшого каменного дома. Моска с сержантом пошли к двери. Двое солдат из второго джипа обошли дом сзади. Остальные солдаты остались сидеть в машинах.
Дверь распахнулась прежде, чем они постучали. Перед ними стоял Фриц. На нем были поношенные синие штаны, белая рубашка и темный пиджак. Он неуверенно улыбнулся.
– Остальные наверху, – сказал он. – Они боятся спуститься.
– Позови их, – сказал сержант. – Поднимись к ним и скажи, что им ничего не будет.
Фриц подошел к лестнице и крикнул по-немецки вверх:
– Все в порядке! Спускайтесь! Не бойтесь!
Наверху хлопнула дверь, и трое пленных медленно спустились по лестнице. Они были одеты в потрепанную цивильную одежду. На их лицах был написан испуг.
– Идите в джип, – сказал им сержант и спросил у Фрица:
– Чей это дом?
Немец поднял глаза. В первый раз он посмотрел на Моску.
– Одной моей знакомой. Не трогайте ее, она это сделала, потому что… она одинока. Война тут ни при чем.
– Выходи! – сказал сержант.
Все вышли из дома. Сержант свистнул двум солдатам, все еще сторожившим заднюю дверь.
Джипы тронулись. По улице шла женщина и волокла огромный сверток. Увидев пленных в джипе, она повернулась и заспешила обратно. Сержант криво усмехнулся и сказал Моске:
– Ох уж эти бабы!
На пустынном участке дороги, на полпути к лагерю, сержантский джип притормозил у обочины. Другой джип встал за ним. Справа от дороги тянулось каменистое пастбище, за которым метрах в двухстах темнел лес.
– Всем вылезти из машин! – приказал сержант.
Пленные соскочили на дорогу и встали, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Сержант некоторое время пребывал в раздумье. Он покрутил усы и сказал:
– Вы, ребята, отвезите этих фрицев в лагерь, выгрузите лопаты из прицепа и возвращайтесь! – Он указал пальцем на Фрица: